Танец на острие клинка

Глава 11

А «ещё» случилось через два дня.

Кормщик, решив, что мы достаточно оторвались от холодов и драккару не грозит вмёрзнуть в речной лёд, объявил команде отдых и на ночь причалил к берегу.

Село, выбранное для ночёвки, большое, торговое, у причала суетливое. Народ толчётся около разномастных купеческих судёнышек. Кто выгружает товар, а кто, напротив, грузится. Катили бочки, согнувшись под тяжестью, тащили тюки и мешки, кто-то громко ругался.

Оставив на судне охрану, команда сошла на берег. Держась за руку Хьярти, спустилась по мосткам и я. К нам сразу же бросились местные мальчишки, наперебой расхваливая тёплый ночлег, вкусную еду, жаркие бани — всё то, в чём нуждаются усталые путешественники. Жених же мой спросил, есть ли в поселении храм и где он находится.

Самый бойкий мальчишка вызвался проводить за монетку малую и всю дорогу бежал впереди, изредка на нас оглядываясь. Я тоже озиралась по сторонам, дивясь высоким деревяным заборам, вдоль которых пролегала дорожка из широких досок. Дерево здесь использовали щедро, а вот каменных строений не было вовсе. Даже храм, к которому мы подошли, был сложен из толстых брёвен.

У нижней ступени высокого крыльца я вдруг резко остановилась, отпустив руку Хьярти.

— Что случилось? — обернулся ко мне жених.

— Мне кажется, неправильно это… — кивнула я на вход в жилище чужого бога. — У меня вера другая, и просить соединить наши жизни здесь…

— И у моего народа боги другие, — ответил жених, решительно беря меня за руку. — Только какая разница, если они все живут там… за облаками. Жрец, говоря со своим всевышним, попросит о благословении нашей семьи и у наших богов. Пошли!

Жрец с нескрываемым интересом разглядывал нас, немного склонив голову к плечу.

— Что привело вас в мой храм, дети?

Называя нас детьми, служитель несколько погорячился. Не так уж он был зрел годами. Может быть, лет на пятнадцать старше Хьярти.

— Соедини наши судьбы, жрец! — решительно сделал шаг к центру храма мой жених, увлекая и меня за собой.

— Вы уверены в этом… дети? — голос жреца мягкий, тягучий.

— Уверены! — резко отвечает Хьярти, а я только киваю.

Меня так учили: невместно женщине в разговор мужчин вмешиваться.

Начало ритуала не запомнилось. Жрец что-то говорил, обращаясь то к Хьярти, то ко мне. Потом подвёл к ярко освещённому возвышению, дал откусить от хлеба по кусочку, запить из чаши по глоточку. Остальное возложил на жертвенник, отдавая богам как подношение и приглашение к пиру свадебному. Удивило то, что смоченный непонятным напитком каравай сам собой исчез, хоть я и глаз с него не сводила.

— Ваша жертва принята, — возвестил жрец. — Ваши судьбы связаны. Боги благословили вас. Ступайте с миром, дети.

Мы и пошли.

У крыльца ждал тот же мальчишка. Хитро взглянув на нас, поманил Хьярти в сторонку и горячо принялся что-то тому доказывать. Муж — надо же, я мужнина жена! — задумчиво почесал в затылке, взглянул на меня и кивнул, отдавая ещё одну монету.

— Пойдём, — позвал он, и мы вновь куда-то пошли за нашим провожатым.

Узкая дверца в заборе впустила нас в тесный крытый двор, застеленный досками. По левую руку ступени крыльца, по правую хозяйственные постройки, прямо проход в открытое пространство, огороженное плетёной оградой.

— Комнату для вас мамка сейчас приготовит, — махнул в сторону дома провожатый. Потом кивнул в другую сторону: — Там баня, где сестрицы твою жонку намоют и напарят. Потом, пока девки косы сушить будут, и ты попаришься.

