Бракованная

Глава 26

– Погоди, Вет! Только ты не расстраивайся, ладно? Я что-нибудь придумаю.

– Что?

На улице хлестал совсем уж по-осеннему холодный дождь. Ветер срывал с деревьев отяжелевшие от влаги листья и гнал по улицам, швырял пригоршнями в лицо, злился.

– Ну, не знаю! – в отчаянии Коган зарылся пятернёй в волосы, сжал пальцы и дёрнул, будто бы он хотел, чтобы боль его отрезвила. – Обратиться в органы опеки, отобрать ребёнка у горе-родителей…

– Ты ничего о её родителях не знаешь.

– Как это?! Они ж её бросили.

– Да, а теперь, как видишь, забрали. Значит, не такие уж они пропащие.

Вета спрятала лицо в ладонях. Там попытался их отвести, видимо, чтобы иметь возможность контролироваться её эмоции. Он за неё боялся… Её Тамерлан. И этот страх, это неравнодушие были ещё одним подтверждением его слов о любви. Вета это понимала. Как понимала и то, что его любовь для неё важней всего остального. Да-да, что эта самая любовь в абсолютном приоритете. Как он там сказал? «Я без тебя сдохну»? Вот именно. Она без него сдохнет тоже… Он же – её всё. Он… всё! Возможно, на этом ей и стоит сосредоточиться? Так, наверное, было бы правильней. Толку, вон, что она прониклась чувствами к чужому ребёнку? Нельзя было это делать! Нельзя. Судьба в очередной раз щелкнула её по носу. Выставила предупреждающий знак – не суйся. Не твоё это… Не твоё! А она уже намечтала столько… А она уже напридумывала… И теперь ей так больно было. Так невыносимо больно, что слёзы текли по щекам.

– Не плачь! Мы что-нибудь придумаем. Веришь?! У нас отказников по нескольку в год. Я…

– Нет. Не хочу. Не вынесу снова. Видно, я какая-то не такая.

– Что за бред? Ты…

– Что?

– Я тебя люблю.

– Я тебя тоже. Пойдем в машину, а? У меня, кажется, даже трусы мокрые.

– Ох ты ж чёрт! Вот я придурок. Пойдём…

Обычно осторожный, Коган в тот вечер ехал, нарушая правила. Тупо глядя перед собой, Вета наблюдала за тем, как дождь растекается по лобовому стеклу, меняя, растушёвывая льющейся с неба водой картинку перед глазами. Наверное, точно так же картинку её мира меняли надежды и неизбежный страх того, что им не суждено сбыться. Меняли незаметно и по чуть-чуть, но в какой-то момент она поняла что забыла… забыла о том, что находится в центре этой композиции. То, ради чего вообще это всё.

– Там…

– М-м-м?

– А давай уедем.

– Куда?

– Куда угодно. Ты в отпуске сколько не был?

– Не знаю. Давно… Постой, так ведь у тебя клиника. И куча дел и…

– Покажи мне Израиль.

– Ты серьёзно?

– Ага. Я там никогда не была. Давай забьём на всё и поедем? – у Веты даже пальцы дрогнули в нетерпении. И захотелось податься туда прямо сейчас. Благо, виз не требовалось. Но Коган как будто совершенно не разделял её восторга. Сидел, задумчиво чесал в голове, удерживая руль одной рукой, и с ответом не торопился. – Ты не хочешь?

– Хочу. Просто… как бы тебе это объяснить? В те места я обычно езжу один. Перезарядиться. Что-то понять… Это так не объяснить.

– Почему? Всё более чем ясно.

– Ничего тебе не ясно. Я хочу с тобой разделить эти моменты, просто… не знаю, как лучше все обставить. Это ведь все равно что голым себя выставить… Нет, хуже. А впрочем, поехали. Будем разбираться походу.

Теперь уже забоялась Ветка. Но отступать было некуда. Всё так стремительно закрутилось, что у неё кругом шла голова. А ко всему прочему перед самым их отъездом в гости нагрянула Сара Измайловна. Узнав откуда-то об их поспешном бракосочетании, закатила скандал. С заламыванием рук, имитацией сердечного приступа и прочими театральными эффектами, которые совершенно не впечатлили Тамерлана, а вот для Веты стали тем ещё испытанием.

