Цена Предательства

Глава 59

Китайцы отличные партнеры. Надо только сразу ими не очаровываться. И понимать, что они легко могут кинуть.

В жизни вообще ничем и никем не надо очаровываться. Чтобы не разочароваться. Эта истина. Её мне еще отец вбивал в голову, когда был жив. Я, правда, был еще дураком малолетним, но пытался понять.

Мама обижалась, мол, что, и любимой женщиной тоже нельзя очаровываться? Батя тогда серьёзно так сказал – можно и нужно. Иначе – зачем это всё.

Любимой можно очаровываться. Даже понимая, отдавая себе отчет в том, что она тоже может разочаровать, и это разочарование будет самым сильным.

Я любил свою жену. Сильно. Очень. Как-то раз даже чуть не подрался с Агдамовым из-за неё. Он как раз не был сторонником очарования одной дамой. Говорил, что все они «шкуры», за это и получил в морду – моя была не все. Не верил, что я не хочу другую, помоложе, посочнее, посвежее. А я не понимал – как можно хотеть другую, когда есть любимая? Сказал ему, что, если когда-то и до него сойдет эта благодать – полюбить по-настоящему, он поймет. А он ржал, говоря, что это не благодать, а проклятие.

- И что, стоять ни на кого не будет?

- Адам, отвали. Не будет.

- Капец, это ж застрелиться?

- Стреляйся, идиот.

- Нет уж, можно не надо мне такого «щастья», а?

- Придурок, у тебя дочь же? Ну, представь, что вот её так пользуют, как ты своих баб?

- Я малолеток не трогаю. И мои бабы все знают правила игры.

- Ты не понял. Я про дочь. Свяжется она вот с таким как ты, который уверен, что нет никакой любви? Которому надо всё, что движется, а?

- Не свяжется. Я не допущу.

- И что? Монашкой проживёт? Если ты уверен, что все мужики такие вот мудаки?

Задумался он тогда. Но мнения своего, кажется, не поменял.

И сейчас на форуме, на переговорах, переезжая из Шанхая в Пекин, всё мне пытается доказать, как прекрасны свободные отношения.

А я слушаю его, пытаясь посчитать, сколько мне еще дней, часов осталось до возвращения. И можно ли будет уже тогда взять Нику совсем?

Она хотела. Перед вылетом. Дурочка. Насела на меня, сказала, что ей плевать на то, что врачи говорят, мол, перестраховываются, две недели прошло, всё уже зажило, всё в порядке.

- Нет, девочка, не в порядке. Вот вернусь, и все будет хорошо, ладно?

Я в это верил. Что вернусь, и всё будет.

А она моего юриста попросила чуть притормозить с разводом.

Чёрт…

Иногда жалею, что не курю, да и к выпивке равнодушен. Раньше я расслаблялся другим, очень приятным способом. С женой. Потом, когда её не стало, и я понял, что мне необходим секс – стал как-то выкручиваться, искать женщин, которым тоже нужно просто мужское тело. Это было непросто, но, в принципе, у меня получалось.

Сейчас этот способ расслабиться не приемлем. Несмотря на уговоры Агдамова, который готов мне найти шикарную спутницу на ночь.

У меня Ника. Я пока еще в это верю.

Игнорируя сообщения о её разводе. Вернее, о том, что его пока не будет.

Игнорируя фото, которое присылает Дарья.

Ника целует своего мужа, лежащего на кушетке в палате. Он всё еще почти весь в бинтах, в проводах. Оборудование стоит рядом. И Ника… лежит на его груди.

Во что ты вляпался, Шахов, а? На хрена?

Понравилась красивая, чистая, чужая женщина? Захотелось?

Очаровался, блин?

Да, очаровался. Круто очаровался. До печёнок, до гланд. До сжимающегося в крохотную точку сердца, которое кровит. Жёстко, блин.

Я ведь та еще сволочь, да?

Нет, я не к тому, что специально Дарью к Томскому приставил. Тут Кирилл сам справился. Да я бы и не додумался. И даже если бы додумался – подлость не мой конек.

Дарья к Томскому сама стала подкатывать. И я до поры до времени ничего не знал. А когда узнал…

Да, я мог бы её заставить забыть о Кирилле, просто купить ей билет в ту же Испанию, или в Америку. В один конец. Дать бабла прилично. И сказать, чтобы забыла чужого мужа или будет плохо. Финансовые потоки отрежу. Отовсюду выпилю. Будет сама барахтаться.

Это я сделать мог.

И не сделал.

Видел, как она прыгает в койку чужого мужа, мужа очень хорошей женщины, и ничего не сделал.

И даже после того, как все уже произошло, я мог вмешаться, остановить, мог спасти брак Ники.

И не спас.

И, кажется, сейчас пожинаю плоды, потому что парализованному Томскому, удается сделать так, чтобы Ника встала на путь прощения.

Иначе… к чему эти поцелуи?

Не пишу ей. Не в состоянии.

Да и что я могу написать? Совет да любовь?

