Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

Молодая женщина умолкла, закрыв лицо руками, в тщетной попытке спрятать обуревающие ее эмоции.

— Не терзайся так, все уже кончилось. Что сделано, того не изменишь, — проговорила преисполненная сочувствия Мейбл. — Лисбет, ты намекнула на события, о которых я не знаю. Почему ты чуть не утонула? Что такого страшного с тобой случилось?

— Ма, я долго вам с па не говорила, но теперь придется. В конце апреля в замке Гервиль, на чердаке, Гуго Ларош — да-да, родной дед! — меня изнасиловал. Я сбежала в Париж с Бонни, дядей Жаном и Ричардом, не сказав им, что, собственно, произошло. Правду они узнали за три дня до нашего с Ричардом бракосочетания.

— Поверить не могу! — пробормотала Мейбл, глаза которой распахнулись от изумления. — Родной дед? Изнасиловал? Какой ужас! Моя бедная девочка, как ты, должно быть, мучилась, и душой, и телом! А потом еще несколько недель хранила это в секрете? Ты не хотела расстраивать нас с Эдвардом? Ангел мой, не стоило! Лучше бы ты сразу все нам рассказала!

— Пойми, ма, в Париж я приехала сама не своя. Ты абсолютно права, я ужасно страдала, морально и физически. И с каждым днем мне все труднее было жить с мыслью, что этот монстр осквернил меня. Еще я боялась, что я от него беременна. И вот однажды утром от отчаяния я прыгнула в Сену. Из воды меня вытащил незнакомый парень. На барке меня откачали, и когда я встала на ноги, то увидела лужу крови. И юбка была в крови. Тогда я поняла, что спасена. Я словно заново родилась!

— Боже, неужели такие мерзости бывают на свете? — прошептала Мейбл, у которой голова шла кругом.

Желая утешить свое любимое дитя, она прилегла рядом с Элизабет, и та прижалась к ней, обняла.

— Теперь понятно, почему ты тянула с отъездом, милая, — шепнула Мейбл ей на ухо. — Ты не хотела нас видеть, ты была в отчаянии? А ведь на этом твои горести не кончились. Новые беды, новые потери… Меньше чем через месяц ты лишилась мужа, отца твоего ребенка! Но ты не бойся, этот малыш ни в чем не будет нуждаться. У него будет семья!

— А если меня посадят в тюрьму, ма? Что будет с ребенком? Я не узнаю счастья растить его, любить.

— Никогда, слышишь, никогда ты не пойдешь в тюрьму, пока мы с Эдвардом живы! — отрезала Мейбл.

— Лоретта будет свидетельствовать против меня. Она уверяет, что была с нами в комнате и своими глазами видела, как я столкнула Скарлетт вниз. Думаю, она действительно все видела, потому что подглядывала и подслушивала. Эта девушка — единственная, кто может спасти меня от суда. Но, увы, она хочет моей погибели!

— Лисбет, мы сделаем все, чтобы ей помешать.

Мейбл какое-то время невидящим, полным слез взглядом смотрела на розовые с золотом обои, потом — на сборчатые муслиновые занавеси на окнах. Первые двадцать лет жизни ее прошли спокойно, без особых радостей и бед. Она родилась здоровой, хотя до этого ее мать произвела на свет двух мертворожденных младенцев, мальчиков.

Родители, рачительные коммерсанты, воспитывали ее в строгости и доброте. А потом — случайное знакомство с Эдвардом Вулвортом, который влюбился и женился на ней вопреки воле своей семьи.

После свадьбы Мейбл вела жизнь обеспеченной дамы из высшего нью-йоркского общества. Часто скучала, но не показывала этого, и очень терзалась тем, что у них нет детей.

«Ты пришла в нашу жизнь, Лисбет, — думала она, — и сделала нас счастливей. Мое сердце навсегда отдано тебе, и сердце Эдварда тоже. Ты — наше обожаемое дитя. Но почему же Господь так тебя испытывает?»

Поглаживая дочь по шелковистым волосам, Мейбл мысленно перебирала ее несчастья.

