Божьим промыслом. Стремена и шпоры

* * *

День уже катился к вечеру, когда он приехал на свою улицу и, за всё своё пребывание тут, в первый раз стал внимательно разглядывать крепкие ворота и заборы, за которыми скрывались хорошие дома. Некоторые дома были без заборов и своими фасадами выходили на улицу. Да, дома на улице Жаворонков были хорошие. Людишки тут жили обеспеченные. Один дом так и вовсе был по-настоящему красив. Нов, чист, имел большие окна и красивую дверь, а вот забора не имел. Барон даже остановился, чтобы оглядеть его получше, но начавшийся то ли снег, то ли дождь поторопил его домой. Да и нога уже начинала ныть.

Ужинал дома, изысканным петухом в вине, что приготовила ему за отдельную плату хозяйка. А уже после ужина случайно услышал, как она в передней договаривается с Гюнтером о стирке скатертей, и сразу вышел к ней.

— Госпожа Хабельсдорф.

— Господин барон, — приятная и опрятная женщина присела в книксене.

— Рад вас видеть, — Волков ей кивнул.

— Всё ли у вас хорошо, всем ли в доме вы довольны?

— Всем, всем, — уверил её генерал. — Петух был необыкновенно вкусен.

— Так его готовят у меня на родине.

— Это прекрасно. Мне нужно с вами поговорить; не могли бы вы пройти в мою спальню?

Тут госпожа Хабельсдорф немного замялась и посмотрела на Гюнтера, что был в той же комнате, что и они, занимался какими-то делами, а потом произнесла:

— Уж не пристало мне…, — и добавила, улыбаясь. — Я же замужем.

— Нет, нет, — Волков прижал руки к сердцу, — уверяю вас, вашей чести ничего не угрожает. Мне просто нужны некоторые пояснения.

— Да? — она всё ещё сомневалась и явно была обескуражена его просьбой — в ночь идти к мужчине в спальню. Но потом всё-таки согласилась: — Ну хорошо.

Волков проводил её в свою спальню и, отодвинув занавеску от окна, спросил, указывая на улицу:

— Госпожа Хабельсдорф, а вы давно тут живёте, на этой улице?

— Давненько, как замуж вышла, — теперь она была немного удивлена. Но всё ещё опасалась его, не подходила ближе.

А генерал отметил, что у неё неплохие зубы, все передние целы, и она ещё не очень стара, едва ли ей перевалило за сорок. И вообще она… аппетитна для своих-то лет.

— И всех здесь знаете? — продолжал он.

— Почти.

— А такого человека, как Вольфганг Шибенблинг, вы знаете? Кажется, он живёт на этой улице. Он, по-моему, бондарь.

Она снова была удивлена, поглядела на него как-то странно и ответила:

— Уж не знаю, бондарь ли он, но его дом от нашего стоит через два других. И каждое утро его карета ездит за стену — к реке, наверное.

— О, у него есть карета? — Волков хмыкнул. — Хорошо живут ваши бондари.

— Не знаю, как они живут, мы с ним не очень водимся, — отвечала женщина.

— Потому что он еретик — то есть лютеранин? — спросил генерал, глядя через окно на улицу, на которой у каждого дома горел фонарь.

— Нет, не потому… Потому что заносчив больно, думает, что не ровня мы им; если кивнёт при встрече, и то хорошо, — отвечала госпожа Хабельсдорф.

Но теперь генерал смотрел на неё пристально, и ему показалось, что она немного кривит душой: нет дорогая, он чванлив не потому, что вы ему не ровня. И он продолжил разговор:

— А много ещё на этой улице лютеран проживает?

— А к чему это вы интересуетесь, господин барон? — и теперь она снова спрашивала с опасением. Когда он звал её в свою спальню, то её опасения были лёгкие, такие, при которых можно и поулыбаться сконфуженно, теперь же опасения были почти равны испугу.

И он ответил ей как можно более расслабленно:

— Так хочу знать, с кем живу на одной улице, а то люди всё неприветливые какие-то, — он указал на красивый дом с большими окнами. — Вот в том красивом доме кто живёт?

Она даже не подошла к окну, чтобы взглянуть на дом, и почти сразу ответила:

— Там живёт господин Хаанс Вермер с семьёй.

— Хаанс Вермер… Хаанс…, — повторил барон, глядя на красивый дом. А потом повернулся к ней и продолжил: — Сдаётся мне, что приехал он с севера?

— Да, кажется, — отвечает женщина насторожённо.

— Судя по его дому — он большой купец или, например, банкир, — предполагает генерал, хотя не может припомнить это имя в списке, что ему подготовил Топперт.

— Он книжный человек, — отвечает хозяйка дома, чем безмерно удивляет генерала.

— Книжный человек?

— Учёный; говорят, что половина его дома заставлена стеллажами с толстыми книгами.

— С каких это пор учёные живут в домах, словно они купцы? — не верит барон.

На этот вопрос женщина ему не отвечает, лишь пожимает плечами: почём мне о том знать? Но Волков видит, что она просто не хочет об этом говорить, однако ему-то нужно знать, и он продолжает:

— Учёный человек, судя по имени — северянин, книжник с севера, — барон внимательно смотрит на женщину, не отводя глаз, — кто ж он, если не богослов еретиков?

— То мне не ведомо, — отвечает женщина, и генерал видит, что её тяготит этот разговор, она желает уйти.

Но он ещё не закончил; с этим Хаансом с севера ему уже в принципе всё ясно, но у генерала есть ещё один вопрос:

— И сколько тут на улице живёт… лютеран?

— Почитай, половина, — отвечает ему хозяйка и тут же добавляет: — а может, и две трети.

О, — Волков удивлённо поднимает брови. — Вот как?

После чего наконец отпускает женщину, и та с облегчением уходит из спальни Божьего Рыцаря.