Волчья мельница

Зато мягкий взгляд его карих глаз напомнил ей глаза Клер.

— В каком замечательном месте вы живете! У меня есть друг, который увлекается археологией и хочет провести раскопки в местных пещерах. Если я буду иметь удовольствие здесь остаться, я, конечно же, помогу ему в его изысканиях!

Бертий не нашлась с ответом. Она охотно предложила бы гостю что-то прохладительное, но нужно было дождаться Клер, а та о чем-то разговаривала с Фредериком возле сарая, на ярком солнце.

— Вы с мсье Жиро родственники? — спросила она после недолгой паузы.

— Нет, вместе учились в лицее. В воскресенье встретились в Ангулеме, перед собором. И он пригласил меня погостить в Понриане.

Девушка подозревала, что он не говорит всей правды о цели своего приезда. Он все время посматривал в сторону мельницы, и этот неизменный интерес, ближе к восхищению, нежели любопытству, ее беспокоил.

Гость тем временем переключил свое внимание на Бертий.

— Глядя на вас, я вспоминаю полотна Энгра[20]! — Он кивнул, восхищенно глядя на нее.

— Благодарю! Мне тоже очень нравятся его картины.

— Правда? Приятно слышать! Я пылкий поклонник Энгра!

И Гийом пустился в восторженные восхваления его таланта.

Слушая Фредерика, Клер посматривала в сторону яблони. А когда ее будущий супруг начал нахваливать морские купания — с чего вдруг? — она его перебила:

— Кто этот молодой человек? Он, похоже, увлечен моей кузиной…

Фредерик ответил быстро, с явной ноткой раздражения:

— Потом, Клер! Я объясню, что ему нужно, потом. Вы почти меня не слушаете! Мы жених и невеста, не так ли? Поэтому позвольте преподнести вам подарок!

Владелец Понриана в свои полные двадцать пять трепетал от смущения. Клер приводила его в замешательство своей прямотой, своеобразным шармом и силой характера, которую он в ней предугадывал. Женщина, которая сможет с ним совладать… Он подал ей красный кожаный футляр.

— О нет! Еще слишком рано, — пробормотала девушка и не взяла коробочку.

— Прошу, не делайте меня посмешищем в глазах моего друга и вашей кузины. Возьмите и откройте! Тетка моей матушки, Аделаида де Риан, настояла на том, чтобы я подарил вам это кольцо по случаю нашей помолвки.

Черные глаза Клер внимательно вглядывались в Фредерика. Со времен той зимней охоты на волков он переменился, и особенно с тех пор, как она пообещала стать его женой. Откуда ей было знать, что он перестал злоупотреблять спиртным — несколько бокалов вина не в счет. И уже месяц не встречался с женщинами.

— Честно говоря, не знаю, мадемуазель, как доказать вам свои добрые намерения, — продолжал он. — Но знайте: смерть отца освободила меня от мучительного бремени — ненависти. Однажды я найду в себе силы и доверюсь вам…

Это было по-настоящему трогательно. В зеленых глазах Фредерика Клер прочла неподдельную скорбь. Она предпочла бы видеть его ироничным и заносчивым. Уступая столь любезной просьбе, она взяла футляр и подняла изящную крышечку. Кольцо с большим, чистым бриллиантом, окруженным более мелкими, засверкало на ярком июльском солнце.

— Какая красота! — воскликнула девушка. — И наверняка стоит целое состояние! Умоляю, мсье, храните его в поместье! Если его у меня украдут…

— Спрячьте кольцо в надежном месте, Клер! Наденете его на нашу свадьбу. Оно будет прекрасно смотреться на вашей ручке. Это кольцо сто с лишним лет принадлежало семье моей матери.

— Я тронута, Фредерик! И поблагодарю вашу родственницу в письме, если, конечно, вы дадите мне адрес.

Молодой человек кивнул. Жара и запах «О де Колонь»[21], который источала кожа Клер, его будоражили. Ему захотелось поцеловать ее, притянуть к себе. Ему, который привык к коротким объятиям и быстрому утолению желаний, пришлось даже отступить на шаг. И настроение от этого не улучшилось.

