Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

О той гнусности, какой Элизабет подверглась на чердаке в башне, ему до поры до времени удавалось не думать. Зато он помнил свою ярость, жестокосердие, нечестивую жажду обладания. Это был его способ получать удовольствие. А жертве… Жертве полагалось ненавидеть и трепетать. В его памяти четко запечатлелось личико юной Жермен, когда он ее насиловал. Он смотрел на нее не отрываясь, чтобы сполна насытиться ее болью и страхом.

Внезапно он сам удивился, как это небеса не покарали его сообразно всем этим злодействам. А может, все еще впереди и за все придется ответить, если Жюстен не выживет? На борту парохода «Гасконь», в субботу, 1 июля 1899 года

В салоне для официальных приемов оркестр играл вальс. Элизабет танцевала с мужем, и за ними восторженным взглядом следил капитан судна. С начала плавания молодая чета уже второй раз ужинала за его столиком.

— Ты очаровала нашего капитана, — шепнул Ричард на ушко супруге. — Глаз с тебя не сводит!

— Странно, ведь я — единственная здесь не в вечернем туалете.

— Ты и в этом платье красавица, Лисбет. Но обнаженная, в одном лишь сапфировом колье, будешь совершенно неотразима! Сегодня же вечером проверим!

— Ричард, ну что за глупости! — с лукавой улыбкой отозвалась она.

— Слава Богу, ты снова весела и беззаботна. Смею надеяться, в этом есть и моя заслуга. Денно и нощно я стараюсь, чтобы ты была счастлива…

— И у тебя это прекрасно получается! Ты — заботливейший из мужей.

Отличная танцовщица, Элизабет отдалась музыке и ласковым рукам мужа. Она уже привыкла спать с ним в одной постели, чувствовать его рядом.

Оказывается, так приятно проснуться и прильнуть к Ричарду… Чем он часто пользовался, чтобы утолить желание, вовлекая ее в нежную любовную схватку.

Молодая женщина не могла не заметить, скольких усилий ему стоит оставаться деликатным, предупредительным — лишь бы не пробудить в ней травмирующие воспоминания. И все же, к своему сожалению, столь ярких удовольствий, как в первые их интимные встречи, Элизабет уже не испытывала.

В танце она была чудо как хороша: широкая атласная юбка красиво струится, роскошные волосы, подхваченные у висков двумя гребешками, распущены…

Когда музыка смолкла, Элизабет вздохнула с сожалением. Они с Ричардом вернулись за столик, но тут оркестр заиграл снова и капитан поспешно встал.

— Мадам, позвольте пригласить вас на вальс! «На прекрасном голубом Дунае» — кажется, так он называется, — и капитан галантно поклонился. — Разумеется, с позволения вашего супруга…

— Супруг не против, — улыбнулся Ричард. — Самое время выпить дижестив, тем более что ужин был прекрасный.

Элизабет приняла приглашение благосклонно. Она ожидала чего-то подобного: как мужчина смотрит на нее при каждой встрече, невозможно было не заметить.

«Откуда такой интерес?» — каждый раз думала она.

На танцплощадке, обустроенной между столиками, в свете многочисленных хрустальных светильников танцевали они с капитаном и еще одна пара.

— Не верится, что мы на корабле, посреди океана, а не в чьей-то роскошной гостиной, — сказала она своему кавалеру.

— Пока все складывается самым благоприятным образом, и, если погода не испортится, в среду мы — в Нью-Йорке. Будем надеяться на лучшее, но шторм вполне возможен.

— Если б только нам повезло! — прошептала Элизабет. — Сама я, слава Богу, не страдаю от морской болезни, в отличие от подруги Бонни. Ей плохо, даже если на море штиль.

— Это не первое ваше плаванье, мадам? Я не решился задать вам этот вопрос за столом ни сегодня, ни позавчера вечером.

— Но вам очень хотелось меня об этом спросить! — с уверенностью сказала Элизабет. — Не удивляйтесь, у меня отличная интуиция.