«Мать умерла во цвете лет, и через несколько дней — отец. Во Франции этот изверг посмел коснуться тебя, надругаться над тобой. Вскоре погиб Ричард. Но что касается Скарлетт, то это мой грех, это все из-за меня!»

Пришел ее черед беззвучно заплакать — настолько беспомощной она себя ощущала перед лицом всех этих непрерывных трагедий.

— Ма, я так тебя расстроила? — спросила у нее Элизабет.

В тот же миг в дверь дважды постучали. Мейбл, не сомневаясь, что это Норма, крикнула:

— Входите! — А дочери сказала: — Съешь тарелку супа, дорогая. Теперь тебе нужно хорошо питаться.

— Совершенно с вами согласна, мадам! — подхватила Бонни — в пальто и шляпке, но уже с тяжелым подносом в руках.

— Бонни! — вскричала Элизабет. — Моя милая Бонни! Ты пришла!

— Мистер Вулворт позвонил, и я сразу прыгнула в такси, — отвечала та по-французски. — Жан, конечно, со мной. Трудности, моя крошка, лучше встречать всем вместе. А еще я привезла письмо от мсье Антуана Дюкена. Оно шло целый месяц!

— Спасибо, Бонни! — сказала Мейбл. — Предоставляю Лисбет вашим заботам. А сама поговорю с Эдвардом, это срочно.

При виде Бонни, когда-то гувернантки и наперсницы, а теперь — члена семьи, Элизабет обрадовалась, как ребенок. Та поставила поднос на комод и сделала то, что сейчас было важнее: как и много лет назад, присела на кровать, обняла свою девочку и, напевая, стала ее баюкать.

Призрак окровавленной Скарлетт Тернер понемногу таял, а с ним — и остальные фантомы Дакота-билдинг, оживленные чьим-то дьявольским умом…Дакота-билдинг, воскресенье, 24 сентября 1899 года

Терпение двух джентльменов, Эдварда Вулворта и Роберта Джонсона, было на исходе. Детектив неоднократно нажимал на кнопку звонка, но Лоретта не открывала. Мужчины встревоженно переглянулись. Неужели оправдались их наихудшие опасения и служанка сбежала? Тогда нет шансов оправдать Элизабет…

— Швейцар сказал, что эта девица совершенно точно не покидала пределов резиденции, — со вздохом произнес Эдвард.

— Боюсь, он заблуждается. Полиции нужно было арестовать эту Лоретту, как только моя невестка дала показания. Но этого не случилось, и даже квартиру, насколько я понял, не обыскивали. Коррупция в полиции Нью-Йорка процветает! Наверное, миссис Тернер пользовалась чьим-то особым покровительством.

И с этими словами Роберт Джонсон ударил в дверь кулаком. Отец Ричарда был импозантный мужчина — высокий, широкоплечий, с мужественными чертами, которые передались и сыну. В коротко стриженных волосах было много седины.

— Судя по звукам, в квартире кто-то есть, — сказал он и постучал еще.

— Вы правы.

Металлический щелчок заставил обоих вздрогнуть. В замке повернулся ключ, одна из створок дубовой двери открылась, и показалось миловидное личико Лоретты. Она с подозрением оглядела мужчин.

— Что вам нужно?

— Вы знаете, кто я, мисс, — сказал Вулворт. — Мы можем поговорить, в квартире?

— Нет, я жду полицейских. Они отвезут меня в надежное место, безопасности ради. Мне звонили и сказали никого не впускать. А особенно — вас, мистер Вулворт. Чтобы вы не пытались соблазнить меня деньгами — так они сказали.

Уязвленный в лучших чувствах, Эдвард отшатнулся, но быстро справился с изумлением и даже возмутился:

Как они смеют?! Мисс Лоретта, я всего лишь хочу восстановить справедливость. Подумайте хорошенько! Если вы скажете неправду о том, что произошло, в тюрьму попадет невинный человек!

— В таком тоне вам говорить не стоит, — одернул его Роберт Джонсон. — Она передаст все полицейским, и это может быть истолковано как угрозы.

— Но я и не думал угрожать! — стал оправдываться негоциант. — Что же, в таком случае, нам делать?

