Моргемона

— Не только ваш род владел драконами, чтобы поучать нас, марлорд!

— Тогда чего же вы боитесь?

Но сухая рука диатрина Энгеля вдруг сжала руку Гидры крепче. Он обернулся к Тавру и произнёс отчётливо:

— Марлорд. Я полагал, мы договорились: во время церемонии дракон должен был быть занят чем-то иным. Поведение при такой толпе предугадать невозможно.

— Лукавый счёл церемонию интереснее своих занятий, — невозмутимо отозвался Тавр. — Это не собака, которой можно кинуть кость.

Но их спор разрешил вышедший на крыльцо диатр Эвридий. При виде правителя Рэйки взволнованная толпа перестала так быстро рассеиваться по окрестным улочкам.

Обожжённый король-диатр посмотрел на дракона, сидящего на крыше. И неожиданно улыбнулся. И заговорил громче. Севший, повреждённый голос на несколько мгновений приобрёл мощь истинного военачальника:

— Я вижу зелёный мрамор триконха Малха-Мар! Вижу серые стены Мелиноя и синие черепицы! Вижу порты и пристани, — он развёл руками, и их предательская дрожь не была заметна людям. — Я вижу замок Лорнас — и дракона на городских крышах. Это Мелиной, возродившийся на берегах великой реки Тиванды! Это — Рэйка!

Успокоенные его речью, люди вновь возликовали. И хотя диатрин Энгель едва заметно покачал головой, слова диатра были необходимы. Страх он превратил в гордость, опасность — в величие. Риск рассердить дракона был для него не столь существенен, сколь риск массовой паникой сорвать праздник.

Люди подбрасывали в воздух платки и цветы, и стая белых голубей вновь закружилась в небе. Церемония была совершена.

«Ну вот и приехали», — рассеянно подумала диатрисса Ландрагора Астрагал.