Дворянство. Том 2

Глава 35

Прошло еще несколько дней, на протяжении которых небо хмурилось, погода буйствовала, и беглецы заново прилаживались друг к другу. Елена вернулась к чтению книги мэтра Ульпиана, стремясь упражнять разум и закалять волю. Лекарке даже начал импонировать специфический стиль повествования. Например, целая страница оказалась посвящена размышлениям «О средстве сохранить вдов во вдовстве и о всеразумном управлении их доходами». Из текста следовало, что «надо делать все приятное для чувственности вдов… с осторожностью, однако и по мере сил избегая соблазна». Вплоть до «если же приходится устроить похороны им, то надо, чтобы обстановка была хотя мрачная, но вместе с тем и роскошная, а гробница не обустроена в низком и вульгарном вкусе».

Как ни странно, Витора и Артиго быстро нашли общий язык, вернее наилучшую форму взаимного сосуществования. Служанка взяла «шефство» над ребенком, фактически во всех аспектах, от кормления до мытья, она даже пела мальчику простенькие колыбельные, а тот ее слушался, как настоящую няньку. Это выглядело забавно, учитывая, что сельская девушка была старше подопечного лет на пять, не больше. Витора оставалась неизменно добра, предупредительна, однако настойчива и умела облечь просьбы в приемлемую для юного аристократа форму. Глядя на то, как ловко она заманивает Артиго в баню и обстригает ребенка «под горшок», Елена даже малость заревновала, ведь лекарке в свое время не хватило ни упорства, ни такта. Но лишь «малость», поскольку было чем заняться, и женщина радовалась минус одной заботе.

Когда стало ясно, что Раньян потихоньку бредет к выздоровлению (а также, что процесс займет долгие месяцы), на повестке дня оказался главный вопрос: а что дальше? Никто не планировал специальный совет для обсуждения, он просто сам собой организовался. Возник стихийно поздним вечером, когда солнце ушло, а луна решила взять выходной, скрывшись за плотной занавесью туч. Компания собралась в общем зале, где печка источала приятное тепло, и господствовал запах лепешек, испеченных Виторой по деревенскому обычаю — на маленькой кочерге.

Кадфаль подозрительно прислушался к шелесту дождя за дверью. Отметил вслух с мрачным и глубоким пониманием вопроса, что дьявол нассал в глаза тем, кто рассчитывал на хорошее. Урожай этого года погиб повсеместно, сгнил на корню. Поэтому зиму людишки кое-как переживут, весной же, когда амбары опустеют — разверзнется ад, теперь уже настоящий, с людоедством и прочими эксцессами. Марьядек не согласился, отметив, что ад явит себя куда как раньше, господа ведь не дурнее мужиков и начнут грести провиант загодя. Собственно уже вовсю, если вспомнить, как графы буянили в Пайте. То есть забивать одиноких путников на солонину доведенные до отчаяния крестьяне станут еще в снежную пору. Елена вспомнила нищего фрельса и его дочь. Артиго сидел на крепком столе, завернувшись после мытья в полотенце, и болтал ногами, как нормальный ребенок. Не хватало лишь бретера, Но Раньян, получив дозу целебного отвара, крепко спал.

— Чего делать то будем? — спросил Бьярн, который не был душой общества и почти всегда молчал, но теперь вдруг выступил заводилой.

— Надо бежать в горы, на северо-восток, — уверенно сказал Марьядек, будто ждал именно этот вопрос и думал над ним денно и нощно. — К Столпам. Чем дальше, тем лучше. Там никто нас не достанет.

— Достанут, обернут красивой ленточкой и продадут. Дорого, — проворчал Бьярн, щуря единственный глаз — серый, с черными пятнышками, неприятный и очень внимательный. Сегодня глотка бывшего рыцаря чувствовала себя почти нормально, и речь Бьярна была вполне разборчива.

