Наследница старой башни

Глава 15

На улице было по весеннему хорошо, но еще прохладно. Я сладко зажмурилась от солнца и первый раз за все время подумала о том, как здорово быть молодой: когда нет больных суставов, нет нужды бесконечно проверять давление, да и зрение, как у орла. Подумаешь, хозяйство расстроенное досталось. Разберусь!

Оглядела плохо мощеный двор, деревянные постройки, отметила, что нужно будет сделать канавку, чтобы вода быстрее стекала, и заложить камни там, где они отсутствуют. Ну, это не срочно. Пошла искать кухню.

Выглядела снаружи она странно, надо сказать. Сама башня располагалась на невысоком холме, на его плоской вершине. Родник находился где-то ниже по склону. Сейчас из-под снега даже выглядывали три ступени, ведущие к нему. А ведь вчера никто их не заметил: спускались рядом, протоптав тропинку.

А в самом холме был прокопан длинный узкий ров, который и упирался в кухонное окно. Получается, кухня расположена в цоколе. На дне рва еще лежал недотаявший снег, торчали травяные засохшие стебли. Я так и не поняла, зачем его сделали. Чтобы свет попадал на нижний уровень? Так ведь достаточно было яму рядом вырыть. Ладно, разберемся.

Вышла Леста, закутанная в большой овечий тулуп и шерстяной платок, и мы отправились в деревню. Видно было, что в домах топят печи или камины: в высокое весеннее небо улетали серые столбики дыма.

Дорога была просто отвратительной. Судя по всему, по ней давным-давно не ходили. Скорее даже, не дорога, а заросшая травой широкая тропа. Сейчас эта самая трава, перезимовавшая под снегом, выкидывала первые, еще бледные и тонкие стебельки. Что ж, значит, ее тоже нужно приводить в порядок.

Мы подходили ближе, и выяснялись некоторые подробности. Дома каменные, побелка прямо по камню, без штукатурки. Крыши черепичные, цвет только непривычный – черно-серый, а так почти обычная черепица. Во дворах на привязи собаки мелкие и гавкучие. Заборы низенькие, где каменные, а где и дощатые, серые от старости, самые стандартные.

В крайнем доме отворилась дверь, на ступеньку вышел пузатый мужик и, поднеся к глазам руку козырьком, всмотрелся в нас. Посмотрел, как мы бредем по тропе, еле выдирая ноги из грязи, и скрылся в доме.

Снова вышел через минуту, уже накинув тулуп, и двинулся к нам навстречу. До его дома оставалось метров тридцать, когда мы подошли друг к другу.

-- Добрева утречка, барышня, – поклонился он мне. – Случилось чего, или заплутали? Откель такие будете?

Внешность у него была не самая приятная: маленькие настороженные глазки-буравчики, пухлые щеки подрагивали, как желе. Под красноватым носом свисающие неряшливые усы: пополам рыжего и седого. Рта не видно. А завершали портрет косматые брови, как занавеска, прячущие выражение глаз.

-- Не барышня это, а самая что ни есть баронесса Розер! Ить хозяйка ваша приехала, а не просто так! – важно ответила Леста.

Я кивнула, подтверждая ее слова и одновременно здороваясь. Взгляд мужика мог во мне дырку прожечь, но кланяться он начал еще любезнее:

-- Хозяйка – это хорошо! Очень даже замечательно, что хозяйка! Вы, ваша милость, уж не побрезгуйте, зайдите в дом-то ко мне. Жена сейчас и чаек спроворит, с холоду-то самое оно-то – чайку испить.

-- Да ты сам-то кто такой будешь? – Леста смотрела подозрительно, даже вышла на шаг вперед передо мной. Явно собиралась защищать, случись что.

-- Дак я староста местный, Пронтом кличут.

-- Ну, раз староста, ить грамоту разумеешь?

