Сталинский дом. Мемуары

* * *

У нас были подшивки „Нивы“. „Сатирикона“ и „Столицы и усадьбы“.

В „Ниве“ царил дух религиозный, чего я, естественно, не понимала: религия никоим образом в окружающей меня жизни не присутствовала. Серо-черные иллюстрации в „Ниве“ мне очень нравились. Там били в просвет между тучами аккуратно обрезанные полосы света, похожие на лучи прожектора в московском небе 7 ноября во время праздничного салюта, и как-то с этими прожекторами была связана худощавая фигурка в длинном одеянии, очень реальная. Я думала, это фотография, как на других страницах, где красовались солдаты с бравыми усами и сестры милосердия в белых платках, так искусно повязанных, что голова оказывалась в широкой белой раме. У человека с фотографии, где били прожектора, усов не было; а только жидкая бородка. Над головой — круг. Наверное, такая шляпа.

В нескольких номерах“ Нивы» печаталась история с продолжением. Увы, ни начала, ни конца — журналы были разрозненные. Картинка состояла из черно-белых точечек, складывавшихся в изображение индийского храма. Там сидела богиня смерти Кали, многорукое чудовище с головой красавицы, а перед ней — груда черепов. Что касается собственно истории, которую мне удалось прочитать, то в ней фигурировал молодой англичанин, попадающий в затерянный в джунглях храм в поисках сокровищ и статуя богини, душащая дерзкого пришельца своими многочисленными, как щупальца у спрута, руками. Брр…

Журнал «Столица и усадьба» с подзаголовком «журнал красивой жизни» привлекал меня яркой цветной картинкой, которая помещалась посередине светло-бежевой мягкой обложки. Дамы в фижмах среди пирамидками выстриженных деревьев, дородная красавица, чернобровая и румяная, пьющая чай из блюдечка, излучина реки… Как я теперь предполагаю, репродукции Бакста. Бенуа, других художников Серебряного века. Внутри — бумага толстая, глянцевая. На фотографиях — очень четких — гостиные, кабинеты, парки со статуями и фонтанами, ампирные усадьбы с колоннами, постоянный порядок линий и света, каждая деталь на своем выверенном месте.

В «Сатириконе» все, наоборот, было как в кривом зеркале. Кривое зеркало не метафора. Существовал такой аттракцион в Парке культуры и отдыха имени Горького, меня туда водили. Вероятно, этот павильон относился к отдыху — там полагалось смеяться, глядя на свое отражение. Все без исключения, даже самые красивые, превращались в уродов — то жирных с огромной расплывшейся башкой, то длинных, до потолка, с тонюсенькими мушиным шеями.

Вот такие картинки были и в «Сатириконе». Мне объяснили, что они называются «карикатура». Помню одну такую рожу, а под ней надпись: «Мое лицо — венец творенья, оно крутилось в колесе…» Читала и перечитывала забавлявший меня рассказ от лица младенца, от него осталась в голове лишь одна фраза: «Проигрался в макашку до последней пеленки». Я думала, что макашка это мокрая пеленка. А ведь несомненно имелась в виду карточная игра «Макао».

Кстати, название пьесы Тренева «Любовь Яровая», которое в ту пору мне часто попадалось на афишах, я очень долго воспринимала как любовь яровая, в смысле не озимая. То есть любовь, проистекающая в пору сева яровых. Про яровой и озимый клин я понимала очень хорошо, об этом беспрестанно бубнило радио.

К несчастью, и «Нива», и «Столица и усадьба», и «Сатирикон» жили у нас не долго и куда-то исчезли, как вообще исчезает все на свете.