Замуж за мажора

Глава 29

Кирилл

В ресторане битком. Со всех сторон приборы стучат о тарелки и льются тихие чужие разговоры. Отключив периферийный слух, наворачиваю салат. Голодный. Я всегда голодный, особенно когда весь день в бегах.

— Я посмотрела твою успеваемость, — довольно говорит мама. — Очень хорошо. Ты моя гордость.

— Всегда пожалуйста. — Убрав пустую тарелку, принимаюсь за стейк.

Помешивая в собственной тарелке пасту, мама наблюдает за мной, и улыбается.

Да уж, есть чему радоваться. Я будто из голодного края, и по счету платит она.

Мои успехи в любом начинании мать расценивает, как свои собственные. Не берусь оспаривать, она в меня много сил вложила. Можно сказать, носом тыкнула туда, куда мне стоит двигаться. Еще классе во втором определила сильные математические стороны моих мозгов и начала прокачивать их по полной. Вместе с другими моими сильными сторонами, в частности, с многозадачностью.

Ужинать вдвоем у нас довольно распространенная традиция. Как бы я не скрывал, она прекрасно знает, что компания отца, будь то обед, завтрак или ужин, для меня утомительное занятие, но это мы с ней никогда не обсуждаем. Мы никогда не обсуждаем его, только если совсем прижмет. Например, если я нарвусь на “ата-та”.

— Новый год отпразднуем дома, — оглашает список мероприятий. — Семьей.

— Класс, — бормочу, набивая рот сочным мясом.

— Четвертого у отца Марины юбилей. Ты же в курсе?

Глядя в тарелку, медленно жую.

Я знаю, что у границ моей дозволенности есть пределы, но…

Я также знаю, что ни Юбилей отца Марины, ни юбилей ее матери, ни даже собаки ее матери, не смогут изменить решения, которое я принял.

Возможно, когда я его принимал, был слегка под кайфом. Я и сейчас слегка под ним.

Мое решение возможно абсолютно нерациональное, но мне уже пофиг.

Впервые в жизни я рационально думать не хочу. Я честно попытался это сделать, а потом решил, что впервые в жизни по-настоящему хочу что-то для себя. Не для родителей, не для Марины или ее родителей.

Я хочу, и я это возьму.

Мою Калинину.

Стейк комом застревает в глотке, потому что, отпустив мысли, я даже жевать забываю.

На языке фантомом вспыхивает вкус ее кожи. Маленького розового соска, который я чуть не сожрал вместе с ее пышной белокожей грудью позавчера вечером. Я чуть не обкончал собственные трусы, пока моя тихоня использовала меня и в хвост, и в гриву, знакомясь со своим первым огразмом.

Она так смутилась, что просто каюк. Думал, расплачется. Дурочка моя.

Твою мать…

Не знаю, как вообще отлепился от нее, чтобы домой вернуть. И как она отлепилась. Я ее такой тактильной еще никогда не видел.

Сжимаю пальцами вилку.

Я не пророк. Я хрен знаю, как у нас все сложится, но теперь я не хочу отказываться от мотылька в пользу чего-то хотя бы на сотую, сука, долю менее настоящего. Теперь такой расклад мне кажется диким.

Я не откажусь. Нихрена подобного.

Она моя. Во всей моей жизни — она единственное, что целиком и полностью принадлежит мне.

Когда это стало таким важным? Не знаю, возможно всегда было, просто я не замечал.

Мы не виделись два дня, а меня уже плющит. Вчера у меня был пятничный ужин “с семьей”, на который я решил не опаздывать, потому что тачка нам с Аней нужнее, чем мое желание повыкаблучиваться и побесить отца. Сегодня не было времени выловить Калинину даже на пять минут. Я даже не в курсе, чем она сейчас занимается. Кажется, собиралась куда-то с дедом.

Подняв глаза от тарелки, смотрю на мать и говорю:

— Мы с Мариной расстались.

Ее эмоции можно описать, как “находящиеся под контролем”, но я прекрасно знаю, что новость ей не понравится. Ей слишком нравится Марина. Как потенциальная мать ее внуков и как потенциальный член семьи Марина устраивает ее на все сто пятьдесят процентов.

Отпив вина, мать прочищает горло.

— Не стоит рубить с плеча, — советует авторитетно. — Вы молоды. Поссоритесь, потом помиритесь. Марина девочка умная, а ты, Кирюш, все же не подарок. Главное смотреть шире. И в будущее. Крепкая семья — это большая работа, и с кем ее создавать — лучше решать взвешенно. На трезвую голову.

Железобетонная логика, которую я уже слышал.

Но отчего-то теперь она мне нихрена на заходит. Мне не заходит думать о своей идеальной крепкой семье с Мариной, когда в моих мозгах все мысли о том, чтобы взять телефон и спросить у Ани где она в данный момент находится, потому что хочу услышать ее голос и потому что знаю — она хочет услышать мой.

Логика и рациональность могут отправляться в зад.

— Я встречаюсь с другой девушкой. — Смотрю матери в глаза, сопроводив свои слова неким подобием улыбки.

Снова откашливается.

— Даже так, — тянет, потирая пальцами кулон на шее. — И, кхм… кто она?

— Ты ее не знаешь, — начинаю издалека.

— Ну, я много кого знаю, сын. — Снова принимается за еду. — Может быть я знаю ее родителей. Кто ее родители?

Размяв до хруста в позвонках, забиваю гол:

— У нее нет родителей. Она сирота.

Мать перестает жевать, медленно поднимая на меня глаза.

Нам обоим достоверно известно, что в круге нашего общения никаких затерявшихся сирот нет. И само по себе это означает, что она не из нашего круга, и даже не из близлежащих.

Не нужно “пускать” в дом посторонних. Так она говорила когда-то.

