Ликвидация враждебного элемента. Националистический террор и советские репрессии в Восточной Европе

3.8. Мобилизация и трудовые батальоны

В качестве жертв советских репрессий военного времени эстонские историки называют эстонцев, мобилизованных в Красную армию. «Как своеобразную дополнительную депортацию можно рассматривать и проведенную в Эстонии летом 1941 г. принудительную мобилизацию в Советскую Армию, в результате которой было отправлено в Россию 33 000 мужчин, — пишет Март Лаар. — В августе 1941 г. мобилизованных и оставшихся в живых ополченцев как “неблагонадежных” поселили в военные лагеря, находящиеся в системе ГУЛАГ НКВД. По господствующим там условиям они практически не отличались от тюремных лагерей. Зимой 1941 г. в бесчеловечных условиях т. н. трудовых батальонов погибло около 8000 эстонцев. Остальных спасло от смерти формирование стрелкового корпуса, в составе которого эстонцы сражались до конца войны»[663].

В изданном в 1991 г. «Отчете» комиссии АН ЭССР утверждалось, что число погибших в трудовых батальонах составило не 8, а 12 тысяч человек[664]. Авторы «Белой книги» отмечают, что эта цифра не подтверждена архивными источниками, однако именно ее называют в качестве итоговой[665]. Называют они и еще одну цифру погибших в трудовых батальонах — 10 440 человек[666]. С этой цифрой согласны авторы «Обзора». «Около 10 000 человек из тех, кто попал в трудовые батальоны, умерло к весне 1942 г.», — утверждают они[667]. Комиссия историков при президенте Эстонии в своих «Рапортах» благоразумно обходит стороной вопрос о численности мобилизованных, погибших в трудовых батальонах.

Таким образом, в официальной эстонской историографии называют крайне противоречивые цифры погибших — от 8 до 12 тысяч человек; при этом, как обычно, никаких ссылок на архивные документы ими не предъявляется.

Попробуем внести ясность в эту проблему.

Прежде всего отметим, что идея об отождествлении мобилизации и депортации родилась у сотрудников организованной нацистскими оккупантами комиссии ZEV[668]. Повторение подобных измышлений в наше время выглядит как минимум странно. Очевидно, что мобилизация в армию не может расцениваться как репрессия.

Тем не менее вопрос о судьбе направленных в трудовые батальоны эстонцев требует внимательного рассмотрения. Нет необходимости говорить о том, что в трудовых батальонах были вовсе не курортные условия.

По данным российского историка Ю. Абрамова, около 9 тысяч военнообязанных эстонцев были направлены в трудовые батальоны, дислоцировавшиеся на территории Архангельской области[669]. К этому времени в Архангельске сложилась очень сложная ситуация со снабжением. «Тысячи северян ушли на фронт, а для строительства и модернизации Архангельского морского порта и подъездных железнодорожных путей к нему требовалось большое количество рабочей силы. В строительные и рабочие батальоны из внутренних областей призывали рабочих непризывного возраста, а также тех, кому нельзя было доверить оружие. В то же время более тридцати тысяч жителей городов и районов области было направленно на оборонные и фортификационные работы в Карелию и Мурманскую область. Недовольство рабочих бойцов усиливалось плохим питанием и бытовой неустроенностью, но городские власти не могли удовлетворить все нужды прибывающих. Продовольственное положение в городе ухудшилось с каждым днем. Население городов было на грани голода, сравнимого разве что с блокадным Ленинградом. Люди умирали от истощения и на производстве, и на улицах. В рабочих батальонах росло число дезертиров, которые подчас занимались бандитизмом и мародерством… Военный трибунал привлекал к ответственности руководителей хозорганизаций, по халатности или злой воле срывавших создание необходимых жилищнобытовых условий личному составу рабочих колонн, а также виновников, допустивших гибель четырнадцати бойцов, замерзших из-за отсутствия зимнего обмундирования в пути следования из Пинежского и Холмогорского районов»[670].

