Темное просвещение. Американские консерваторы против Империи и Собора

«Почему я не антисемит»

Прежде чем критиковать соответствующие аргументы, мы должны начать с репрезентативного изложения, используя его собственные слова, причин, по которым Ярвин «не является антисемитом». Ярвин начинает с объяснения происхождения своего эссе. Одна из его всеобъемлющих идей — это «собор», термин, который он ввел для описания элитной сети академиков, ведущих журналистов, медиа-магнатов и капиталистических олигархов, проповедующих официальную «веру» в политкорректность. Ярвин часто характеризовал «собор» как христианское, особенно кальвинистское, по своему происхождению. Однако в середине 2007 года Ярвину бросил вызов в Twitter «поклонник Кевина Макдональда», который спросил, почему:

в моей классификации американских каст и конфликтов и в моем обсуждении системы верований правящей касты брахманов я пренебрегал еврейским влиянием. В частности, согласно Макдональду, я пренебрегал важностью еврейских интеллектуалов в переходе американского истеблишмента от «суперпротестантизма» в стиле 1920-х к послевоенному секуляризму и мультикультурализму.

Прекрасно, что Ярвин начинает свое эссе, кладя несколько карточек на стол. Сначала он переходит к определению антисемитизма, первоначально выражая восхищение определением Мюррея Ротбарда антисемита как «любого, кто предлагает юридические ограничения в отношении евреев», прежде чем добавить, что «по этому определению вероисповедание в основном исчезло». Затем Ярвин утверждает, что «антисемитизм» — это полезное «прилагательное для любого, кто отрицательно относится к евреям в целом». После Ярвин отмечает, что «есть много плохих причин не быть антисемитом. Например, антисемитизм не в моде. Если хочешь быть модным, не будь антисемитом». Фактически, Ярвин заходит так далеко, что говорит:

Антисемитизм в стиле Макдональда, вероятно, является самым смелым политическим убеждением, которого можно придерживаться в 2007 году — по крайней мере, если вы живете где-нибудь к западу от города Газа. Это не делает его правильным, но, безусловно, не дает никому, кто верит в «разнообразие» и «условия среды», права на насмешку. Я восхищаюсь этими убеждениями, я презираю политические пустословия, которыми антисемитизм являлся в Мюнхене в 1936 году или в 1886 году, если уж на то пошло и сегодня в Тегеране. В Калифорнии в 2007 году это не может быть ничем иным, кроме как убеждениями.

Ярвин также ясно дает понять в начале своего эссе, что его отец еврей. Он объясняет: «Это не делает меня евреем, но, безусловно, вызывает подозрения, по крайней мере, у некоторых антисемитов. Но если бы это было моей лучшей причиной не проявлять антисемитизм, несомненно, это скорее подтвердило бы, чем опровергло теории Макдональда». Убрав эти предварительные вопросы, Ярвин переходит к своим причинам отказа от антисемитизма.

Его первая причина заключается в том, что вовсе не очевидно, что евреи играют влиятельную роль в направлении современной культуры и политики. Он категорически отрицает, что они каким-либо образом являются ключевыми игроками в «Соборе». Он пишет:

По сути, причина, по которой я пренебрегал [еврейским влиянием], заключается в том, что я его не вижу. Но это, конечно, спорный вопрос… Основной вопрос заключается в том, следует ли, как я утверждаю, понимать мультикультурализм как простое развитие основного протестантизма, или, как считают Anonymous, его следует рассматривать как еврейско-протестантский синкретизм.

Ярвин отвергает любой такой аргумент, потому что он не соответствует «пяти тестам классификации систем убеждений», которые он сам придумал. Почему именно довольно простая и эмпирически проверяемая идея о том, что евреи имеют влияние в культуре и политике, особенно в мультикультурализме, должна быть подвергнута такому индивидуальному процессу, остается невыясненной. Вместо этого Ярвин признает, что «многие мультикультуралисты происходят из еврейского происхождения», но возражает, утверждая, что «мультикультурализм не претендует на то, чтобы быть еврейским, и довольно сложно перейти от резни мадианитян к поддержке открытых границ». Итак, вырезав много несущественного и отвлекающего наполнения, Ярвин в первую очередь отвергает мысль о том, что еврейское влияние сыграло свою роль в «соборе», поскольку мультикультурализм не рекламирует себя явно как инструмент еврейских интересов, а древние еврейские сказки о расовых геноцидах на собственной земле плохо соотносятся с враждебными проявлениями среди неевреев в настоящее время.

Второе возражение Ярвина против антисемитизма состоит в том, что он считает, что евреи не действуют коллективно. Он утверждает, что: «Дело не только в том, что [Макдональд] верит в групповой отбор — он верит в групповые действия. Я верю в человеческие поступки. Группа — это не человек». Это правильно, но совсем не ясно, зачем нужно проводить такое сильное различие в терминах. Я уверен, что Кевин Макдональд также верит в индивидуальные человеческие действия. Важным моментом здесь является то, что группа — это коллектив «человеческих личностей», которые могли бы иметь индивидуальные интересы «в общих интересах», и которые действуют в соответствии с этими общими интересами. В этом смысле действия могут разделяться и управляться группой. Ярвин согласен с тем, что «немцы, сиу или ирландцы» могли:

действовать коллективно в интересах немцев, сиу или ирландцев. Но для того, чтобы это сработало, вам нужна связная система убеждений, которая вознаграждает альтруизм от имени группы и препятствует «предательским» действиям, которые в противном случае были бы в пользу индивида. Другими словами, вам нужно реальное движение этнического национализма.

