Гладкий Флэт: Исповедь разрушителя

Держась над улицами квартала Сирату, она загнала в тупик какого-то молодого Саеда. Она могла схватить его и на лету, но питаться всегда удобнее стоя на земле.

Когда она опустилась на грязную брусчатку, покрытую нечистотами, пёс вытащил из-под куртки обрез и пальнул ей в грудь картечью из обоих стволов. Ударом ее опрокинуло на мусор, разворотив грудную клетку и обнажив обломки изувеченных ребер.

Которые тут же срослись обратно.

Она встала, схватила одной рукой упирающегося пса, а другой вырвала у него обрез, смяв и отбросив его в сторону. Шкура лохмотьями сошла с ее головы, обнажив желтую кость черепа. Саеда поначалу безумно вопил, когда она с чмоканьем сосала его кровь. Его крики эхом метались между узких стен, прорываясь наружу, за крыши, распугивая других обитателей квартала. Но вскоре он замолк.

Ей не требовалось столько крови, чтобы обязательно его убивать. А потому она выпустила его, все еще шевелящегося и подрагивающего в попытках жить. Затем тяжело и сыто взлетела, добралась до башни, и уснула в своем гнезде из книг, пачкая их переплеты свежей собачьей кровью с собственной манишки.

***

Полированное тело бура со скрипом зацепилось за лед острыми зубцами на конце трубки. Флэт откинул на другом конце бура рукоятку, и принялся с усилием ее вращать. В жесткий зимний лед бур шел туго, и пока он вошел в него по самую головку, Флэт успел устать.

Он балансировал, упершись в вертикальный склон зубьями альпинистских кошек на ногах и придерживаясь рукой за ледовый инструмент. Второй инструмент висел у него на плече.

Понемногу усиливался ветер. Он приносил снег и скоблил им гладкий ледяной склон, кидал Флэту в лицо, кружил в воздухе, забивал под капюшон.

Флэт не жаловался, хотя и замерз.

Когда-то давно, в одном из далёких периодов своей жизни, Флэт мечтал пожертвовать собой ради великой цели. Например, ради спасения своего народа, государства или даже цивилизации. Он мечтал жить и умереть в подобной жертве.

Но год за годом оставался лишь самым заурядным неудачником, ненавидевшим и свой народ, и своё государство, и свою цивилизацию.

Флэт, которого в те времена звали вовсе не Флэтом, ощущал себя чуждым, почти не имел друзей, и совсем не понимал, как жить.

Гораздо позднее, дважды потеряв и вновь приобретя все, он, наконец, понял: деяние самопожертвования и, в особенности, великого самопожертвования, подвига, не возникает на пустом месте.

Оно возникает у сильной личности, осознающей свой долг перед обществом, в котором живёт. У личности, готовой к великим свершениям — кем бы она ни являлась, как бы не жила до того, как подобное деяние пришлось бы совершить.

И Флэт такой личностью не был. Ему пришлось это понять, прочувствовать, смириться с болью этого понимания. И все-таки пожертвовать собой.

Легко двигаться к мечтам материальным, подумал он. Но как же тяжек путь к достижениям духовным.

Он много жалел о своем пожертвовании. Жалел долго, кроваво, утопая мир вокруг в хаосе войны.

А теперь он крутил ледобур в ледяной склон, на пронизывающем ветру. И ни о чем не жалел. И даже весело насвистывал.

Закрепившись на буре, он закрутил рядом второй, организовал станцию, и приготовился страховать.

— Готов! — заорал он.

Снизу раздался боевой клич Ниэль, которым она всегда предваряла смену ведущего или команду поднимать рюкзак — как сейчас.

Флэт прикинул, что если бы услышал такой клич в те старые добрые времена, когда он занимался альпинизмом как видом спорта, и совсем не помышлял ни о каких войнах, он бы умер от шока.

Словами общаться Ниэль тоже умела. Просто не любила. Зато обожала высоту и лазить по снежным и ледовым склонам.