Марьядек решительно вступил в спор, энергично размахивая руками. По его словам горы были прямо-таки оплотом свободы и вольницы, откуда выдачи нет, а всяческим гастальдам разве что бараньей мочи плеснут в ответ на все претензии. Чистое небо, зеленая трава, целительный воздух и гордые, свободные люди, над которыми нет власти ойкуменских правителей. Чем не пристанище для беглецов с хитрой судьбой?

Бьярн в ответ на сию прокламацию непристойно заржал и начал со знанием дела сыпать названиями, датами, примерами того как благородные жители свободных Столпов предавали, продавали, нанимались, перекупались и так далее. В общем, все как положено цивилизованным людям. Единственное, что было незыблемым для горцев, это военная клятва платежеспособному нанимателю. Такая верность происходила из специфической организации наемных отрядов, каждый из которых был одновременно и территориальным образованием, и цеховым, а зачастую еще и объединял кровных родичей. Однако давать подобное слово юному Артиго никто, разумеется, не стал бы, потому что платить за верность мальчишке было нечем. Марьядек скрипел зубами, шипел ругательства, но крыть было нечем.

— Уходить на юг, — предложила, в свою очередь, Гамилла и развила идею более подробно.

Мысль выглядела здраво — поселиться в любом из множества бедных городков на южном побережье, которые не представляли никакого интереса для материковой торговли, поскольку не производили ничего эксклюзивного или товарно-изобильного. Бедненько, незаметно, безопасно. Надеяться на роскошную жизнь не придется, но люди с таким набором талантов, да еще грамотные, кусок хлеба изыщут.

Даже у Гаваля нашелся план, хотя и не блещущий изобретательностью: пойти куда-нибудь, а затем разбежаться малыми группами на все стороны света, потому что девять столь разномастных и приметных людей в одной банде никак не спрячутся от чужих, пристальных взоров. Начался вялый поначалу, но крепчающий на глазах спор. Хель, молча слушая, взяла несколько огарков и прилепила их по углам, чтобы добавить света. Артиго тоже молчал, Витора дала ему лепешку и занялась замешиванием жиденького кулеша на сале, чтобы похлебка до рассвета настоялась на углях. Бьярн снова взял меч и точило, не для демонстрации, а сообразно привычке — коли руки свободны, ухаживай за клинком, не прогадаешь. Громоздкий меч нового искупителя выглядел очень старомодно, почти наивно (если так можно охарактеризовать боевой клинок) и в то же время опасно, как вещь, носимая не ради форса.

В горы! На юг! Предложения звучали все громче, полемисты злились, теряя выдержку.

— Нет.

Одно лишь короткое слово разделило спор, как взмах бритвы. Все умолкли, глядя на Хель.

Рыжеволосая женщина села верхом на лавку, переплела длинные пальцы, внимательно, поочередно разглядывая спутников. Повторила:

— Нет. Все это не решения наших забот. То есть решения, но временные, за какое ни схватись.

Она снова оглядела товарищей по бегству странным, неживым взглядом, будто зрачки Хель поглощали свет целиком, не сокращаясь.

— Сейчас в Ойкумене два самых важных, самых главных человека. Один из них в Мильвессе. Он правит миром и зовется Оттовио.

Елена криво усмехнулась, ей казалось удивительным отсутствие традиции нумеровать королей с императорами. Тезкам давали всевозможные прозвища, но и только.

— Второй здесь, с нами.

Все невольно посмотрели на мальчика, который окончательно растерял ухоженность юного дворянина, обломал полированные ногти, исцарапался, наполучал синяков и теперь был неотличим от рядового оборванца. Хотя нет, осанка у него все еще оставалась королевской. И сохранилась привычка смотреть в разговоре на переносицу собеседника, как бы сверху вниз, однако без прямого вызова.

— Артиго нужен всем, — продолжила Хель. — Был, есть и будет, пока его снова кто-нибудь не захватит. Или пока смерть не окажется подтверждена. Это его тяжкая ноша. Его и тех, кто рядом с ним.