Развивая эту мысль, Ярвин настаивает на том, что иудаизм, который он помещает в пугающие кавычки, соответствует этому только «теоретически». Он объясняет: «Вся Тора — это история чистой асабии. Евреям надирают задницы, когда их разделяют. Они надирают задницы, когда вместе» В действительности, утверждает Ярвин, иудаизм — это просто «развивающаяся система, подобная любой другой», и он отказался от такой системы. Говорят, что сегодня еврейский этнический национализм встречается только «среди сионистов, хасидов и т. д., И уж точно не среди реформистов и евреев-социалистов, которые в середине века стали частью американской элиты». Итак, вторая причина Ярвина состоит в том, что евреи в американской элите не проявляют этнического национализма.

Третья причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что поведение евреев в Америке двадцатого века меньше похоже на инфильтрацию, а больше на ассимиляцию. Он утверждает, что евреи не обязательно конкурировали с элитой WASP, а скорее подражали им, имитировали их идеологии и в конечном итоге прививались к ним:

По сути, евреи (как и мои предки), приехавшие в США, были людьми, которые хотели продвинуться вперед — как личности. С гетто и штетлом покончено. Им нужны были деньги и власть. Разве не всем? Поэтому было вполне естественно, что их привлекли социальные модели самого престижного класса в их новой стране — основной линии «суперпротестантов». Как и большинство новообращенных, они приняли самые модные взгляды элиты брахманов, которая уже продвигалась по пути секуляризации и унитаризма в современном смысле этого слова. Действительно, для прибывших раньше и (как бы мне не хотелось это признавать, поскольку мои предки говорили на «жаргоне») более культурных немецких евреев, большая часть этого процесса уже произошла в Европе. Реформистский иудаизм в значительной степени является протестантизмом во всем, кроме названия, как, конечно же, «научный» марксистский социализм. В то время как у брахманов вообще не было причин принимать еврейский образ мышления. Я также не вижу, как они это сделали. Ассимиляция шла совершенно в обратном направлении.

Итак, третья причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что любое присутствие евреев в «соборе» на самом деле является случайным результатом того, что в начале двадцатого века голодные по статусу еврейские мигранты копируют установки и амбиции американских «суперпротестантов».

Наконец, Ярвин отвергает антисемитизм, и это было основной темой видео Кита Вудса, поскольку он опирается на «огромную массу подтверждающих доказательств». Ярвин довольно странно настаивает на том, что:

Историк — это не просто подборщик фактов — он или она создает интерпретацию, во многом как судебный адвокат. Цель истории — нарисовать картину прошлого. Проверка для любого читателя заключается в том, находите ли вы эту картину убедительной. Объем доказательств тут не при чем.

Эта последняя фраза, которая наверняка ошеломит каждого прокурора и историка на Западе, представляет собой любопытный холм, на котором Ярвин решает умереть за отказ от антисемитизма. Он не только хочет умереть на нем, но, похоже, хочет сделать это ярким образом. Ярвин настаивает на том, что масса доказательств в поддержку судебного дела на самом деле

противоположный показатель, потому что адвокат, имеющий слабое дело, часто испытывает искушение попытаться завалить присяжных огромным количеством деталей. Стратегия состоит в том, чтобы потребовать, чтобы читатель либо согласился, либо собрал ту же деталь в контррарративе. Канонический пример — великий гамбит Джонни Кокрена: «Если перчатки не подходят, вы должны оправдать».

Для канонического примера это очень плохо, а аналогия с адвокатом сама по себе ужасна. Во-первых, защита Джонни Кокреном О. Дж. Симпсона и весь контекст приведенной выше цитаты основывались не на «забрасывании присяжных огромным количеством деталей», а на обнаружении очень маленьких слабых мест в версии обвинения, которые могли подвергаться безжалостной критике и эксплуатации — в данном случае вне зависимости от того, подходит ли пара перчаток к рукам его клиента — к рукам, опухшим из-за того, что Симпсон перестал принимать лекарства от артрита. Я также думаю, что О. Дж. Симпсон не стал результатом зачастую нелепой стратегии защиты Джонни Кокрена, потому что присяжные составляли большинство чернокожих — канонический пример групповых действий, если таковые вообще были.

Методологического сравнения просто невозможно проводить, несмотря на риторически привлекательный стиль изложения Ярвина. Если довести до логического завершения, рассуждения Ярвина предполагают, что низкий уровень доказательств, представленных в поддержку истории, будет положительным показателем ее качества — теорию, которую я призываю г-на Ярвина проверить, подав нечто безымянное и не цитируемое в какой-либо респектабельный исторический журналом. В качестве альтернативы, он может попробовать новую карьеру в качестве прокурора, используя такое же беспечное игнорирование деталей, и посмотреть, насколько успешным он может быть. На данный момент, однако, нам нужно только резюмировать, что четвертая причина, по которой Ярвин отвергает антисемитизм, заключается в том, что он содержит слишком много доказательств.