Волчья мельница

— В родах всем плохо, моя девочка. Кажется, доктор поехал на ферму семьи Бро, в Вёй!

— О нет! — вскричала в ужасе Клер.

Она была вся мокрая, одежда липла к телу. Бакалейщица между тем покосилась на Соважона:

— Я раньше не видела твоего пса, Клер! И на собаку не похож…

Девушка ничего на это не сказала. Тихонько понукая Рокетту пятками в бока, Клер рысью пустила ее по дороге на Вёй.

«Гийом наверняка разыскал повитуху! Она облегчит мучения мамы. И, если повезет, когда я приеду на мельницу, малыш уже появится на свет!»

В надежде поскорее найти доктора, Клер перевела кобылу в галоп. Перед глазами у нее стояло бледное лицо матери, стонущей от боли.

«Почему женщинам приходится так мучиться?» — спрашивала она себя, умирая от беспокойства.

Сама не зная почему, она вспомнила Катрин, которая скончалась после выкидыша. Еще у Клер была козочка с белой, как снег, шерстью — та умерла в родах. Несчастное животное потеряло много крови.

«Бедная мамочка! Она так хотела этого ребенка!»

Благодаря влиянию Базиля религиозной Клер не была, но сейчас ей захотелось обратиться к Всевышнему. В детстве, поощряемая матерью, она молилась много и вдохновенно.

«Господи, помоги нам! Пресвятая Дева, спаси мамочку, умоляю!»

Рокетта не привыкла к такой адской скачке. На подъезде к Вёю она зафыркала, сбавила шаг. Клер пришлось ее пожалеть. Удача ей улыбнулась: на вершине холма она увидела ферму, и там, во дворе, — элегантное тильбюри доктора и его серую лошадь, которую знали все местные.

— Он еще там! Еще немножко, моя Рокетта, поднатужься! Соважон, веди себя хорошо!

Полуволк учуял крепкий запах овечьего стада, пасущегося на травянистом склоне.

— Рядом, Соважон! Мне сейчас только новых неприятностей не хватало!

Пять минут спустя Клер уже спрыгнула с коня. Дождь прекратился, но вид у девушки был непрезентабельный — взлохмаченная, платье заляпано грязью. Едва она вошла в дом, как доктор все понял.

— Клер, что стряслось? Матери плохо? Роды?

— Да, — пробормотала девушка. — Мама просит вас приехать. Говорит, такие боли — это ненормально. Ей очень-очень худо!

Доктор Мерсье вымыл руки в ведре с водой, вытер полотенцем. За этим с мрачным видом наблюдал старик, хозяин дома, жена которого только что испустила дух. Клер, которая никого из семьи Бро не знала, шепотом извинилась за причиненное беспокойство.

— Вы сразу поедете к нам? — дрожащим голосом спросила она.

— Конечно! А ты поезжай вперед, Клер! Будем надеяться, мадам Руа благополучно разрешится, без вреда для младенца. Надо как следует натопить в доме: этот бутуз родится недоношенным.

При иных обстоятельствах Клер бы от этих слов покоробило. Сейчас, пропустив это мимо ушей, она выбежала на улицу. Рокетта скакать галопом отказалась, поэтому доктор скоро их нагнал.

— Твоя лошадь еле плетется! — крикнул он. — Садись ко мне, а она сама придет в конюшню.

Клер согласилась. Сняла с Рокетты узду, а сама забралась на обтянутое тонкой кожей сиденье докторского тильбюри. Верх, тоже из черной кожи, был поднят. Обитые медью колеса вращались беззвучно. Половину пути они молчали, а когда проезжали Пюимуайен, доктор спросил будничным тоном:

— Поговаривают, что вы с Фредериком Жиро помолвлены. Это правда? И когда свадьба?

— Будущим летом, — отвечала Клер. — Спешить некуда.

— Станешь настоящей дамой, хозяйкой Понриана! Надеюсь, на ужин меня пригласишь?

— Конечно, доктор. С удовольствием!

Про себя она ответила по-другому: «Никогда-никогда я не буду женой Фредерика! И не будет никаких ужинов».

Наконец доктор повернул к мельнице. Соважон все это время, не отставая, бежал за экипажем. Напротив дома Базиля он остановился. Жан, который стоял у окна, позвал собаку.

