Божьим промыслом. Стремена и шпоры

* * *

Брюнхвальд, да и Роха тоже, увидав его, в лицах переменились.

Слава богу, что не уподобились Рене и Дорфусу, не стали кричать да возмущаться, но и Роха не сдержался, а сказал с большим укором:

— Это как же так вышло, что вы генерала не уберегли? — причём спрашивал он это, глядя на Максимилиана. И, не получив от того ответа, уточнил: — Он, что, опять на рожон сам полез?

— Оставь их, — буркнул Волков, садясь за стол. — Они не при чём.

— Что там у вас? — осведомился Брюнхвальд.

— Болт, — отвечал генерал.

— Что, дело жарким вышло?

— Да какой там… Нейман всё дело, считай, один сделал.

— Болт достали? — интересовался Роха.

— Да, — барону не очень хотелось разговаривать, тем более что как раз теперь-то рана начала ныть. Но поговорить с товарищами было нужно. Возможно, им придётся какое-то время обходиться без него, и посему у него было, что им сказать. Особенно по текущему делу.

— Сам доставал? — опять с укором спрашивал Роха.

— Да нет, доктора вызывал.

— Вам надо прилечь, друг мой, — проявил заботу Брюнхвальд. — Вы чертовски бледны.

— Да… Наверное. Потерял, видно, немного крови, — согласился генерал, вот только кровать пока что в его планы не входила. — Бумагу мне и перо с чернилами, — и пока дежурный ротмистр искал ему надобное, он говорит Брюнхвальду: — Карл, писать будете вы.

— Да, конечно, а вы потом подпишете, — догадался полковник.

— Нет, письмо будет от вас, — сообщил ему генерал, немало удивив товарища.

— От меня? А кому же я буду писать?

— Барону фон Виттернауфу.

— Надеюсь, вы мне продиктуете, что надобно написать? — спросил Брюнхвальд.

— Конечно, — отвечал генерал. Он попытался вздохнуть, но сделать это теперь было непросто. И из-за туго стянутой груди, и из-за боли в боку. А посему он взглянул на Роху, который на другом конце длинного стола стал допрашивать его оруженосцев: как взяли цитадель, да как ранили генерала — и спросил у того:

— Игнасио, а есть ли у тебя крепкое вино?

— Есть, друг, есть отличный портвейн, — сразу отозвался полковник мушкетёров. — Принесу сейчас.

И ведь не поленился, не стал просить кого-то, попрыгал на своей деревяшке за вином сам.

А тут принесли и письменные принадлежности. Карл Брюнхвальд взял в руки перо, осмотрел его, потом тщательно разгладил перед собой лист бумаги и взглянул на своего командира: ну, что будем писать?

— Я пишу письма длинные, — начал Волков. — но вы не я, вы пишите кратко, а именно:

«Дорогой барон, нынче ночью в стычке с горожанами-еретиками был ранен в грудь генерал фон Рабенбург. Рана непроста, доктора ничего не обещают. Уж и не знаю, сможет ли он и далее быть командиром нашего отряда, посему прошу прислать другого командира незамедлительно. Полковник Брюнхвальд».

— Вы и вправду не сможете дальше командовать? — опять в словах полковника слышалось волнение. Он и вправду переживал за своего боевого товарища.

— Ах, кабы знать, Карл, кабы знать, — отвечал Волков, снова попытавшись глубоко вздохнуть. — Завтра, как только откроются ворота, пошлите это письмо с верным человеком в Вильбург.

А тут и Роха явился в дежурное помещение с запылённой бутылкой старого портвейна.