— Бесспорно, мадам. Дело в том, что у меня такое чувство, будто я вас знаю… пардон, что мы уже виделись прежде, на пароходе «Шампань». Вы были совсем еще юной. Красивая девочка с каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами стоит на палубе и смотрит, как танцует дрессированный медведь… Это было мое первое плаванье в должности капитана судна. И мы прошли через ужасный шторм.

С этого момента Элизабет танцевала механически, уже не слыша музыки.

— Капитан, у вас прекрасная память! — тихо промолвила она. — Да, это была я. И шторм, о котором вы упомянули, забрал жизни моей матери и ребенка, которого она носила под сердцем. Они покоятся на дне океана.

— Ну конечно, я был уверен, что это вы! Простите, что пробудил в вас печальные воспоминания. Но на это у меня есть серьезная причина. По моему мнению, в то время условия проживания для пассажиров третьего класса были ужасны, и я до сих пор помню, как после похорон вашей матушки вы стояли на палубе — живое воплощение всех горестей мира. Я вам искренне сопереживал. И все эти годы часто вспоминал о вас. Тем приятнее было убедиться, что судьба к вам благосклонна — у вас прекрасный муж, и путешествуете вы в кругу людей обеспеченных!

— Прошу меня простить! Я больше не могу танцевать! — воскликнула молодая женщина.

Они остановились посреди танцевальной площадки, что само по себе было странно. Однако Ричард не последовал примеру многих ревнивцев и остался сидеть.

— Мсье, мой социальный статус действительно повысился, — сказала Элизабет. — Но ценой еще одной трагедии: моего отца убили в трущобах Бронкса, и я осталась сиротой. Но не стану же я пересказывать вам историю своей жизни?

— Разумеется, я не вправе ожидать ничего подобного, — смутился капитан.

— Могу я узнать цель нашей беседы?

— Все просто: позавчера я проверял бортовой журнал, и оказалось, что одна каюта во втором классе свободна: зарезервировавшие ее пассажиры не явились.

И я решил предложить ее вашему дяде Жану Дюкену и его невесте, вашей подруге Бонни. Кроватей в этой каюте две.

— Правда? Это очень любезно с вашей стороны!

— Оба раза, когда я имел удовольствие ужинать с вами за одним столиком, вы сокрушались, что им приходится обретаться в твиндеке, — до такой степени, что почти лишились аппетита. Если мое предложение будет принято, ваши близкие оставшиеся дни проведут с куда большим комфортом.

Предложение капитана обрадовало Элизабет. Поблагодарив его улыбкой, она все же уточнила:

— Дядя Жан — человек гордый и упрямый. Третьим классом он путешествует намеренно — в память о брате, моем отце. Он откажется, но для Бонни это хорошая новость, и я могу поблагодарить вас от ее имени. А, к нам идет Ричард, и вид у него встревоженный! Пожалуйста, сами объясните ему, о чем мы говорили.

Элизабет с капитаном обменялись улыбками. Ричарда это почему-то разозлило настолько, что он толкнул проходившего мимо стюарда с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Он схватил один бокал и залпом его осушил. И в тот же миг огромная масса парохода содрогнулась. За столиками замолчали, и музыку оркестра перекрыл нарастающий шум дождя и свист ветра.

— Это шторм! Проклятье! — воскликнул капитан. — Мне пора на пост. Ничего не бойтесь, мадам!

Поклонившись Элизабет, он стремительно удалился. Ричард обнял жену, которая испуганно посматривала в сторону застекленного этажного коридора. По стеклам уже струилась вода.

— Идем, любимая! В каюте нам будет спокойнее, — решил Ричард. — Судя по всему, это гроза, и она скоро кончится. И ветер… Кажется, моряки называют его шквальным!

Он обнял жену за талию и увлек за собой. Элизабет умоляюще посмотрела на супруга:

— Ричард, умоляю, разыщи Бонни! Если шторм надолго, со мной ей будет намного спокойнее! А дядя пусть поступает, как хочет. Он и так поступил, как последний эгоист, когда заставил будущую жену, с ее морской болезнью, путешествовать в грязном трюме!