– Ты же обещала! Ты же обещала мне!!! – кричала Сара Измайловна, прижимая большую широкую ладонь к необъятной груди.

– Что обещала?

– Ничего, это неважно.

– Обещала оставить тебя в покое! А я поверила! Ой вей, нельзя было тебе верить. Говорили мне, что нельзя… А ты, дурень, ты хоть понимаешь, от чего отказываешься?!

– Ты обещала ей оставить меня в покое? – Там нахмурился и, полностью игнорируя продолжающую бесноваться мать, целиком сосредоточился на Виолетте.

– Я думала, что так будет лучше.

– Для кого?!

– Для тебя.

– Значит, это из-за неё, – рука метнулась куда-то за спину, – ты собирала чемоданы? Что она тебе говорила? Оскорбляла? Пугала? Что?

– Нет! Нет, как ты мог подумать? Ничего подобного и близко не было. Сара Измайловна была очень… корректна.

– Когда хотела разрушить мне жизнь?! Корректно? Это что, какой-то новый термин?

– Я хотела твою жизнь спасти! Что ж ты за дурень-то такой?! Это ты… ты себя губишь с этой…

Он не дослушал. Взял Вету за руку. Была у него такая привычка – чуть что её хватать, словно опасаясь, что она в любой момент убежит.

– Пообещай мне. Дай слово, что никогда и никуда не уйдёшь.

– Уже. – Вета грустно улыбнулась, погладила пальцы Тама, сжавшиеся на её запястье, прошлась подушечками по безымянному. Тому самому, кольца на котором он из-за специфики работы никогда не носил.

– А ты, – Коган резко обернулся матери, – прямо сейчас мне обещай оставить свои попытки нас разлучить. Или твоей ноги здесь больше не будет.

– Ты ч-что… Ты на м-мать? Ту, что тебе счастья хочет?! Ты… – это было страшно, но у никогда не унывающей и не сдающейся Сары Измайловны Коган задрожали губы и двойной – нет, тройной, – подбородок.

– Без неё мне счастья нет. Это ты понять можешь?

– Сарочка Измайловна, мне очень жаль. Жаль, что я не такая, как вам бы хотелось. Что я проблемная… Кто-то даже «бракованная» говорит…

– Ну-ка прекрати! – натуральным образом взвыл Там, которому слёзы Веты что кинжалы по сердцу были.

– Дай я договорю. Так вот… Я не могу обещать, что рожу вам внука или внучку. Мы ещё подумаем над вариантами. Но я могу поклясться, что я буду Тама любить. Так сильно, как он этого заслуживает.

– Всё! Это выше моих сил. Давай, мама, тебе, кажется, куда-то надо.

– Не смей её выгонять! – окрысилась Вета. – Извините, Сара Измайловна. Он не то хотел сказать. Он вас любит. Просто разнервничался очень.

– Я могу сам за себя говорить!

– Конечно, можешь. – Вета предостерегающе сжала руку мужа чуть повыше локтя, и, пройдя мимо него, приблизилась к его матери. – Мир? Пожалуйста… М-мама-а-а.

Огромная грудь Сары Измайловны дрогнула. Не в силах этого выносить, Вета припала к ней. И было ей уже всё равно – оттолкнут её или в ответ обнимут. Не случилось ни того, ни другого. Выждав пару секунд, свекровь осторожно похлопала её по спине. Вздохнула тяжело, громко. И, не скрывая недовольства, пробурчала:

– Помолись у Стены плача. Попроси мне внука!

– Попрошу… – всхлипнула Вета.

Как так вышло, что он об этом забыла, – Вета так и не поняла. Вероятно, на неё так подействовало их путешествие, атмосфера, которую она прочувствовала, кажется, каждой клеткой своей души, святость мест, по которым без всякого гида её водил Там, их история и что-то ещё, возможно – чувство необъяснимого с ним единства, абсолютной какой-то правильности и нераздельности, не дающим сомнениям шанса. В общем, что-то из этого списка точно… Или то, что Коган банально забыл проводить её к той части, где женщинам позволялось молиться, а она сама не попросила… У Стены плача Вета вообще забыла обо всех своих планах, наблюдая за Коганом, который будучи абсолютно в своей стихии, говорил со Всевышним.