Она потерла пальцы друг о друга, будто стирая капли воды. Дождь за стенами усиливался.

— И у меня дурные новости для тех, кто собрался бежать наособицу, — Хель улыбнулась другой половиной рта. — Думаю, уже поздно.

— А чего на меня уставились, — проворчал Марьядек, хотя специально вроде бы никто на браконьера не смотрел. — На себя зенки поворотите… Я вообще пострадавший. Все у меня было в сале и патокой сверху полито. А теперь ни кабачка, ни бабы… И нога опять ноет.

— Это все от сырости, — обнадежила Хель. — Привыкай.

— Она права, — неожиданно буркнул изувеченный рыцарь, шкрябая по мечу бруском. — Вас видели и запомнили. Десятки, может сотни шпиков и лазутчиков месяцами кропали доносы из Пайта. Подробнейшие доносы. Всех вас, каждого описали, измерили, занесли на пергамент. И будут искать неустанно.

— Так я… мы в истории? — зарумянившись, как девица, спросил Гаваль, которому явно пришлась по вкусу идея насчет известности. — И все-все про нас узнают?

— Вот бестолочь, — пробормотала Гамилла, покачивая склоненной головой. Менестрель покосился на нее и увял, видимо сообразив, какие последствия обещает столь необычная слава.

— У тебя есть предложение? — напрямик спросил Кадфаль.

— Да.

Хель сделала паузу, будто предоставив каждому возможность приготовиться, навострив уши для лучшего понимания.

— Мы пойдем дальше, на север. Как прежде, вдоль границ Столпов, там, где поменьше дорог, больших селений и порядка.

— То есть подставимся под набеги злобных дикарей, — уточнил Бьярн. — Они как раз долины грабить начнут по бескормице.

Марьядек зло покосился на рыцаря-искупителя и проворчал что-то насчет бронелобов, которым исстари наваливали крепкие парни с алебардами. Бьярн ремарку с великолепным безразличием пропустил мимо рубленых ушей.

— Да, — подтвердила Хель. — Но безопасных путей для нас больше нет. Так что следует выбирать менее опасные.

— Разумно, — согласился Кадфаль. — А дальше то что? Куда придем?

— Дальше… Если господа искупители по-прежнему не хотят поделиться с нами целью своей благотворительной доброты… — Хель сделала долгую красноречивую паузу, словно приглашая высказаться, однако искупители не захотели, демонстративно промолчав.

— Слушайте, ну очевидно же, что вас прислали Демиурги, — поморщилась Хель. — Они не хотят помогать открыто, но при этом стараются, чтобы нас не хлопнули совсем уж легко. В чем интерес церковников? Скажите, и будет проще как-то договориться.

— Ты что-нибудь про это знаешь? — Кадфаль повернулся к Бьярну.

— Не. Первый раз слышу, — тряхнул жиденькими патлами изувеченный воин. — Демиурги какие-то… ересь, фу!

— Как скажете, — махнула рукой женщина с отчетливой гримасой «прямо дети, право слово»

В очаге стрельнул уголек.

— Итак, поскольку ждать помощи неоткуда и весь мир нам враги… Отправимся в Пятое королевство.

— Хель… — осторожно, обращаясь к женщине как умалишенной с непредсказуемыми реакциями, вымолвила арбалетчица. — Ты знаешь, что такое «пятое королевство»?

— Разумеется, — фыркнула лекарка. — То, чего не может быть. Фантазия. Сказка.

— Но тогда… — казалось, Гамилла вот-вот разведет руками, но арбалетчица удержалась.

— Что ты задумала? — прищурился Кадфаль.

Артиго молча исподлобья глядел на Хель, Витора мелко-мелко строгала в котел с пшеном солонину и не обращала внимания на энергичный разговор.

— Друзья мои, — улыбнулась фехтовальщица, и от вида той улыбки все почувствовали… нехорошее. Странная то была усмешка. Очень странная, хоть вроде и не имелось в ней ни какой-то злобы, ни обещания дурного.