Я ждал этого взгляда. Именно поэтому встречаю его своим. Смотрю, не собираясь сдаваться или сдавать назад. Смотрю так, чтобы она это поняла. Я мог ослушаться отца, мог ослушаться ее саму, но почти никогда не делал этого в открытую, но сейчас такой расклад не пройдет. Именно поэтому не отвожу глаз, забив на то, что пауза за нашим столом растянулась в целую минуту. Целую минуту я смотрю в глаза своей матери, давая ей понять, что не уступлю. Только не в этот раз.

— Что ж. — Улыбается натянуто. — Познакомишь?

— Конечно, — киваю. — Возьму ее с собой на юбилей Марининого отца.

Ее глаза снова впиваются в мои. Я готов и в этот раз. На этот раз мы справляемся быстрее и расходимся по углам за полминуты.

— Как твой семинар? — перевожу тему, как хороший сын. — Можно с чем-нибудь поздравить?

— Да. — Бросает на меня еще один пристальный взгляд, возможно в надежде, что я одумаюсь. — Моя статья ушла на конкурс. Могу получить премию или ничего не получить. Но главное не победа, а участие.

— Получишь премию, отпразднуем. — Я точно знаю, что она не стала бы участвовать в конкурсе, если бы не собиралась в нем побеждать.

Продолжаем осваивать пространство нейтральных тем, и к концу ужина я почти расслаблен.

Пока она расплачивается по счету, иду в туалет, по дороге набирая сообщение Марине: “Нужно поговорить”.

Забросив мать домой, возвращаюсь в центр.

За два дня до Нового года он выглядит так, будто мэрию ждет офигенный счет за электричество.

Войдя в кафешку, занимаю столик в углу, не трудясь раздеваться.

Не думаю, что разговор у нас выйдет длинный.

Как и всегда, Марина опаздывает.

Не парюсь, отправляя Ане сообщение: “Салют”

— Какая неожиданность, — опускается на стул напротив моя экс-девушка.

Я не знаю что такое она делает со своими волосами, но они всегда выглядят, как отфотошопленные. Белые, гладкие и офигенно красивые. Как и она сама. Тело, волосы, лицо — полный комплект. Наверное, я мудак, раз не ценю. На ней красная шуба и забавная шапка в тон.

Выглядит очень стильно, и это талант.

Определять на глаз принадлежность меха животному я не умею, зато умею много чего другого. Например, быть настоящим козлом.

Так и не получив от Калининой ответа, убираю телефон в карман и говорю:

— Эксперимент оказался неудачным.

Расстегнув верхнюю пуговицу, она изучает меня в ответ. Никогда не знал, что конкретно ей во мне нравится, а что не нравится, но у нас никогда не было проблем с сексом. Она всегда хотела, и это не притворство. В женском теле все устроено сложнее, но когда твоя девушка тебя хочет, ты это поймешь.

— О чем ты? — бросает сухо.

— У нас все, — сообщаю ей.

Смотрит на меня, поджав губы. Вижу, как на ее точеных скулах пляшут желваки.

— Вот так, значит? — спрашивает высокомерно. — Убежал и заблудился?

— Выходит так, — пожимаю плечом.

Помолчав, спрашивает:

— Не пожалеешь, Кирюш?

Выгибает густую подкрашенную бровь, ожидая моего ответа.

Я знаю, что в реале брови у нее белые, потому что блондинка она натуральная.

Вопрос хороший. Возможно, неделю назад я бы мог тупить в попытке на него ответить, но не сейчас. Сейчас все гораздо проще.

— Кто знает, — снова пожимаю плечом.

Молча сверлит меня глазами. Сегодня никуда не спешу, поэтому разрешаю ей все в знак уважения к нашим отношениям. Это было приятно. И это прошло.

— Ты помнишь, о чем я тебя предупреждала?

— Смутно.

— Если ты думаешь, что я не в курсе твоих кордебалетов, то это ты зря.

— Ну, раз ты в курсе, давай разойдемся с миром.

— Хрена с два, Дубцов, мы разойдемся с миром! — шипит, подаваясь вперед. — Я тебя предупреждала, трахай кого хочешь и где хочешь! Хоть женись, если с головой не дружишь, но только не путайся с этой мышью, иначе…

Резко выбросив вперед руку, сжимаю пальцами ее плечо так, что сквозь слой первосортного воздушного меха чувствую тонкие кости. Дергаю ее на себя, заставляя привстать со стула так, чтобы ее лицо было напротив моего.

— Больно! — рычит, вцепившись пальцами в мою куртку. — Отпусти, Кир, — цедит, сверкая глазами.

Мы были вместе слишком долго. Достаточно для того, чтобы я точно знал, как умеет Марина терять берега. Она умеет быть настоящей сукой, и совсем не безобидной. Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда, по слогам проговариваю в ее лицо:

— Если доебешься до нее хотя бы один раз, узнаешь, как умею доебываться я. Поняла?

Белая кожа под моим взглядом покрывается красными пятнами. Раздувая крылья носа, Марина встает на путь самосохранения, потому что знает — я, твою мать, не шутник.

— Ты поняла? — повторяю свой вопрос.

— Я поняла, — выталкивает из себя слова, глядя на меня немного дикими глазами.

Выпускаю ее плечо, вставая из-за стола.

Марина превращается в статую, глядя перед собой.

— С Наступающим. — Обойдя стол, направляюсь к выходу.

Клубящийся на улице снег похож на пенопласт, а снежинки на куски ваты.

Накинув капюшон, иду к машине и достаю из кармана телефон.

“Привет”, — читаю на экране.

Улыбаюсь, потому что к сообщению прилагается фото, на котором пухлые губы моего мотылька обнимают колпачок розовой ручки.