Милашка для психа

Была лишь эта бешеная страсть, с которой они поедали, поглощали друг друга. И этого было достаточно.

Когда Егор вошел в нее, предварительно натянув презерватив, Таня выгнулась и тут же получила россыпь поцелуев по шее.

— Я думала, я свихнусь от тоски по тебе, — сказала Таня, когда псих начал медленно двигаться внутри нее. Это было так потрясающе, что удивительно, как она вообще смогла говорить. — Я даже не представляла, что могу по кому-то скучать так сильно.

— Я думал, что потерял тебя навсегда, — ответил ей Егор. — Я чуть не умер от страха.

Таня распахнула глаза. Обхватила его лицо руками и начала целовать, чувствуя себя оголенной нервной клеткой, куском расплавленного масла, чем-то без костей и кожи, чем-то, что могло только чувствовать, больше ничего.

Она обхватила его ногами и двигалась навстречу, позволяя члену входить в себя все глубже и глубже, пока он не толкнулся до самого конца.

Колючая щетина царапала лицо, а Таня не могла оторваться, не могла прекратить. Они оба знали, что это не продлится долго, и оба даже не пытались притормозить. Они просто ритмично танцевали в постели, сплетаясь телами, и это было высшее наслаждение, от которого у Тани кругом шла голова.

— Еще немного… — прошептала она, задыхаясь. — Еще немного, и я…

— Ох, черт.

Псих не жалел ее, он и себя не жалел. Он вытащил член, вставил его снова до самого конца с громким шлепком и набрал такую скорость, что у Тани замелькали пятнышки перед глазами.

Таня хотела кончить вместе с ним. Хотела сделать это одновременно, чтобы эта секунда наслаждения связала их между собой, сделала единым целым.

И в какой-то момент они закричали, одновременно взрываясь, и не было мгновения в жизни Тани, когда она чувствовала бы себя счастливее. Его просто не существовало.

Прошло, казалось, не меньше часа, а они продолжали все так же лежать, прикасаясь друг к другу. Голые, счастливые, с глупыми улыбками на губах. Псих гладил Танины волосы, а Таня…

Ох, Тане хотелось так много всего ему сказать. О той боли, которую она пережила, и о том облегчении, которое почувствовала.

Псих был ее болезнью и лекарством. Противоядием от самого себя.

Тане хотелось сказать ему о своих чувствах, которые кипели внутри нее, били ключом с того момента, как они встретились, и до сегодняшнего дня. Но сейчас слова были не нужны. Позже. Может, завтра. Может, через неделю или месяц. А может, через минуту. Когда угодно. У них впереди еще так много времени для слов.

Конец