Все будет хорошо

* * *

Мы промчались по городу в стремительно отступающих предрассветных сумерках, и я безучастно смотрела на пробуждающееся селение. Кто-то живет вот так, легко и просто. Просыпается по утрам, проспав ночь без пророческих сновидений, и планируя предстоящий день, без мыслей о том, что… не бывает никаких планов. Их нет. Просто нет.

— Адри, — тихо позвала Триша, — прости меня за вчерашнее.

— Все хорошо, — быстро ответила, пристально глядя на Иогана.

Но он все равно слышал. Все слышал. Даже уши чуть увеличились и заострились — еще немного и выдаст себя, но Тенебрис простит ему даже это, ведь нет ничего важнее преданности. Это мне он ничего ровным счетом не прощает.

Впереди по дороге показалось монументальное здание университета, но водитель вдруг резко повернул, сворачивая с курса. Похоже, меня ждет пренеприятный разговор.

— Триш, — я постаралась говорить ровно, чтобы не показать своего страха, — сидишь в автомобиле, ничего не говоришь, вопросов не задаешь, на вопросы не отвечаешь.

— В смысле? — не поняла подруга.

Но на ответы времени не было.

Хотелось в сотый раз глянуть на руку, но я догадывалась что в автомобиле есть Око, а потому даже не двигалась.

Машина, противно скрипнув тормозами, въехала на территорию городского особняка Тенебрисов, но я знала, что из всего семейства здесь сейчас только ректор. И ждет он меня столь сильно, что даже ворота оставил открытыми.

Иоган миновал подъездную дорогу, лихо развернувшись, остановился перед входом и уже ожидающим меня внизу дворецким.

Дверца распахнулась… началось.

Внешне скромная студентка в старом, но чистом длинном платье чинно покинула автомобиль и направилась в дом. Но это внешне. Внутренне же я лихорадочно прятала все, что только можно спрятать. С темными не шутят. Я знала это как никто другой. А еще темные не обращаются к спящим богам, но я умею и это.

Тринадцать ступеней.

Девять шагов до мрачного окутанного мглой дверного проема.

Шаг, переступая через порог.

Он уже здесь, или мне придется идти до кабинета?

Рывок, сильная рука жестко захватывает шею, и я понимаю — здесь.

Жесткое тело прижимает к стене, и я чувствую его ярость, рядом с виском кожу обжигает его дыхание.

— В полночь тебя не было, — в отличие от тела, голос кажется отстраненным.

— Мне это известно.

Он сжимает шею так сильно, что для ответа дыхания практически нет. Но ни извинений, ни просьб о прощении не будет. Что ж, он тоже решил не жалеть.

— Мне не нравится это платье, оно слишком… откровенное. Спрячь шею.

А мне казалось, что одеваться хуже уже не возможно.

— Поняла.

— И кожу.

— Поняла.

— В полдень в мой кабинет.

— Как вам угодно.

Захват нехотя разжимается.

Ухожу не оглядываясь.

По ступеням почти слетаю.

Дворецкий вежливо открывает дверцу автомобиля, стараясь избегать меня взглядом. Что ж, как и всегда.

В машине тишина. И лишь когда мы покидаем территорию поместья, Триш тихо говорит:

— Адри, у тебя на шее красные отметины… Ты… Ты в порядке?

— Все хорошо, — ровный ответ, и я достаю из сумки черный платок, чтобы повязать его на шею.

Триш некоторое время молчит, затем тихо добавляет:

— Адри, ты знаешь, что такое абьюзивные отношения?

И впервые с начала пути, я взглянула на подругу.

«Прощай, Триша»… Прощай.

— У тебя таких не будет, — улыбнулась я. — Ты будешь счастливая. Сама счастливая на свете.

Она вздрогнула, непонимающе вглядываясь в мои светлые глаза, и прошептала:

— Адри, я не о себе. Я переживаю за тебя! Что происходит с тобой?

— Все хорошо.

Я лгу привычно, потому что… привыкла лгать. Уже привыкла.