— Пока помолчите. Эта девчонка блефует. Неужели вы настолько наивны, что не понимаете? Думаю, за ней скоро действительно приедут, но не полиция, а кто-то из сообщников миссис Тернер, с которым она заранее договорилась.

Лоретта внезапно побледнела, и даже смуглый оттенок кожи не смог этого скрыть. Она хотела захлопнуть дверь, но Роберт Джонсон отодвинул ее локтем и вошел. Мистер Вулворт, хоть и несколько недовольный этой демонстрацией силы, тоже вошел в холл. Первыми в глаза бросились чемодан и большой кожаный саквояж, стоявшие возле карликовой пальмы в большом керамическом глазурованном горшке.

— Вы не имеете права! — пробормотала девушка. — Это не то, что вы думаете! Я переезжаю и, пока будет идти суд, поживу у подруги.

Не слушая объяснений, Джонсон присел на корточки и сперва открыл чемодан. Высыпал содержимое на паркетный пол.

— Вижу, тут есть кое-что получше одежды, — заметил он, извлекая из чемодана пригоршню ожерелий.

Украшения поблескивали в свете серого дождливого утра. Детектив достал бархатный футляр с парой сережек изумительно тонкой работы.

— Подделка или действительно драгоценные камни? — спросил Эдвард, поражаясь красоте рубинов.

— Камни настоящие и стоят целое состояние, — коротко отвечал Джонсон. — Проституция и торговля наркотиками дают хороший доход.

— Это все мое! — крикнула Лоретта. — Скарлетт так и сказала: если со мной что-то случится, можешь взять все.

— Значит, это все-таки был несчастный случай? — поймал ее на слове детектив.

Девушка с отчаянием смотрела на свои сокровища. Эдвард же, рассмотрев ее получше, поразился ее красоте. У Лоретты были черные глаза, волнистые, черные как ночь волосы и ярко-красные, чувственного рисунка губы. Поймав на себе его взгляд, молодая испанка заговорила:

— Мне нужны деньги. Хочу вернуться в Европу, в Мадрид. Там у меня старший брат и дядя. Я им написала и получила ответ. Родные меня ждут.

Она презрительно посмотрела на детектива, который все это время рылся в саквояже.

— Там одежда, не помните! — потребовала она.

Роберт Джонсон выпрямился во весь рост и грозно посмотрел на нахалку. И дело бы не кончилось взглядом, но мистер Вулворт знаком попросил его помолчать.

— Мисс, я взываю к вашему чувству справедливости, — мягко начал он. — Лисбет рассказала мне некоторые факты из вашего прошлого, и я понимаю, почему вы были так привязаны к миссис Тернер. Но если вы планируете вернуться в Испанию, к родным, зачем обвинять мою дочь? Она уверена, что вы все видели, и только вы одна можете ее оправдать.

Лоретта, которую эти слова взволновали, встала на колени возле чемодана и спрятала туда драгоценности. Потом передернула плечами и тихо сказала:

— Скарлетт увлеклась вашей Лисбет, и я ревновала, страшно ревновала.

— Допускаю. Но есть кое-что, чего вы не знаете, — продолжал Эдвард Вулворт. — Лисбет ждет ребенка от своего мужа, который погиб в море. Мистер Джонсон — ее свекор. Так вот, отправив невиновную в тюрьму, вы не воскресите свою благодетельницу, принявшую вас под крыло ребенком. Я предлагаю сделку. Но надо успеть до приезда полицейских, которые неизбежно перевернут эту квартиру вверх дном.

Лоретта гибким движением выпрямилась, всмотрелась в благожелательное лицо собеседника, внушавшего меньше страха, чем детектив с его резкими манерами.

— Что за сделка? — шепотом поинтересовалась она.

— Отвезите свои вещи в надежное место, к примеру в камеру хранения на вокзале. Затем вы откажетесь от первичных обвинений, скажете, что вас замучила совесть или что сперва неверно истолковали то, что произошло на балконе. Я оплачу услуги адвоката, если у полицейских будут к вам претензии. Очень скоро вы сможете уехать в Европу, и очень состоятельной особой.

— Почему я должна вам верить? Что, если вы донесете на меня за кражу?