— Зачем ждать следующего лета? — заговорил он. — Я знаю, вы меня не любите и хотите напоследок насладиться своей свободой, но, черт побери, как же это долго! А, совсем забыл: эта крыса Дюбрёй — полицейский, который всюду сует свой нос, — имел наглость заявить, что в грозовые ночи вы купаетесь нагишом! Это правда?

Клер и бровью не повела.

— Полагаю, пара жандармов, которые застали меня на берегу ручья, составили подробный рапорт. Да, стояла жуткая духота, и я довольно долго бродила у скал, разыскивая своих коз. Жандармы меня напугали. И я не была нагая. Я прикрылась платьем. Вы довольны?

Он только усмехнулся:

— Я им завидую!

Пришел черед покраснеть и Клер. Чтобы не сгореть на месте, предпочтительнее было вернуться в тень.

— Идемте под яблоню! И расскажите наконец, что от нас нужно вашему другу!

Во двор выскочил Колен Руа. Бумажных дел мастер заметил гостей через окно общей залы и решил, что Фредерик Жиро досаждает его дочери. К нему-то он и направился.

— Что вы здесь забыли, мсье? Предупреждаю: не смейте докучать Клер!

— Угомонитесь, мэтр Руа! — отвечал гость.

— И правда, папа! — подхватила девушка. — Привыкай видеть Фредерика у нас!

Эти слова и мягкий тон, каким они были произнесены, утихомирили будущего супруга. Он пояснил вполголоса:

— Гийом Данкур хотел бы ознакомиться с процессом изготовления бумаги традиционным методом, гарантирующим ее качество, которое сейчас зачастую теряется. Я рассказал ему про вас. У него солидная рента и масса задумок. Быть может, он захочет что-то вложить в ваше дело, мэтр. Жалованья ему, разумеется, платить не нужно. Он хочет изучить ремесло. Если у вас не найдется места, он может жить в поместье сколько захочет. Гийом — своего рода дилетант, увлеченный искусством и наукой…

Пока Фредерик достаточно красноречиво нахваливал школьного приятеля, тот в это время беседовал с Бертий о литературе. Она кивком указала на бумажных дел мастера.

— Это мой дядя Колен, владелец Пастушьей мельницы. Его бумага славится высоким качеством.

— Тогда поспешу с ним поздороваться! Вы составите мне компанию, мадемуазель?

Бертий застыла. На несколько упоительных минут она забыла о своем увечье. Ее радость разбилась об этот риф, отравлявший ей жизнь. Невозможно было отказать в этой любезности, не показавшись при этом невежливой. Тихо, но твердым голосом она сказала:

— С радостью, мсье, но, увы, для меня это невозможно. Ноги меня не слушаются. Несчастный случай… Мне было пятнадцать, и мои родители тогда погибли.

Гийом Данкур покраснел. Увлекающаяся натура, он уже думал, что встретил идеальную женщину. Бертий такая хорошенькая! Да нет, в его глазах она была неотразимой красавицей. А еще — образованной, умной, с чувством юмора.

— Какое несчастье! — вскричал он. И не покривил душой.

Подошла Клер, а за нею — мэтр Руа с Фредериком. Девушка за руку поздоровалась с Данкуром.

— Господа, думаю, комфортнее будет поговорить в кухне, там прохладно. Я угощу вас сидром! Только прошу вас помочь перенести кузину в ее кресле.

Бертий готова была разрыдаться от ярости. Гийом первым взялся за кресло. Ему пришлось наклониться, чтобы удобнее перехватить подлокотник, и он лбом коснулся щеки девушки.

— Вы пахнете вербеной и медом, — проговорил он вполголоса.

Фредерик медлил. Он со странным выражением смотрел на юбку Бертий, под которой угадывались ее безжизненные ноги.

Это уязвило Клер. Оттолкнув его, она встала у другого поручня.