— Пусть он побудет у вас! — крикнула ему Клер. — Мама рожает! Соважон может мешать.

Так она предупредила обоих, старого приятеля и возлюбленного, о том, что происходит. Доктор сказал:

— Странно, такое впечатление, что я где-то видел племянника мсье Дрюжона. Лицо его мне знакомо. Но где?

Клер окинула доктора Мерсье внимательным взглядом, как потенциального противника. Крепкого сложения, кряжистый, доктор в свои сорок с хвостиком оставался холостяком. Он жил в красивом доме на окраине деревни и водил дружбу исключительно с членами лучших семей Ангулема.

— Давайте поторопимся! — резко отвечала она. — А! Вижу велосипед Гийома! Значит, повитуха уже тут. Я уехала больше часа назад. Может, мама уже родила!

— Это происходит не так быстро, Клер! Особенно в возрасте твоей матери, — осадил ее доктор.

Он передал ей поводья и почти бегом бросился к крыльцу. Девушка привязала лошадь к кольцу, вмурованному в стенку конюшни нарочно для этих целей, — здесь таких было три. К ней уже спешил Гийом.

— Вы привезли доктора! Крики слышны даже во дворе. Это ужасно! И бедная Бертий одна там, наверху! Я не посмел подняться к ней в спальню…

— Вы бы поставили ее в неловкое положение, — согласилась девушка. — Идите лучше работать!

— Мэтр Руа отправил всех по домам. Один я работать не смогу. Мы сложили формы и погасили огонь под чанами.

У Клер, которая не могла думать ни о чем, кроме матери, сдали нервы. Свое раздражение она выплеснула на этого манерного молодого мужчину, которого недолюбливала.

— В таком случае ступайте к себе и что-нибудь почитайте! — сухо заявила она. — Мы с вами — чужие люди, и в этой ситуации я рекомендую оставить нашу семью в покое. Бертий ничего не угрожает, она много лет как-то обходилась без вас. Днем больше, днем меньше — какая разница? Увидитесь с нею завтра.

Гийом, с глазами, квадратными от изумления, тоже не смолчал:

— Я понимаю, вы расстроены, Клер, но смею заметить, мне надоели ваши презрительные взгляды и оскорбительные ремарки. Я желаю вашей кузине только добра!

Из дома донесся жуткий вопль. Клер думала об одном — как отвязаться от Данкура. Сердито глядя на него, она прошептала:

— Вы делаете ее несчастной, неужели непонятно? Ваше внимание и доброта льстят ей. Она забывает о своем увечье. Но в октябре вы уедете, и для Бертий это будет трагедия! Я не осмеливаюсь с ней об этом поговорить. Ну, чтобы она была морально к этому готова. И не могу — она слишком счастлива и ничего не хочет слушать!

Клер развернулась и зашагала к дому. Гийом за ней не пошел, крикнул вслед:

— Я ее люблю! Да, я люблю Бертий, и мы поженимся! Денег у вас хватает, но никто даже не подумал купить ей кресло на колесах!

А я уже заказал его в Ангулеме!

Его слова, как пули, поразили Клер в самое сердце. Но она не сбавила шаг. В кухне Этьенетта таращилась в кастрюлю с кипящей водой. Вид у нее был отсутствующий, и она грызла яблоко.

— Бестолочь! — прикрикнула на нее Клер. — Ты решила сварить младенца живьем? Ступай, принеси холодной воды. Вон ведра пустые!

Служанка убежала на второй этаж, разминувшись на лестнице с повитухой.

— Клер, моя девочка! Плод слишком большой, и твоя мать жутко мучится. Доктор дал ей опийной настойки. Дай Бог, ей полегчает и она сможет тужиться. И ведь это он, Мерсье, во всем виноват! Посоветовал мадам Ортанс больше отдыхать, и она месяцами не вставала с кровати. А нужно было двигаться, ходить! Так она и ребенка раскормила!

— Мне можно к маме? — дрожащим голосом спросила Клер.

— Не сейчас, Клер. Я спустилась на минутку, глотнуть чего покрепче. Мне это сейчас нужно, — отвечала повитуха.