Парнишка быстро протопал по ступенькам крыльца, что-то крича на ходу.

— Хозяин, — усмехнулся Хьярти.

Мы, смущённо переглядываясь, топтались во дворе, не зная куда идти и что делать. Забавно было осознавать — нашу первую ночь взялся обустраивать мальчишка, но так было лучше, чем возвращаться на драккар.

Через минуту из дома выскочили две девушки примерно моего возраста. Они были очень похожи на брата. Такие же вздёрнутые носы, белёсые ресницы и голубые глаза. Со смехом подхватив под руки, девчата увлекли меня к крайней постройке, которой оказалась хорошо протопленная баня.

Помогая раздеться, расплести косы и провожая в мыльню, девчушки, не умолкая, что-то щебетали. Только я их почти не понимала. Язык казался похожим на русский, который я знала уже неплохо, но встречалось много незнакомых слов. Только по смыслу поняла, что повезло мне с мужем: и тороватый он, и баский, и видно — не вахлак, а вовсе даже смазень. Я так устала, пытаясь понять смысл восхвалений, что просто перестала их слушать.

Уже в доме, просушивая волосы и утоляя жажду ягодно-травяным отваром, пришла я в себя. Хозяйка дома, мать девчонок и мальчика, что привёл нас на постой, выгнала всех из комнаты и спросила, кивнув на постель:

— Впервой будет?

Я смущённо кивнула. А женщина открыла сундук и стала перестилать постель.

— Простынь новая, — объяснила она смену белья. Улыбнулась ободряюще и ушла.

За три дня подготовки к встрече с вальди нам, новым обитательницам гарема, старшие женщины и евнухи немало рассказали о том, как следует себя вести в постели, дабы понравиться господину. Заплетая в косы просушенные волосы, я вспоминала давнюю науку и думала, что из этого следует сделать. Задумалась так, что не услышала, как тихо скрипнула дверь и в полумрак жарко натопленной комнаты вошёл Хьярти.

— Голубка моя, — хрипло прошептал муж, нежно прижимая к себе, а у меня все наставления из памяти разом улетучились.

— Пора… — неохотно выпуская меня из кольца жарких рук, с сожалением вымолвил Хьярти. — Кормщик шуметь будет, если отход задержим.

Понимая, что надо вставать, я едва ли не силой заставила себя отодвинуться от ставшего за одну ночь таким родным и желанным мужа. Чувствуя лёгкое головокружение — почти всю ночь глаз не сомкнули, — спустила ноги на прохладный пол и потянулась за одеждой. Хьярти тоже вскочил и споро принялся натягивать штаны. Мой взгляд задержался на простыне. Ох, неловко-то как! Хозяйка нам новую постелила, а мы её измазали моей девственной кровью.

Поспешно одевшись, я принялась торопливо стягивать с перины полотно, думая о том, где бы замыть и просушить повесить.

— Ты что делаешь? — глядя на мои суетливые хлопоты, спросил муж.

— Надо бы простынь простирать, а то как хозяйке возвращать буду, — комкая ткань так, чтобы скрыть кровавые пятна, ответила я.

— Ланат, голубка моя, нельзя это смывать! — воскликнул Хьярти. — Хозяйке я уже за полотно заплатил, и оно теперь наше. Простынь с девственной кровью жены — оберег для семьи. Разве ты не знала? У моей бабки всю жизнь хранилась, и у матери тоже. Помню, заболел в детстве сильно, и меня такой простынью накрывали, чтобы выздоровел. Сложи аккуратно, прибери в суму свою и храни до самого дома. А там уже в сундук переложишь.

Дивясь тому, что тётушки не рассказывали мне о подобном обычае, я с теплотой подумала о том, как Хьярти планирует наше совместную жизнь. Ещё до места не добрались, а уже велел в сундук простынь положить.

Хороший мне муж достался. Нежный, заботливый, хозяйственный.