Молодой человек побледнел и отшатнулся. Никому не дано было понять, что он испытывал при виде малейшего телесного изъяна. На мгновение он вспомнил себя, тринадцатилетнего подростка… Была зимняя ночь, холодная и дождливая. Он галопом скакал в Ангулем, держа под курткой нечто, больше всего напоминавшее сверток из окровавленных пеленок. Отчаявшийся, напуганный, он ждал крика или хотя бы писка — напрасно. Тетушка матери, Аделаида, которая в то время еще держалась молодцом, приняла его в свои объятия, но утешить не сумела.

«Он убил Денизу! Она не шевелится! Он ее убил! О, как я его ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Фредерик поежился, несмотря на летнюю жару. Вынул из кармана платок, вытер вспотевшие ладони. Прошли годы… Право, жаль, что он тогда заблуждался. Дитя, которое он подобрал с паркетного пола и увез, и поныне цеплялось за свою бесполезную жизнь. Будучи пленницей атрофированного тела, с обезображенным лицом, Дениза влачила жалкое существование. Эдуар Жиро так и не узнал, что дочка выжила, и Марианна также.

— Да что с вами такое? — удивилась Клер уже на пороге дома. — Фредерик! Идите к нам!

Жених подчинился с видом сомнабулы. Ей же почудилось, что приближается не он, а ее будущее — непонятное, невыносимое.

«Жан, спаси меня!» — мысленно взмолилась Клер, поддаваясь внезапной тревоге.

Как бы то ни было, следующий час прошел в оживленной беседе. Бертий смеялась, нахваливала тонкий вкус печенья с корицей, которое кузина покупала в бакалейной лавке в Пюимуайене. В своей комнате Ортанс слышала шум разговора, незнакомые голоса, но позвать не осмелилась. Решила подождать, пока гости уедут.

Колен немедленно проникся к Гийому Данкуру симпатией. Одним своим присутствием он возвращал бумажных дел мастеру надежду. Никогда еще просторная кухня не казалась Колену такой уютной. Деревянная мебель навощена до блеска, на подоконниках — букеты роз. Кухонные принадлежности и кастрюли из желтой меди так и сияют… Все в помещении говорило о достатке и упорных трудах Клер.

Когда Фредерик снова предложил другу пожить в Понриане, тот отказался.

— Только на одну ночь! Если я буду работать с мэтром Руа, то и ночевать хотелось бы на мельнице. Конечно, если у вас найдется, где меня разместить.

Бертий умоляюще посмотрела на Клер.

— Я приберусь в маленькой спальне, над общей комнатой! — поспешила заявить кузина. — У вас будет чудесный вид на долину, мсье! И хватит пары минут, чтобы дойти до цехов.

Работники мельницы начинают рано, иногда в четыре утра!

— Люблю вставать до рассвета! — отвечал Гийом. — Разумеется, я оплачу комнату и стол.

Колен замахал руками. Клер этому не удивилась: освободившись от долгов, отец перестал думать о финансах. Бертий жадно следила за разговором. Ее душа трепетала, будучи на пороге счастья, — пусть мизерного, но все же… У нее будто больше не существовало тела — оно стало легким, таким легким! В ее хрупкой груди гулко стучало сердце.

Раскланиваясь, Гийом Данкур сжал ее руку.

— До скорой встречи, мадемуазель Бертий! — прошептал он. — Я привез целый чемодан книг. Думаю, вы найдете для себя что-то интересное!

Клер это слышала. И видела, как лицо кузины озарилось новым светом. Когда они остались одни, Бертий спросила:

— Скажи, я могу ему понравиться? Как друг, только как друг?

— Нет такого человека на свете, кому ты бы не понравилась, принцесса! Ты такая красивая! Гийом только на тебя и смотрел!

Ортанс, услышав, что в кухне наступила тишина, затарабанила в пол.

— Иду, мамочка! И принесу тебе сидра, благо его на всех хватит! — крикнула Клер.

На пороге возникла Этьенетта. Ее чепец сомнительной белизны съехал чуть ли не на затылок. Тяжело дыша, она пробормотала:

— Ваши козы, мамзель! Они убежали в сторону Понриана! Я — следом, но слишком жарко, и разве за ними угонишься!