Спасалочки

— Merde! — заорал рыжий тип.

В следующий момент меня взяли за руку, подняли с земли и потащили прочь.

С моим спутником мы бежали сквозь толпу, пока не оказались на относительно безлюдном тротуаре. Всюду сновали полицейские — они отлавливали всех, кто попадался им на глаза, и заталкивали в грузовики. Точечные схватки в рукопашную продолжались то там, то здесь. Мы просто бежали, не видя пути. Вдруг прямо перед нашими носами отворилась дверь — я машинально задрала голову и прочла надпись над входом: "Кебаб. Халяль". Уже через секунду дверь захлопнулась за нашими спинами.

— Каролина… — Он запыхался не хуже моего, но вместо того, чтобы отдышаться, прижал меня к стене и тут же приступил к допросу: — Что ты здесь делаешь? Ты с ума сошла? Зачем подвергаешь себя такой опасности? А если бы…

А если бы не я, ты бы уже валялся там, приезжий, с пробитым черепом и настолько обезображенной мордахой, что тебя бы даже родная (прости господи) жена не опознала. Подумала я, но не сказала вслух.

— Я вообще-то в отпуске. Могу себе позволить. Не моя вина, что революции во Франции — это как Путин в России. Неизменная константа. А вот что насчёт тебя, Олежка? — Я насмешливо кивнула на его рубашку с эмблемой Международного евразийского движения за традиционные ценности. Он попытался прикрыть её ладонью — этот жест только развеселил меня.

— Я здесь представляю компанию тестя. Ты же знаешь — у нас везде партнёры. Отрабатываю свою жизнь и зарплату в указанном режиме. Бремя белого человека, всё такое…

— Ага, видела я это бремя. Вот только что. Кстати, как насчёт арабов? У вас же с ними тесные связи? Там и с традиционной семьёй, и с бременем белого человека всё в порядке, не так ли? Праваки такие праваки, всё никак не определятся с понятиями.

Как и ты, Олежка. Всё никак не определишься. Подумала я, но не сказала, потихоньку входя в раж. Ох, уж эти борцуны за старый мир. Где деньги, там и убеждения. Тьфу! И вдруг поймала себя на мысли, что и сама такая. Должна бы быть — полагается по статусу. Но… Чёрт, что со мной не так?

— Давай не будем об этом. Ты же знаешь — политику компании решаю не я…

Неудобный разговор прервал старый араб в галабее:

— Кебаб заказывать будете?

— Будем! — ответили мы хором. — И выпить бы чего… — добавила я, в миг осознав себя голодной и вымотанной на износ.

— Извините, мадам, халяль. Алкохоль-фри. Но есть холодный марокканский чай с мятой или чёрным тмином.

Обращался старик исключительно ко мне, моего случайно-неслучайного спутника пытаясь игнорировать. И лишь потом я заметила, что дверь заведения была заперта на все замки, а окна наглухо закрыты ставнями — в разгар полномасштабных погромов нас каким-то чудом занесло в эту забегаловку. Чудесам удивляться я уже отвыкла. Пока мы ждали заказ, я бродила по заведению — двухэтажное, внизу оно представляло собой типичную арабскую закусочную, а наверху больше походило на оргкомитет какой-то партии. "Islam Rouge" было написано на одном из знамён, украшающих щербатую кирпичную стену. Герб на знамени являл собой скрещение полумесяца и молота. Атмосферненько…

— Только мне в таком виде на улицу нельзя, — сказал Олег, когда наши тарелки опустели, а чашки наполнились по второму кругу. — Если меня узнают…

— Так и говори, что со мной нельзя, — закончила я за него.

— Хорошо, что ты сама всё понимаешь. Тут повсюду глаза и уши, а я и так еле отмазался перед тестем после того раза. Кстати, спасибо тебе.

— Уже благодарил.

