Майская ночь, или Утопленницы

* * *

Вернулась шайка на бугор, смотрят: лежит мертвое тело бывшего атамана Уракова и стоит над ним Стенька, весь какой-то суровый, неведомый. В одной руке выковырнутая пуля, в другой — разряженный пистолет. Усомнились, попятились. Разряженный-то он разряженный, а вишь, стреляет.

Сдернули шапки, перекрестились сугубым перстом. Двумя, значит, пальцами. Стоят молчат.

— Ну что, братцы?.. — говорит наконец есаул (сам из татар). — Кого в атаманы-то излюбим? Стеньку?

Нарочно говорит, с подначкой — сам, небось, в верховоды лезет. Известно: у татарина — что у собаки, души нет, один пар. Ну тут, понятно, смутились разбойнички: отмерли, зароптали.

— Кашевара — в атаманы?

— Ему ж пятнадцать годков!

— Эко диво, Уракова он застрелил! Я вон Ивашку Сусанина под Костромой зарезал — так что ж теперь?

— Сколько лет живем, такого не бывало!

— Уж лучше есаула…

Осерчал кашевар. Вышел в круг да как гаркнет:

— Айда в лес!

Удивились, конечно, но пошли. А в лесу-то как раз Стенькины моргулютки пеньки пересчитывали.

— Ну-ка, кто из вас такой ловкий? — пытает он товарищей. — Преклони весь лес к земле!

Молчат, глаза пялят.

— Никто не способный? — выхватил сабельку, вознес над головой. — Преклонись!

Такое враз грянуло! Шум, треск, щепки летят… Моргулютки-то уже остервенели от пеньковой своей бухгалтерии, а тут — глядь! — настоящая работенка привалила. На радостях чуть дубраву целиком не выломили.

Ахнули разбойнички. Эка страсть! Лес-то и вправду полег! Крикнули с перепугу:

— Быть Стеньке атаманом!

Так вот и стал…