Стая

ГЛАВА 31

Даже самая кошмарная ночь когда-нибудь кончается и наступает утро. Закон природы.

Сегодняшняя казалась бесконечной. Не помогали ни сладкий чай, ни ложка меда, ни теплое молоко. Сон не шел. Юля согласилась бы на любой — самый скучный и серый. Только не бессонница, что грызла стенки разума полузабытыми тревожными образами и скалилась из окон бездушной чернотой.

Обычно, если не спалось, Юля, находясь в любой комнате огромного дома, не зажигала верхнее освещение, ограничиваясь торшером или настенным светильником. Сегодня все было по-иному, — люстра обдавала ярким светом, похожим на солнечный. Сегодня хотелось, чтобы на кухне не осталось ни одного затемненного уголка, и мистические тени не кричали эхом собственных старательно приглушенных страхов.

Остывший чай не вызывал желания сделать хоть глоток. Юля бездумно поводила ложечкой по дну широкой чашки и снова уткнулась в книгу. Выбрала самую скучную, чтобы забыться, погрузиться в сон, а не во мрак за окном. Но цепочка из букв — словно тупиковый лабиринт. Слова — не спасительные канаты. И время — тянущееся долго, страшно, бессмысленно…

Именно страшно и никак иначе. И раньше бывало. Но раньше она точно знала, почему. А сегодня внутреннее волнение, вызывающее дрожь в коленях, не поддавалось разумному объяснению.

— Ого, как ты рано встала! — удивилась Наталья, застав дочь на кухне в предрассветный час.

— Встала, — тускло, почти неслышно произнесла Юля, — я и не ложилась, — добавила с ноткой раздражения, — измучилась вся.

— Надо было меня разбудить.

— Зачем? Чтобы ты меня развлекала? — устало вздохнула девушка и, признаться, очень обрадовалась, увидев мать. А ведь закрадывалась такая мысль — разбудить ее и пожаловаться. Потому и не разбудила: не знала, на что пожаловаться. Просто на бессонницу? На необъяснимую тревогу и внутреннее отчаяние? Как рассказать, что внутренности жжет от предчувствия беды, и ожидание выворачивает наизнанку?..

— Кофе попьем? — Наталья поставила чайник. — Надо было тебе все-таки разбудить меня.

Юля в ответ поморщилась. При всем желании она не смогла в угоду себе потревожить сон родителей. Посчитала неудобным заходить ночью в их спальню. Не велик повод.

— Отца все равно нет.

— А где он?

— На работе.

— На какой работе? Ночью?

— В первый раз, что ли… — равнодушно (или устало?) Наталья пожала плечами и достала себе чашку.

— Вот именно, что не в первый. Знаю я его работу…

— Юля, не сгущай краски. Ты же знаешь, что твой отец давно уже сам не участвует… — Наталья оборвалась на полуслове, когда ее осенила догадка.

— Конечно, у него есть те, кто участвует! — чуть не сорвалась в истерику Юля, но остановилась, не смея воплощать свои мысли в слова. Слишком они прямолинейные, мысли. — Мам, ну он хоть что-то говорил? Когда придет? Ты ему звонила? — Спрашивая, собственной рукой открыла дверь своим страхам. Выпустила их наружу и сплела с ускользающими мыслями. Где отец — там и Денис.

Неприятное чувство, тлевшее в желудке, лишившее сна, загорелось истошным жаром; пытливый пронизывающий взгляд уперся в материнскую спину; в руках отчего-то почувствовалась странная слабость.

— Нет, я не звонила, и ты не думай, понятно? — немного отрешенно, как будто и безразлично, сказала Наталья, насыпая в чашку растворимый кофе.

— Понятно, чего ж непонятного. Я и не…

— Я не про отца говорю, — прервала мама Юлю и проговорила с нажимом: — Никогда не звони и не спрашивай, где он был. Иногда такое незнание полезно для здоровья.

