Стая

ГЛАВА 48

Когда Юля увидела Стаса, то вздрогнула. Всем существом вздрогнула. Потому что — где Шаповалов, там и Денис.

То, что Шаурин приехал, Юле сообщила мама. Конечно, перед Натальей дочь постаралась скрыть свою реакцию. Порадовалась даже наигранно, выразилась какими-то абстрактными фразами, пообещала приехать на это «партсобрание», как она называла подобные сборища, сразу предупредив, что будет не одна. Но внутри… внутри творилось что-то невообразимое. Словно что-то взорвалось. И кажется снова подскочила температура. Точно подскочила: щеки залились краской, а сердце застучало громко и беспокойно. Всякая концентрация пропала и четкая направленность мыслей. Остаток дня бродила по квартире как неприкаянная, о сне говорить не приходилось. Сна теперь как не бывало.

Собиралась приехать к родителям пораньше, но теперь трусливо тянула время, никак не решаясь шагнуть за порог своей квартиры, которая теперь казалась самым надежным убежищем в мире. Да и Слава предупредил, что может опоздать, дескать, важные дела у него какие-то неожиданно появились. Никогда еще Юля так не радовалась его «делам». Отказаться самой или приехать без Ярослава в голову не пришло, потому что этот обед они с мамой запланировали до приезда Шаурина, и менять сейчас из-за него свои планы Юля не собиралась. Наверное, это было уже делом принципа. Промучившись сомнениями, Юля решила нырять сразу в омут с головой, а не выматывать себе нервы, топчась на берегу и задыхаясь от страха. Лучше приехать и сесть сразу за стол, чем участвовать в приготовлениях, маяться переживаниями и дрожа от нахлынувших чувств пытаться нацепить на себя равнодушную маску.

Так и вышло. Легче вышло, спокойнее. Юля прошла по двору к открытой веранде, в которой, собственно, и накрыли стол, от души радуясь, что Славик не вцепился в ее руку, как утопающий за соломинку. Перед тем как сесть, Юля немного растерялась. Не хотелось оказаться за столом рядом с Денисом. Бросила беглый взгляд на пустые стулья. Тот, что рядом с мамой, явно отцовский. Папа неизменно сидел рядом с ней. На двух других висели пиджаки. Один черный, второй чуть светлее — цвета мокрого асфальта. Вот от него она села подальше, выбрав место рядом с Вуичем. Потому что Шаурин не мог бросить свой пиджак на стул так небрежно, как это сделал хозяин черного. Шаурин повесил бы его аккуратно, именно так, как висел сейчас темно-серый пиджак.

Юля оглянулась. Шаповалов и Самарин стояли у кирпичного мангала. Стас курил, а Витьке доверили жарить шашлыки. Отец с Денисом затерялись между деревьями в саду. Стояли на мощеной дорожке и о чем-то беседовали. Почему-то этот факт Юлю покоробил. Может быть, потому что картина эта была слишком непривычная, уже забытая. Лёнька весело о чем-то болтал с Натальей.

— Леонид, — засмеялась, Наталья, — вот только ты можешь так красиво рассказать совершенно пошлый анекдот.

— Главное, что вы мне это позволяете, драгоценная Наталья Вячеславовна.

— Ох, плут, — Наталья покачала головой. — Слушайте, как нам повезло, что погода такая чудесная.

— Да, мама, с погодой нам и правда повезло, — согласилась Юля.

В самый разгар беседы, когда все дружно смялись над очередной Лёнькиной остротой, к столу присоединились отец и Денис. Все получилось естественно: заливаясь смехом, Юля кивнула обоим, едва скользнув взглядом по лицу Дениса. Обрадовалась, что с пиджаком угадала…

Солнце ярко светило, словно пытаясь подбодрить уже за лето уставшую потемневшую зелень. В саду полыхали рябины; тополя, обессилившие раньше всех, начали опадать листвой, шурша на ветру проволончатыми ветками. Но для Юли чудесно все было потому, что просторная и открытая веранда не сковывала ее стенами, не душила закрытым пространством. Здесь не ощущалось на себе концентрированного внимания и пристальных взглядов. Можно любоваться цветами, пряча взгляд. Сходить в дом за бутылкой вина и долго выбирать марку из большой домашней коллекции. Можно даже выйти из-за стола и прогуляться по саду. Что она и сделала, утащив за собой Славу. Правда длилась их прогулка совсем недолго: ему позвонили, и он сообщил, что будет вынужден уехать пораньше.

