Мистические истории. День Всех Душ

День всех душ

[79]

При всей загадочности и необъяснимости этой истории, на поверхностный взгляд она – во всяком случае, в то время – представлялась вполне несложной; однако годы шли, и, поскольку иных ее свидетелей, кроме самой Сары Клейберн, не было, рассказы о произошедшем тогда обросли дикими преувеличениями и ошибками, а потому возникла, наверное, необходимость, чтобы кто-то, связанный с этими событиями, но в них не участвовавший (повторяю, моя кузина была тогда в доме одна – либо ей так казалось), изложил на бумаге все те немногие факты, которые о них известны.

В те дни я часто бывала в Уайтгейтсе (так назывался дом с самого своего основания), была и незадолго до, и сразу после тех, отмеченных поразительными событиями полутора суток. А поскольку Джим Клейберн и его вдова приходились мне двоюродными братом и сестрой и я тесно с ними общалась, обе семьи решили, что я более всех прочих способна истолковать факты, насколько их можно признать таковыми и насколько они вообще поддаются истолкованию. И вот я постаралась в меру собственных сил как можно точнее воспроизвести на бумаге свои беседы с кузиной Сарой о том таинственном уик-энде – беседы немногочисленные, так как мне не часто удавалось ее разговорить.

На днях мне попалось на глаза высказывание одного модного эссеиста о том, что, когда в дома вошел электрический свет, привидения оттуда удалились[80]. Что за ерунда! Тема сверхъестественного привлекает его как писателя, но к владению ею он не приблизился ни на шаг. Если мне зададут вопрос, что для меня страшнее: замки с башнями, где бродят, звеня цепями, безголовые призраки жертв, или уютный загородный дом с холодильником и центральным отоплением, куда стоит войти и тебе тут же становится не по себе, я отвечу: второе! И кстати, замечали ли вы, что видят призраков обычно не какие-нибудь невротики с воспаленным воображением, а спокойные, прозаические натуры, чуждые вере в сверхъестественное и убежденные, что подобная встреча им была бы нипочем? Ну так вот, случай с Сарой Клейберн и ее домом именно такого свойства. Дом, хотя и построен очень давно (вроде бы в 1780 году), однако же оборудован электричеством, центральным отоплением и прочими современными удобствами; потолки там высокие, много воздуха и простора. А его хозяйка… очень на него похожа. То, что я вам рассказываю, – это не совсем история о привидениях, и к такой аналогии я прибегла только с целью показать, к какому типу женщин принадлежала моя кузина и как странно, что подобные события случились именно в Уайтгейтсе и именно с нею.

Детей у Клейбернов не было, и, когда Джим умер, все в семье ожидали, что его вдова откажется от Уайтгейтса и переедет в Нью-Йорк или Бостон: принадлежа к семейству с древними колониальными корнями, имея множество друзей и родственников, она нашла бы себе подходящую компанию в любом из этих городов. Но Сара Клейберн редко делала то, чего от нее ожидали, а в данном случае поступила ровно наоборот, то есть осталась в Уайтгейтсе.

«Как? Бросить мой старый дом, порвать семейные связи, забраться в какой-нибудь из этих новых небоскребов на Лексингтон-авеню[81], составленных из птичьих клеток, питаться канареечной травой и кальмарами вместо доброй коннектикутской баранины? Нет уж, спасибо. Мое место здесь, и здесь я останусь до того времени, когда мои душеприказчики вручат Уайтгейтс ближайшему родственнику Джима – этому пузатому дурню Пресли… Ладно, хватит о нем. Скажу только одно: пока это в моих силах, я его в Уайтгейтс не допущу». И Сара исполнила свое обещание, ведь овдовела она в возрасте чуть за пятьдесят, была женщиной крепкой и решительной, вполне способной тягаться с толстяком Пресли, и всего через несколько лет в безукоризненном трауре провожала его в последний путь, и под ее вуалью угадывалась легкая тень улыбки.

Выглядел Уайтгейтс очень приятно и располагающе и стоял на возвышенности, откуда открывался вид на живописные излучины реки Коннектикут[82], однако от ближайшего города, Норрингтона, его отделяло пять-шесть миль, и слугам (тем, кто помоложе) наверняка казалось, что место это – отдаленное и глухое. Но, к счастью, Сара Клейберн унаследовала от свекрови нескольких старых слуг, и эти двое-трое представлялись такой же частью семейных традиций, как и крыша, под которой они обитали. Ни разу я не слышала от нее ни единой жалобы по поводу домоустройства.

В колониальные времена дом представлял собой правильный четырехугольник, на первом этаже располагались четыре просторные комнаты, отделенные друг от друга холлом с дубовым паркетным полом, сзади, по обычаю, находилась пристройка для кухни, а под крышей – хорошо оборудованный жилой чердак. Однако в начале восьмидесятых годов, когда начал возрождаться интерес ко всему «колониальному», дед и бабка Джима соорудили два крыла, примыкавших под прямым углом к южному фасаду, отчего вместо прежней круглой площадки перед домом образовался замкнутый с трех сторон, поросший травой двор с большим вязом в середине. Таким образом, из дома получилось вместительное обиталище, где три последних поколения Клейбернов принимали своих многочисленных гостей. Впрочем, архитектор не стал посягать на характер старого дома, сделав его более удобным для жизни, но сохранив простоту. При доме был большой земельный участок, и Джим Клейберн, подобно своим предкам, вел на нем довольно прибыльное хозяйство, а также играл видную роль в местной политической жизни. Все соглашались в том, что Клейберны оказывают «благотворное влияние» на дела округа, и, узнав о решении Сары не уезжать, горожане обрадовались, хотя и замечали сочувственно – когда дни стали укорачиваться и под четырьмя рядами вязов вдоль общинной земли выросли первые сугробы, – что «невесело ей, наверное, зимовать в одиночку там, на верхушке холма».

Что ж, если насчет Уайтгейтса и Клейбернов, таких же обнадеживающе упорядоченных и исполненных достоинства, как их старое жилище, все уже ясно, то пора мне удалиться из рассказа и начать излагать события – не словами моей кузины, потому что они слишком путаны и фрагментарны, а при помощи той картины, которая сложилась у меня из ее полуоткровений и робких умолчаний. Если та история действительно произошла – а о ее правдоподобии я предоставляю судить вам, – то случилось все, наверное, так…