Агдамов видит, что я не в себе слегка, оценивает. С какого-то хрена рассказываю ему всё. Про Нику. Про её мужа. Про любовь.

- Любовь, значит? Чёрт, придурок ты, Шахов. Знаешь же, что снаряд дважды в одну воронку – нет? У тебя уже была любовь. Всё. Аллес. Смирись, ты своё от судьбы получил.

- С хрена ли? Поборемся еще.

- Бороться? За бабу? – он не ржёт, но удивлен, реально, - Ты, Шахов, с каким-то утырком решил за бабу воевать? Идиот? Или… у неё что там, поперек что ли? Мёдом намазано? Шах, да таких как она…

- Это ты идиот. Таких как она больше нет. И ты… помяни мои слова, найдешь вот такую, единственную, и поймешь!

- Ой, свят, свят, - он нарочито крестится, ухмыляясь, - не дай Боженька вляпаться. Да я еще умом не тронулся.

Странно, находясь в моей ситуации, когда всё рушится, когда любимая женщина оказывается всё-таки чужой любимой женщиной, я должен был бы завидовать Агдамову, который не в курсе, что такое любовь.

Но я не завидую. Напротив. Мне его жаль.

А я… я справлюсь. Что, в первый раз что ли?

Хотя да, такое – в первый. С Лизой у нас как-то сразу все решилось. Она решилась бросить мужа и уйти к малолетнему, только-только на ноги встающему мне.

Конечно, когда её не стало, было хреново. Это сильно слабо сказано. В какие-то моменты я думал, что умер вместе с ней. Ничего не хотелось. Смысл?

Потом ожил. Вспомнил слова её, как говорила, что я должен жить и быть счастливым. За двоих.

Да уж. Хлебаю счастье полной ложкой.

Сейчас хуже. Просто потому, что с Лизой было неизбежно. Непоправимо.

Она уходила навсегда.

А Ника жива. И будет ходить по тем же улицам, что и я. Дышать тем же воздухом. Целовать своими мягкими губами другого…

- Шахов, давай надеремся, что ли, а? Нажремся, как в старые добрые? Девок найдем, сочных, знаешь, тут какие китаяночки есть? Ух! Просто смерть.

Агдамов смотрит на меня, и тут же скисает.

- Капец тебя плющит. Не дай Бог, Шах. Чёрт… вспомнил Златопольского. Когда его жена погибла, он в таком же вот виде был. Монах хренов. И ты туда же. Тебе подсказать адресок монастыря, куда Злат свалил? Хотя, он уже понемногу выгребает, вроде.

- Рано мне в монастырь. Поборемся еще!

Говорю, а сам не верю. За что бороться? Против кого? Против парализованного мудака, который свою жизнь просрал, и чужую так же собирается?

Я Нику знаю. Она будет пытаться мне объяснить, извиняться, убеждать, что я еще найду своё счастье, а она просто обязана быть с Кириллом сейчас.

И что я? Буду вымаливать шанс? Уговаривать её вспомнить о предательстве мужа? Напоминать, как она стонала подо мной? Как кричала? Как просила еще? Угрожать, что расскажу её благоверному о прелюбодеянии?

Нет уж.

Как там было в кино? «Резать, к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов»?

Наверное, надо резать.

Но как?

Отправить сообщение, мол, прости прощай? Расстаться, написав «эсэмэску»? Кажется, для женщин это, как сейчас молодежь говорит, «зашквар»? Слово дебильное, а то, что оно в реале означает – точно капец полный, мерзость. Но мало кто об этом знает.

Нет, пожалуй, расстаться с помощью сообщения - это гадко. Я же мужик, в конце концов? Поступлю по-мужски.

Вернусь. Назначу встречу. Скажу, что претензий не имею, всё нормально.

Хотя претензий у меня вагон. Что же ты со своей жизнью делаешь, Ника? На хрена?

Не отвечаю на её звонки. Не могу. И в мессенджеры не заглядываю. Даже когда её подруга пишет, что Нике надо срочно со мной связаться.

Что срочного? Я прилетаю через два дня. Ничего такого, что не могло бы подождать. Думаю, если бы был реальный форс-мажор, эта Анюта из магазина мне бы уже десять раз сообщила.

Возможно, я не прав. Но у меня сейчас есть право быть неправым. Я влюбленный мужчина, которого кинули. Променяли на хрен знает что.

Да, я ожидаю, что Ника будет переживать, плакать, пытаться объяснить, может даже пытаться реанимировать отношения. Но я на два фронта ей работать не дам. Я ожидаю многого.

Только не того, что увижу её в аэропорту.

Мы с Агдамовым выходим из вип-зоны с приличными чемоданами, его сопровождает охрана.

Вижу Нику, стоящую прямо напротив выхода. Она вся как натянутая струна. Подходит и с размаху бьет меня по морде. Одной рукой, а потом и второй.

- Ни хрена себе, - слышу потрясенный возглас Агдамова.

А дальше происходит то, чего я совсем точно не ожидаю.