— Хорошо-хорошо, уже иду! Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать.

— Спасибо, любовь моя!

И обрадованная Элизабет прильнула к мужу.

— Когда ты так говоришь, Лисбет, я готов достать для тебя луну с неба!

Какое-то время они целовались на фоне громовых раскатов и яростных завываний ветра. Качка усилилась, и было слышно, как волны разбиваются о бока корабля.

— А ты скорее иди в каюту! — сказал жене Ричард. — И осторожнее, пол ходит под ногами. Постарайся не упасть!

— Еще один поцелуй! — шепнула она, вставая на цыпочки.

Их губы снова встретились, и Элизабет крепко обняла мужа. А когда с сожалением от него отстранилась, сказала:

— Вернись поскорее, прошу! Нью-Йорк, Сентрал-парк, в тот же день

Мейбл Вулворт посмотрела на изящные серебряные часики-браслет, которые Эдвард подарил ей на день рождения. Они были очень красивые, швейцарского производства, и очень ей нравились.

— Не тревожьтесь, мы не опоздаем в гости к вашей невестке! — шутливо заметила Скарлетт Тернер.

— Милая моя, я об этом и не думала! Мы бываем у нее по субботам и никогда не заставляем себя дожидаться.

— Правда, приятно прогуляться в парке, зная, что где-то тебя ждет чашечка ароматного чая и кусочек фруктового кекса, не говоря уже о приятном обществе? Благодаря вам, Мейбл, я не чувствую себя такой уж одинокой. Позвольте, я угадаю! Вы думаете о своей крошке Лисбет!

— А о чем еще я могу думать? — наивно удивилась Мейбл. — Они вышли из Гавра во вторник и максимум в среду должны быть в Нью-Йорке. Я боялась, чтобы они не попали в шторм, но Эдвард меня успокоил, сказал, что в это время года нечто подобное маловероятно. Скарлетт, я почти не сплю по ночам! Я не видела Лисбет два года, я так соскучилась!

— Два с половиной года, — поправила, смеясь, подруга. — Обычно вы более точны, Мейбл! Признаюсь, мне не терпится познакомиться с вашей дочкой!

Мейбл удовлетворенно вздохнула, услышав последние два слова, которые Скарлетт нарочно выделила интонацией. И радостно ответила:

— Вы ей понравитесь! У вас столько общих тем для разговора! Вы читаете будущее при посредстве карт Таро, а Лисбет видит вещие сны. Она рассказывала мне об этом в письмах. Теперь я лучше понимаю, почему иногда она с криком просыпалась по ночам. Семейный доктор прописал ей препараты опия, но я уменьшала дозы, иначе с заходом солнца моя Лисбет впадала в дремоту.

— Надо же, вещие сны! — восхитилась Скарлетт. — Это очень интересно. Мейбл, прежде я об этом не упоминала, но в детстве и я сталкивалась с этим волнующим феноменом.

— Прошу, расскажите!

Скарлетт крепче сжала ей локоть, и, тихо переговариваясь, женщины стали подниматься на мост. В Сентрал-парке их было множество, этот был округлой формы, с металлическими парапетами в неоготическом стиле. Ручей внизу дышал свежестью, высокие деревья осеняли аллеи мягкой тенью.

— С приходом лета парк сказочно хорошеет, не так ли? — заметила Скарлетт. — И нам очень повезло, что мы живем в Дакота-билдинг и можем тут бывать сколь угодно часто! Я говорила, что мой отец работал на грандиозном строительстве, в результате которого и возник Сентрал-парк? Главный архитектор парка, Фредерик Ло Олмстед, воплотил в этом проекте все свои чаяния. Но их реализация подразумевала осушение болот, доставку плодородной почвы, изменение скалистого рельефа с применением взрывчатки. За все время работ погибли пять человек[15], и папа оказался в их числе.