Эти слова вызвали на щеках девушки румянец, лицо загорелось. Мама словно прочитала ее потаенные мысли. Пальцы так и зудели набрать номер Дениса. Хотелось спросить, как у него дела. Поинтересоваться о какой-нибудь мелочи. Поговорить ни о чем. Услышав его голос, убедиться, что с ним все в порядке. Наверняка, она так бы и сделала, но материнское внушение охладило ее пыл. Действительно лучше не поддаваться таким порывам. Потом можно глубоко пожалеть. И это касалось не только взаимодействия Дениса с отцом. В мозгу все еще стоял разговор о треклятом «лимонаде».

Едва в своих мыслях Юля дошла до любовницы Шаурина, стало совсем тошно. Так тошно, что один вид кофе с молоком, заботливо приготовленного матерью, вызывал рвотный рефлекс. Отяжелевший от переживаний разум грозил обмороком.

Поначалу Юля отодвинула кружку подальше от себя, чтобы по возможности не вдыхать исходящий аромат. Но разве это возможно? Теперь вообще не представляла, как будет пить свой любимый напиток. Надо было тогда назвать что-то отвратительное. Кто же знал?..

Захотелось плакать от собственного бессилия, но Юля подняла на мать улыбающееся лицо. Она стала так часто играть веселье, что чувствовала: ей это грандиозно удается. Не задуматься ли о карьере актрисы…

— Нашла из-за чего переживать. — Махнула бы рукой, но это, наверное, слишком уж театрально. Поняла, что разговор нужно уводить в другое русло. Но не находилось слов, чтобы пройти по этой острой грани. Поэтому для начала надела на себя привычную маску послушного ребенка. Привычную не потому что была такой уж искусной лицемеркой, а потому что в жизни так заведено — у каждого, будь то взрослый человек или ребенок, есть определенная роль, требующая качественного исполнения. Зачастую их несколько. Исполнитель — на работе; дома — жена, муж; примерный ученик — в школе.

— Мне всегда есть из-за чего переживать. Поменьше Шаурина цитируй.

— Заметно?

— Еще как, — хмыкнула Наталья.

Как услышала Юлькину фразочку, так и похолодела. Именно этого и боялась, что дочь начнет перенимать что-то от Дениса, в чем-то ему уподобляться. А он станет лепить из нее, как говорится, по образу и подобию… Юля девочка умная и сообразительная и сознательная не по годам, но все же в этом сложном возрастном периоде любой подросток подобен глине — как бы ни была тверда, а сдастся, размякнет, стоит лишь разбавить ее водой нужных слов и впечатлений. Тяга к новому и неизведанному поставит на колени все принципы и постулаты.

— Вот черт! — засмеялась Юлька, хотя было совсем не до смеха.

— Может, расскажешь, что тебя тревожит до такой степени, что ты весь сон потеряла? В чем причина бессонницы? И вообще… что у вас творится? — Последнее интересовало Наталью больше всего.

Уже давно для нее не осталось не замеченным, что отношения дочери с Шауриным сдвинулись с мертвой точки. Хотя сама Юля старалась ничем себя не выдавать, было что-то, сотканное из поступков, жестов, поз и выражений, что наводило мать на такие мысли. В поведении Дениса это просвечивалось тоже. Но только если хорошо присмотреться. Всегда найдется брошенный не вовремя взгляд, который не успел спрятать, или неконтролируемый, ставший безусловным рефлексом, жест. Не будет равнодушный мужчина, выходя с девушкой в одну дверь, касаться ее спины, будто направляя. Не трогают так чужих женщин — только своих. Или тех, кто нравится. Возможно кто-то, заметив подобное, не придал бы этому особого значения, но только не Наталья. А после поездки Юли к Кате Маркеловой все встало на свои места, и сомнений больше не осталось.

Юля некоторое время смотрела на свою кружку с кофе как на сосуд с ядом, потом потянулась и через силу сделала глоток.

Странно, но и молчать, и говорить об истинных причинах своего беспокойства было одинаково тяжело.

Хотя, наверное, говорить труднее, потому что сказав слово, выходишь из своей маленькой реальности и ступаешь в большой мир.