Флэт затянул к себе рюкзак с их основным имуществом. Лыжи, палатка, спальный мешок, горелка, еда, мелочь. Закрепив рюкзак на станции, он вновь закричал:

— Перила свободны!

Повторный клич рассек пространство, достиг его ушей, заставив поморщиться, и унесся ввысь, к перегибу, где сияющая синью лента четырехсотметрового водопада вплеталась в столь же синее озеро, под бескрайним синим небом.

Ниэль быстро поднялась к нему, сняв по пути всю страховочную навеску. Встегнувшись к нему в станцию, она оказалась рядом, прижавшись к нему своим телом.

Флэт утонул в ее диких ярко-желтых глазах.

Ниэль подождала несколько секунд, потом прижала его голову к своей, жмурясь от удовольствия, пока он целовал ее.

Несмотря на мороз, она была одета лишь в теплые бриджи-самосбросы. Снег сверкал на плотной густой шерсти барсицы, не причиняя ей никакого дискомфорта. Ветер был тоже не способен продуть ее плотный подшерсток.

Пять недель назад, когда они только вступили в этот край холода, она очень быстро, в течение последующей недели, обзавелась густой пушистой шкурой, вместо ее короткошерстного подобия, которое носили все жители теплого Эйоланда.

Флэт не знал, почему так. Он создавал эту расу совсем не такой, как сейчас выглядела Ниэль. Но и сама Ниэль, вечность назад, выглядела совсем иначе, до того, как они попали в Изнанку. Переход едва не убил ее, и изменил как физически, так и психически.

Она оторвалась от него, и он вновь заглянул в ее глаза, одичавшие, без капли разума. В них он разглядел и любовь, и желание.

Господи, подумал он. Лишь бы она не предложила заняться этим сейчас, на стене километровой пропасти, над бескрайней равниной. Конечно, она была не настолько безумна сама по себе, чтобы заниматься любовью по первому зову. С другой — ровно настолько безумна в плане острых ощущений, чтобы предложить сделать это именно здесь. Только потому, что это необычно, рискованно и просто со всех сторон круто.

Она все прочитала в его глазах. В который раз он понял, что несмотря на ее кажущееся безумие, какую-то абсолютную безбашенность, она все равно остается тем, кем была когда-то давно, когда пришла к нему в лабораторию — одним из самых умных физиков своего поколения, несмотря на свою юность.

Ниэль улыбнулась, как улыбалась всегда только ему одному. Игриво провела пальцем по его носу и губам. Ее жест читался однозначно: в палатке он не отвертится.

Впрочем, против палатки он как раз не возражал.

— Я люблю тебя, — сказал он. Сказал как можно более нежно и ласково, как только мог. Потому что и в самом деле её любил.

Она снова улыбнулась, кивнула, и взялась за свои инструменты.

Он щелкнул ее по каске, а потом легонько шлепнул по заднице, когда она полезла наверх. Флэт знал, что ей это нравится.

В ответ она что-то коротко рявкнула. Дескать, страховкой занимайся, а не руки распускай. Тон у нее, впрочем, был довольный.

Она лезла виртуозно и быстро. Если бы сегодня лидировала только она, они бы давно уже залезли за перегиб. Но Флэт не мог себе позволить, чтобы Ниэль выполняла за него всю работу. Даже несмотря на то, что у нее уходило в четыре раза меньше времени на подъем.

После полудня они миновали перегиб, нашли ровную площадку на снегу и поставили палатку, укрепив ее снежной стенкой. Ветер все усиливался и усиливался, грозя перейти в обычный в здешних местах шторм, который, как правило, утихал перед рассветом.

В палатке Флэт разжег горелку и поставил на нее кастрюлю со снегом. Ниэль сидела напротив, в позе лотоса, прикрыв глаза и медитируя.