Я имела в виду не безликое сообщение, обращённое к Ангелу-Спасителю, а нашу предыдущую встречу — пусть два месяца назад, на чёртовой выставке, мы даже не увиделись, но он был рядом. И я слышала его голос. Думаю, он понял меня правильно. Думаю, мы были созданы, чтобы понимать друг друга.

— Не за прошлый раз. А за сегодняшний. Ещё не благодарил. Могу я хотя бы проводить тебя до отеля?

Я прикинула: в мой номер он не пойдёт — не та сейчас обстановка, он здесь наверняка не один, и его партнёры уже ищут его всюду. Но перспектива возвращаться в гостиницу одной совсем не радовала: на улицах всё ещё было шумно, то и дело что-то вспыхивало и взрывалось — от этой какофонии не укрывали даже массивные деревянные ставни на окнах.

— Боюсь, не получится. Не в этот раз. — Я даже не пыталась скрыть своего сожаления.

— Дай мне время. — Он вышел из-за стола и побрёл на второй этаж — туда, где обитали хозяева этого гостеприимного места. Вернулся через пять минут, держа в руках два чёрных свёртка. — Вот, отдал сто евро за всё про всё. Переодевайся. Здесь, кроме нас, никого нет.

Заведение мы покидали через задний ход. Старик объяснил, как дворами пробраться на параллельную улицу, где можно было поймать такси. Мы поблагодарили его и нырнули в дымные сумерки.

— Чёрт, как вы в этих юбках ходите! — Олег в абайе напоминал слона в чёрной простыне. Что до меня, то мне прежде доводилось носить такую одежду во время деловых поездок в Иран, к тому же каблуки оберегали меня от наступания на подол — в своей абайе я почти плыла по земле.

— Это не юбка, а верхняя одежда. Типа плаща. Под ней носят обычную одежду — джинсы и футболку, например, — я рассказала ему то, что знала сама. В своё время мне тоже кто-то это рассказал.

— Ты хоть без намордника этого… — Бухтел он.

— Тоже мне… — Я прыснула. Олег мало того что замотал свою коротко остриженную голову в чёрную косынку, так ещё и на рот натянул чёрную медицинскую маску — ничего другого для укрытия лица, как ни странно, у араба в кебабной не нашлось. — А тебе вообще грех жаловаться. В таком камуфляже тебя точно никто не узнает! Жаль, чтобы затащить тебя в номер, нужны документы — боюсь, мужика в абайе и с русским паспортом в Шангри-Ле сразу возьмут на карандаш.

— Обидно, чёрт возьми!

Мы остановились на обочине. Через минуту возле нас притормозило такси.

До гостиницы мы ехали целых сорок минут, хотя в <i>нормальный день</i> это заняло бы не больше семи — всё дело в перекрытых дорогах, горящих покрышках и вездесущих людских столпотворениях. Центр Парижа в очередной раз горел. Мы тоже горели — сунув таксисту сиреневую европятихатку, мы отбили у него всякое желание обращать на нас внимание… Это был не первый раз, когда я занималась сексом на заднем сидении автомобиля. Но первый, когда под сексом подразумевались ласки через одежду с мужчиной, одетым, как восточная женщина. Широкие полы лёгкой накидки скрадывали наши шалости, чёрная ночь накрывала нас уютным одеялом, и даже запах гари из приоткрытого окна не сбивал настроя. Мне показалось, это был лучший секс в моей жизни. Даже если по ходу действия мы оба не произнесли ни слова. Избавившись от своего "намордника", Олег целовал меня так остервенело, будто это была его последняя ночь на земле.

У главного входа в отель я вышла на приятно подкашивающихся ногах. Мы не прощались. Знали — встретимся снова, но не знали — когда и как. Могли пройти годы, могли пройти дни — оставалось только ждать. Ожидание заменило нам будущее. А воспоминание об этом дне — прошлое. Я чувствовала себя бабочкой-однодневкой, застрявшей в петле времени.