Они вернулись за стол, и Юля снова отгородилась ото всех, главным образом, стараясь не смотреть на Шаурина, не слышать его голос, не различать слова. Хотя и без этого знала, могла представить его жесты и мимику: как улыбается, как сжимает губы, мнет салфетку на столе, поправляет на руке часы. Не нужно было смотреть на него, чтобы чувствовать каждое его движение. А себя ощущать, словно оделась не по погоде. Словно ударили морозы, а на ней шорты и майка. И она не просто мерзнет, а еще и чувствует себя полной идиоткой в глазах окружающих.

В какой-то момент перехватило горло, и Юля закашлялась.

— Юля, там в ящике…

— Знаю, мама, пойду заглотну таблетку.

Вышла из-за стола, чтобы найти в аптечке леденцы от горла. Но бездумно рылась в ящике. Не потому что тянула время, а потому что ничего перед собой не видела, потому что дошла до предела, когда сил играть равнодушие уже не осталось. В глазах темнота.

А потом словно небо рухнуло на плечи.

— А поговорить? — Денис вытащил из ящика леденцы в металлической фольге и протянул ей.

— А что — сейчас самое время? — Юля взяла их, стараясь не коснуться его руки. И как только смогла говорить твердо… Но точно не сознательно. Ступор, наверное.

Сунула леденец в рот и повернулась, вцепившись в столешницу. Начало отпускать, так словно после приступа. И внутри стало мягко и больно.

— Правильно, — встал прямо перед ней, — о чем нам нужно поговорить, ты и так знаешь, — вопрос только в удобном времени. Сейчас самое что ни на есть удобное. Или предлагаешь пригласить тебя на ужин? Ты придешь, я уверен. Ты не привыкла прятаться и убегать, а потому наденешь самое красивое платье, примешь самый обворожительный вид, отгородишься бетонной стеной и будешь холодно улыбаться. А я так не хочу. Хочу сейчас.

Юля раздраженно хмыкнула и скрестила руки на груди.

— Ты как всегда самоуверен. Приехал как ни в чем не бывало. Только у меня теперь другая жизнь. Да ты и сам видишь.

— Ах, да, — ответил с плотоядной улыбкой, — у тебя появилось домашнее животное. Котик Славик…

— И не лезь…

— Я — лезть? — сразу перебил ее. — Да что ты! Мне даже делать ничего не придется, ты его сама сожрешь. С потрохами. Ему недолго осталось. Самую малость. Можешь поразвлекаться пока.

— Конечно, я поразвлекаюсь, — с наслаждением сказала Юля. — Ведь, чтобы спать с человеком не обязательно его любить. Можно заниматься сексом с одним, а любить другого. Да что я тебе рассказываю, ты и сам все прекрасно знаешь. Спросить хочу. Уже, наверное, можно, да? Уже ответишь? — сделала паузу, чтобы сконцентрировать все его внимание. Хотя куда уж больше. Он навис над ней, не позволяя даже взгляда отвести, а она, как загипнотизированная, смотрела только на него. — Стоило ли все это того? Уехать вот так и два года из жизни вон. Я вижу, понимаю, какое ты сейчас занимаешь положение. Так стоило — лично для тебя?

— Стоило, — убежденно проговорил он, повышая голос. — Твоя мама жива здорова; отец — слава богу, тоже. И ты, я смотрю… в благодушном настроении. Только ради этого можно сказать, что все это того стоило. Все два года. И уехать вот так. Или мне нужно тебе в красках рассказать, что бывает, когда такие люди, как я и твой отец, начинают делить власть? При тебе сколько людей Монахова похоронили?

— В благодушном настроении… А ты думал, что я изменюсь, сломаюсь? Стану прожженной стервой и буду кричать: «Все мужики козлы!»? Обозлюсь на весь мир, всех вокруг возненавижу? — с жаром заговорила Юля. А не хотела ведь, но Шаурин все равно втянул ее в разговор.