То и дело бросая на нее взгляд, любуясь, подкидывая снег в кастрюлю, Флэт достал из рюкзака путевой журнал. Еды у них оставалось на двенадцать дней. Внизу, на равнине, у границы скал, где поток начинал скакать с уступа на уступ, и затем, спустя сотню километров, подходил к подножию гигантского водопада, находился укрытый камнями склад с продуктами. Отсюда до склада шесть дней пути. Три дня, подумал он. Три дня они еще могут двигаться по долине вверх. После чего им придется возвращаться.

Он сготовил еду, и они поели. Потом, в трепещущей от всё усиливающегося ветра палатке, занялись любовью. Затем уснули.

Ветер перешел в шторм, длившийся пять дней. Палатку, несмотря на их усилия, замело снегом и сломало. Из лыж и тента они соорудили подобие потолка, а когда снег занастовался, оборудовали пещеру, дежуря по очереди, следя за вентиляцией.

Спальный мешок вымок, и если бы Ниэль, которой мороз был нипочем, не согревала бы собой Флэта, он бы погиб.

На шестой день буря закончилась.

Погода встала ясная и солнечная.

Оглядев негостеприимные горы, они повернули обратно. Спустились вниз, как могли отремонтировали палатку, и двинулись к складу. Их лыжню уже замело, и они тропили заново.

Склад оказался разграблен. Невесть какая сила разбросала камни и выворотила мешки наружу, разорвав их и поглотя содержимое. Снег сохранил следы какой-то большой и неизвестной им твари, явно умеющей летать, и Флэт пожалел, что не взял с собой оружие. Он никогда не брал его в свои экспедиции, ведь они никогда не встречали сколько-то серьезной опасности от диких зверей.

Когда-то давно, в одном из миров, Флэт видел драконов — огромных бронированных чудовищ, способных дышать огнем. Сложно было сказать, один ли из таких драконов разграбил и уничтожил их склад, или просто похожая по размерам и силе тварь.

— Нам нужно быть осторожными, — сказал он Ниэль.

Та кивнула, заинтересованно оглядывая следы когтистых лап на снегу. Ее хвост подрагивал от возбуждения. Она явно была не прочь поохотиться на бестию, независимо от ее размера. Скорее, наоборот — чем большего размера оказалось бы чудовище, тем сильнее Ниэль захотелось бы его убить.

Отсутствие огнестрельного оружия ее нисколько не беспокоило. Это Флэт бы предпочел зенитную установку. Ей хватило бы баллисты и пары самодельных арбалетов.

Следующие 350 километров они шли на подножном корме. Ниэль охотилась на коз, но у Флэта обмен веществ отличался от барсицы, и прокормиться одним лишь только мясом ему было сложно. Поэтому, когда они, наконец, добрались до своего грузовика, Флэт сильно ослабел.

Распотрошив армейский паек, он высыпал сразу весь сахар в кружку чая и с наслаждением выпил. Ему казалось, что час назад он был готов умереть, настолько чувствовал себя слабым. Но теперь силы возвращались к нему.

Хорошая все-таки штука, этот грузовик, подумал он. Может везти почти бесконечный запас продуктов. Правда, как они теперь знали, некто большой и летающий вполне мог распотрошить их грузовик так же, как Флэт с Ниэль свои армейские пайки. Или даже повредить его. После чего им пришлось бы возвращаться обратно пешком еще восемьсот километров.

— Хочешь за руль, любимая? — спросил он.

Ниэль обожала водить армейский грузовик. И водить вообще. Впрочем, кроме одного грузовика у них все равно ничего не было.

Флэт никогда не возражал, к тому же Ниэль сама занималась ремонтом и обслуживанием машины.

— Я люблю тебя, — сказал он ей, когда они сели в кабину.

В ответ она жарко прижала его к себе, вылизывая ему лицо. Ее длинный пушистый хвост обвил его. Она прижала его так сильно, что он побоялся за свои ребра.

Ниэль любила его до безумия. Кроме него ей было не нужно ничего. Это пугало его.