-- А то как же. Разумею малость, – мужчина весьма ощутимо напрягся, а я протянула ему открытый конверт. Мэтр Фонкер отдал мне все бумаги: и на земли, и копию завещания, и договор на содержание Элли и еще кучу бумаг. Посмотреть их у меня времени еще не было, но конверт для старосты деревенского мэтр мне отдельно в руки подал.

Читал староста по слогам, долго, смешно шевеля даже не губами, а усами своими. Наконец вздохнул, смахнул пот со лба и пригласил:

-- Пойдемте, госпожа Розер, в дом-то. Студеный нынче ветер. Тамочки и поговорим, и обсудим, что надобно.

Ветер не был таким уж холодным, но Леста, посмотрев на меня и дождавшись кивка, велела:

-- В тепле-то и говорить сподручнее. Веди уж.

Пронт, чуть переваливаясь, как утка, шел впереди, а я высматривала подробности. У крыльца дома дорожка камнем выложена. У собаки, хоть и мелкой, добротная крепкая будка и подстилка соломенная, толстая, для тепла. У двух узеньких окошечек, что украшали фасад дома, огороженный камушками маленький палисадник. Похоже, просто для красоты тут цветы растят.

Сам дом встретил нас небольшими сенями и довольно уютной горницей. Печь-плита заставлена горшками и чугунками, возле нее женщина невысокая хлопочет. Волосы прибраны под беленький платочек, сама щуплая и маленькая, как воробышек. Коричневая тусклая кофта и юбка синяя. Точнее, была когда-то синей, а сейчас уже изрядно вылинявшая.

-- От, Нийка, смари, – хозяйка наша приехала. – отдуваясь сказал Пронт.

-- Ой, батюшки! Да ведь это никак, госпожа Любава?

Я растерялась, а женщина, держась за щеку, продолжала причитать:

-- Экая вы ладная выросли-то, госпожа! Я-то вас помню малюткой еще! Еще с родителями вы тут жили, такая-то красавица маленькая были – на загляденье. Малину я вам носила в замок-то, аль не помните?

-- Не помню. Слишком маленькая, наверное, была, вот и не запомнила.

-- Ну, это ничего. Да вы шубку-то скидайте, уж не побрезгуйте взварцу испить! Морозит еще ночами-то. Поди, озябли?

Пока нас усаживали за стол, который суетливая хозяйка застелила белой льняной скатеркой, я оглядывала комнату. А уютно здесь! На окошечках белоснежные занавесочки до середины стекла, даже вон с кружевным краешком. На полу половики: такие же дорожки самодельные, как у нас стелили раньше. Из старья делают, пестренькие и чистые.

Даже на табуретки, которые хозяйка подвинула мне и мужу, сделаны лоскутные коврики. Леста осталась стоять у двери, ей табуретку хозяйка прямо туда поставила. Пусть мне было неловко, но я понимала: то, что я за стол к ним села – это честь для старосты. Горничная моя со мной сидеть не может. Это дома, где никто не видит, я с ней за одним столом могу сидеть. А на людях нет.

Вообще в доме чисто, полы метеные, даже дрова у печи не накиданы, а сложены аккуратно стопочкой. В дальнем углу виднеется кровать под серым покрывалом. И две двери, которые ведут, похоже, в другие комнаты. Так что не совсем уж убого живут.

Да и стол накрыла хозяйка не так и бедно. К взвару поставила и меда мисочку, и с маслом плошку. Масло чуть солоноватое, но вкусное. Я не удержалась, хоть и не голодная была: больно хлеб вкусный оказался. Сама она за стол так и не села, скрипнула одной из дверей и ушла туда.

Пронт пил горячий взвар, отдуваясь и шумно прихлебывая из чашки, вытирал крупный пот белой тряпицей. И только усидев вторую кружку, сказал:

-- Ну, теперь и поговорить можно. Вы, госпожа, сюда надолго ли наведаться решили?

-- Я на совсем приехала. Жить здесь буду.

-- Вона оно как… -- задумчиво сказал староста.