— Я не думал, я этого боялся.

Постаралась пропустить эти слова мимо ушей, потому что слишком много в них было чувств, и в глазах его серых их стало слишком много.

— Ну так что же сейчас изменилось?

Шагнул еще ближе, совсем притискивая Юлю к столу.

— А сейчас тебе не придется выбирать. Сейчас у твоего отца, во-первых, нет выхода, а во-вторых, он сам не против. Монахова можно характеризовать как угодно, но глупцом он никогда не был. И сейчас он прекрасно осознает свои силы и понимает, что ему лучше объединиться со мной. — Денис, конечно, словами немного смягчил впечатление. Об объединении речь не шла. — Знаешь, я не собирался действовать вот так. Ты тогда назвала меня системой, такой же, как твой отец. Это правда. Это верно так. Сергей Владимирович мне во многом помог, и я ему за это благодарен. Но я для него тоже достаточно сделал. У меня был свой путь, своя направленность. Я не хотел поглощать его. Но я не цепной пес, чтобы натравливать меня на всякого неугодного конкурента. Я дрессуре не поддаюсь, сам хороший кукловод. Нельзя дать мне что-то, а потом вдруг отобрать, потому что передумал, я своего не отдаю никогда. Считаешь, нужно было вывалить все это на тебя и уехать, оставив переваривать в одиночестве? Или нет, не так. Вывалить все тебе на голову и сказать: «Любимая, а поехали со мной». Ерунда, не правда ли. А по ходу разберемся, кто кого задавит, кто кому пулю в лоб быстрее пустит. Главное, у нас с тобой любовь.

Снова задавил кашель. А может быть, это Денис задавил ее своими словами. Ушам поверить не могла. Не сказанному, а тому что он вот так сходу топит ее в этом море информации, вернее, топит, как в болоте.

— Я не обвиняю во всем одного тебя. К отцу у меня тоже достаточно претензий, — жестко сказала она, стоя на своем.

— Каждому слову свое время и свое место. Иногда бывает поздно, иногда рано. Тогда я не мог тебе всего этого сказать, а сейчас ты все переваришь. Сейчас ты сможешь.

— Думаешь, я стала так всеядна?

— Совсем нет, но это должна переварить. Это внучка бабы Клавы будет сидеть и хлопать глазами, а ты знаешь такие подробности, от которых у других волосы на голове дыбом встанут. И не говори мне, что это не так.

— А я все понимаю, — вдруг громко сказала она. — Я и тогда говорила, что пойму. Только не прощу. Потому что вы в своей игре меня на кон поставили! Меня!

— Не я! Не я… Если бы я это сделал… тебе сказать? — схватил ее за плечи и, пригнувшись к уху, зашептал. Горячо зашептал, касаясь губами кожи. — Напрямую сказать — что было бы, поставь я тебя на кон? Лучше не спрашивай, родная. Лучше не спрашивай… — снова заговорил громко, — я не говорю тебе: давай начнем все с начала. Не-е-ет, сначала я не хочу, меня все устраивает в наших отношениях. Мы продолжим. Давай будем считать, что у нас была пауза.

— В два года? — горько усмехнулась Юля и вырвалась. Он не держал ее сильно, но снова преградил путь.

— В два года. Помнится мне, ты и сама к таким паузам неравнодушна. Сама как-то предлагала мне прервать отношения.

— Как ты можешь сравнивать?

— А я не сравниваю, я тебе говорю по факту. Тебе тогда нужна была такая условность — думать, считать, что мы не встречаемся.

— Да, и насколько мне помнится, — язвительно повторила его слова, — ты не позволил. Ты меня не отпустил!

— Зато ты меня отпустила. И спасибо тебе. Я сейчас не язвлю. Совсем нет. Ты отпустила, а я воспользовался этим. Позволил себе думать и считать, что у нас с тобой пауза в отношениях. Мне так было легче. Спасибо, что не выбрала меня, не бросила все и не поехала со мной. Если бы поехала, меня бы точно перемкнуло, и я бы стал творить страшные вещи. А так мне легче… так мне и этого… котика… вынести гораздо легче, — последнее процедил сквозь зубы, еле выдавливая слова.