Они потом много ещё где были. Ели вкусно, от пуза. Смотрели закаты… И плескались в солёном, выедающем глаза море, как парочка пенсионеров. Но сильней всего и всего ярче в её памяти отпечаталась та сцена у Стены плача. И всё то, что она почувствовала, стоя там. Каким-то совершенно невероятным откровением.

Домой Тамерлан с Ветой вернулись аж через три недели. И ведь ничего катастрофического за это время не произошло. Его роддом не рухнул, в её клинике тоже всё было хорошо. В горах выпал ранний снег, и туристы повалили со всех концов страны, наполняя клинику пациентами, а её карманы – какими-никакими деньгами. А тут ещё стройка! Дел – невпроворот. И так это всё их закружило, что ни на что другое не осталось ни времени, ни сил. Да и желания особенного не осталось в побеге за мечтой упускать то счастье, что им двоим уже было отмерено.

Так что осознание истины пришло на удивление буднично. Вета с Тамом бродили по супермаркету, делая еженедельные закупки, когда внимание Веты привлекла кричащая вывеска, сообщающая о скидках на тампоны. Она машинально потянулась к упаковке и даже бросила её в тележку, когда поняла, что…

– У меня сто лет не было месячных!

– А? – В этот самый момент Тамерлан изучал сроки годности на упаковке с шампунем. Да-да, он был таким маньяком, что проверял их даже на шампуне.

– Я говорю, у меня сто лет не было месячных, – повторила Вета уже гораздо тише, чем в первый раз, и стала медленно-медленно оседать. – Там! У меня сто лет не было месячных…

– Ага. А я всё думаю, когда ты заметишь.

Она не упала. Он помог ей усесться на самую нижнюю полку, ту, где обычно располагали самый дешёвый товар. И присел с ней рядышком. Так они и сидели между прокладок и тампонов, она – не в силах поверить в то, что, может быть, – только может быть! – всё у них получилось. А он – вероятно подыгрывая ей.

– А что, если это не то?

– Не то? А что тогда?

– Ну, я не знаю! Мало ли…

– У тебя нет месячных третий месяц. Твоя грудь прибавила по меньшей мере размер, а вчера вечером ты приговорила банку оливок и, будто бы этого мало, бахнула ещё и рассол.

– Там…

– М-м-м?

– Мы же можем… Мы можем поехать в больницу, правда? Ты можешь всё посмотреть, сделать… УЗИ, я не знаю, взять какие-то анализы? Ты же можешь сам сделать анализ, если лаборатория не работает? Ты умеешь?

– Не знаю, зачем доходить до маразма. Если тебе так хочется удостовериться в том, что ты беременна, – УЗИ более чем достаточно.

Коган рассуждал так… невозмутимо! Так спокойно, что Вете хотелось его треснуть. Но вместо этого она вскочила, схватила его за руку и потащила прочь, забыв о загруженной под завязку едой тележке.

А потом ещё много чего было. И радости, и новых, теперь уж связанных с беременностью страхов, выраженных в дурацком требовании никому о её беременности не говорить, ничего заранее для ребёнка не покупать, и так далее. И слёз… Коган мог утверждать что угодно, но Вета знала, что он рыдал, как ребёнок, когда впервые услышал, как бьётся сердечко их сына. Когда она в открытую ревела, лёжа на кушетке, а он ушёл в подсобку под каким-то надуманным предлогом. И смеха… Потому что месяца с шестого её беременность было уже не скрыть. А Ветка, перепуганная дурочка, всё равно отпиралась и говорила, мол, нет-нет, это я поправилась. Вот так неравномерно, надо же. И друзья, понимая, что ею движет, всеми силами этому подыгрывали. А потом смеялись между собой, шутили. Мол, у Сандаловой какой-то новый синдром, нуждающийся в пристальном внимании диетологов.

Ну, а как она рожала – это ж вообще история, достойная пера! Процесс был долгим, схватки то начинались, то затухали, и так больше суток. Измучились все. Особенно будущий отец, у которого накануне было очень сложное дежурство и совершенно не удалось поспать. В итоге всё закончилось тем, что к самому ответственному моменту он задрых в родзале.