Даже в советское время никто не отрицал, что у эстонцев, переданных в 1942 г. из трудовых батальонов на формирование эстонского стрелкового корпуса, были проблемы со здоровьем[671]. Однако проблемы со здоровьем — это одно, а массовая смертность — совсем другое. Действительно ли в трудовых батальонах погибло от четверти до трети направленных туда эстонцев?

Статистика о смертности эстонцев в трудовых батальонах к настоящему времени еще не обнародована. Однако одновременно с эстонцами в трудовые батальоны направляли граждан немецкой национальности — как служивших в Красной Армии, так и военнообязанных. Этот сюжет детально исследован российскими и немецкими историками, которые, в частности, ввели в научный оборот детальные данные о смертности немцев в трудовых батальонах.

Например, по данным Вятского ИТЛ, с февраля 1942-го по 1 июля 1944 г. в распоряжение руководства лагеря поступило 8207 немцев-«трудоармейцев». За это же время убыло 5283 человека, в том числе умерли — 1428, осуждены — 365, этапированы в другие ИТЛ — 823, демобилизованы — 1581, бежали — 7, находились в отпуске для лечения или по семейным обстоятельствам 1079 человек[672].

Таким образом, в процентном отношении смертность среди немцев-«трудоармейцев» Вятского ИТЛ за 2,5 года составила 17,4 %[673]. Эстонцы находились в трудовых колоннах и трудовых батальонах гораздо меньше времени, чем немцы — с осени 1941-го по весну 1942 г. К тому же на рубеже 1941/1942 г. «мужчин более ранних годов призыва (родившихся в 1896–1906 гг.) и более благонадежный элемент (членов истребительных батальонов, работников милиции и др.) стали перемещать в колхозы или на предприятия»[674]. Очевидно, что эта мера должна была существенно снизить смертность.

Однако согласно официальной эстонской историографии за эти 6–8 месяцев смертность эстонцев была значительно выше, чем общая смертность немцев за 29 месяцев — от 25 % (8 из 33 тысяч) до 36 % (12 из 33 тысяч).

Столь значительное расхождение явно свидетельствует о том, что данные официальной эстонской историографии не соответствуют действительности. Это можно доказать и другим путем.

Уже в начале 1942 г. в соответствии с решением Государственного комитета обороны СССР началось формирование эстонских национальных дивизий — сначала 7-й стрелковой, а затем 249-й стрелковой, на основе которых в мае 1942 г. был создан 8-й эстонский стрелковый корпус.

К ноябрю 1942 г. численность военнослужащих эстонских соединений корпуса составляла 27 331 человек, 88,5 % из которых составляли эстонцы. Всего за время войны в корпусе воевало около 70 тысяч человек, процент эстонцев среди которых оставался на уровне 80 % (см. табл. 17). При этом более 80 % воевавших в корпусе эстонцев до войны проживало в Эстонии[675] .

Таблица 17. Национальный состав 8-го Эстонского стрелкового корпуса, 1942–1944 гг.[676]

Национальность 15 мая 1942 г. 9 декабря 1942 г. 30 июня 1943 г. 11 июля 1944 г.

Эстонцы 88,8% 88,5% 75,6% 80,55%

Русские 9,9% 10,2% 18,22%

Другие 1,3% 1,3% 1,23%

Таким образом, за все время войны в 8-м эстонском стрелковом корпусе сражалось в общей сложности около 45 тысяч граждан Эстонии. Сопоставление этой цифры с данными эстонских историков о количестве мобилизованных (33 тысячи человек) и эвакуированных (около 25 тысяч человек, включая женщин и детей) ясно свидетельствует об отсутствии массовой смертности в трудовых батальонах[677].

Мобилизованные в 1941 г. эстонцы не были замучены в трудовых батальонах, как утверждают сегодня в Таллине. Они сражались в рядах Красной Армии, гибли под Великими Луками, шли по улицам освобожденного Таллина, бились в Курляндии. А уже в наше время, на открытии мемориала эстонским эсэсовцам в Синимяэ, вице-спикер эстонского парламента Туне Келлам скажет, указывая на заросшую кустарников линию окопов 8-го эстонского стрелкового корпуса: «Там могилы наших врагов».