Девушка кивнула и пошла наверх, к Бертий. Та сидела, вжавшись в спинку кровати, с носовым платком в руке, и плакала.

— Сил моих больше нет, Клеретт! Тетя Ортанс стонет и кричит, не переставая. Почему ей так плохо? Дядя Колен недавно плакал в коридоре, а я бы рада его утешить, но встать не могу! Я позвала его, но он не откликнулся. И никто не пришел со мной поговорить, рассказать, что нового. А ты? Где ты была? Мне ужасно хочется пить и есть!

Все тело Бертий сотрясалось от рыданий. Она была непричесана и в одной лишь тонкой батистовой ночной рубашке. Клер бросила ей платье:

— Вытри слезы, принцесса, и оденься! Я спущу тебя в кухню, там и компания найдется. Этьенетта мается от безделья, а повитуха уже схватилась за бутылку виноградной водки. Я схожу к Гийому, попрошу, чтобы он побыл с тобой. Вместе и поужинаете! Я сейчас скажу тебе то, что тебя утешит. Он хочет на тебе жениться!

Потрясенная Бертий уронила руку с гребнем. Клер же в это время натягивала на себя первое попавшееся под руку платье.

— Он сам тебе сказал? — спросила кузина. — Ну, что хочет, чтобы мы поженились? Боже, какое счастье! Клер, помоги! Я так рада! Если я выйду замуж, тебе больше не придется со мной возиться! И вы с Жаном спокойно уедете!

Клер оцепенела. Об этом она не подумала.

— Мама… Я ее не слышу! Бог мой! Я пойду посмотрю…

Девушка дважды тихонько стукнула в дверь родительской спальни. Колен приоткрыл дверь, но внутрь ее не пустил.

— Опий подействовал, она успокоилась, — тихо промолвил он. — Иди лучше свари хороший бульон, Клер! Матери он понадобится. Доктор как раз ее осматривает. Лучше не мешать!

— Папа, я хочу ее видеть!

— Нет, Клер. Пока нельзя!

Колен закрыл дверь с той стороны, прижался к ней лбом. Он чувствовал себя прескверно. Ортанс мучилась, и он ничем не мог ей помочь. При виде окровавленных простыней его снова затошнило. Мерсье накрыл роженицу одеялом и подошел к нему.

— Мэтр Руа, я вам искренне сочувствую, но плод лежит неправильно, и он слишком велик! Благо такое случается редко, но я не могу спасти обоих. Если извлечь дитя, это убьет вашу жену, которая и так потеряла много крови. А чтобы спасти ее, придется разрезать плод на куски прямо во чреве. Может, он уже мертв, потому что я не слышу биение его сердца…

Доктор положил на прикроватный столик металлическую слуховую трубку, посредством которой он мог слышать сердечный ритм ребенка. Ортанс испустила душераздирающий крик:

— Нет! Доктор, только не это! Мой сын будет жить! Колен, подойди!

Тот подчинился, пришибленный тем, что только что услышал и с чем не мог согласиться. Ортанс схватила его руку, заставила присесть на кровать.

— Колен, любимый! Спаси наше дитя! Я столько грешила…

Ему пришлось наклониться, чтобы услышать, что она говорит дальше, — от изнеможения Ортанс еле шевелила губами.

— Да, я грешила плотью, и через плоть наказана! Ночью, в твоих объятиях, сколько счастья я познала! Целыми днями я потом об этом думала и сама себя стыдилась. Больше мне этого не нужно, Колен, но наш сын, он ни в чем не виноват! Он станет новым хозяином мельницы, твоим наследником. Эта мельница в нашей семье уже несколько поколений, начиная с того уродливого пастуха, которого полюбила красавица! Я тоже родилась уродиной, но ты любил меня, никогда ни в чем не отказывал! Господь зовет меня к себе, потому что я грешила…

Доктор из вежливости отошел. Он был в ужасе от того, что его ожидало. За пятнадцать лет врачебной практики это был первый подобный случай. В медицинской школе он слышал рассказы о том, как младенцев извлекали из тела матери по кускам — ногу, голову, руку… Живодерня, от которой он молил Провидение его избавить.

Колен рыдал. Ортанс прощалась с ним, и это было невыносимо.