Индиль

Во мраке разума. Эпизод тридцать третий

Махталеон с трудом вырвал себя из объятий сна, намертво присосавшегося к его сознанию. Ему казалось, что он пробыл в беспамятстве несколько лун. Он с трудом разодрал веки, приподнял голову и, болезненно прищурившись, огляделся. Он лежал в своей постели, прямо в сапогах и расстегнутой сорочке. Больших усилий стоило ему оторвать себя от постели и сесть. Теперь ему предстояло сделать еще один рывок и подняться на ноги.

Какой сегодня день? День или ночь? Ставни были плотно затворены. Он неторопливо поднялся на ноги, постоял некоторое время, закинул руки за голову и с удовольствием потянулся, ощущая каждую мышцу. Что он делал, прежде чем заснуть? Он никак не мог этого вспомнить. Он терял Тиир и вместе с нею терял себя, словно был частью ее. Он терял самообладание, покой, воспоминания о тех кратких мгновениях, что ему доводилось быть с ней, словно кто-то преднамеренно стирал из его памяти все, что связывало его с Тиир. Иногда он не мог вспомнить даже ее лицо. И тогда он принимался мысленно повторять ее имя, чтобы не забыть и его.

Махталеон осторожно открыл окно. Солнце садилось за горы. Он осмотрелся. Комната казалась прежней. В приглушенном свете кружились пылинки, в камине уютно потрескивали угли. Все как прежде. Но одно сбивало его с толку – он никак не мог вспомнить, как попал сюда, как оказался в комнате, куда не заходил ни разу после размолвки с Тиир.

Он подошел к камину, посмотрел на огонь. Если он здесь, то где же она? Застегивая запонки на рукавах сорочки, он снова подошел к окну и выглянул на улицу. Внизу, в саду, он никого не увидел.

Одевшись, Махталеон вышел в коридор. Стражи оказались на своих местах, вдоль стен горели факелы… Здесь тоже все было как и прежде, но что-то засело в глубине его души и не давало покоя… Где он был вчера? Почему оказался в покоях Тиир? Где сама Королева?

Он прошел несколько залов и не обнаружил никого, кроме молчаливых стражей и снующих вдоль стен безмолвных теней. Тогда он спустился вниз, в подвалы – там дрожал свет от огня. Он вошел в небольшой погреб, где хранил – неизвестно для кого – редчайшие вина и небольшие бутыли с кровью. Там он застал Пратта.

Пратт лежал грудью на столе, положив под голову руки, и задумчиво смотрел на стакан, на дне которого виднелась какая-то мутная жидкость. Увидев Махталеона, он лениво поднял голову:

– А-а-а… Милорд…

– Неважно выглядишь, – Махталеон сел напротив и отодвинул в сторону стакан, который закрывал от него лицо Пратта.

– А, – отмахнулся Пратт, – да что со мной станется?

Он поднял себя со стола и оперся о столешницу локтями. Махталеон немного помолчал, предприняв еще одну попытку хоть что-нибудь вспомнить.

– Что произошло? – наконец тихо произнес он, всматриваясь в мутные глаза сидящего напротив него демона.

Пратт откинулся назад, и взгляд его немного прояснился.

– Заканчивал бы ты это, Милорд, – наконец произнес он. – Потешились, и ладно.

– О чем ты? – Махталеон чуть подался вперед и, словно опасаясь, что их кто-нибудь мог подслушать, заговорил тише: – Я ничего не помню, Пратт. Что было вчера?

– Да то же, что и все последние дни. Если хочешь мое мнение, то пора завязывать с этим. Давай устроим настоящую охоту, как в прежние времена, сожжем пару деревушек, погоняем местных по лесам, напьемся свежей крови, попробуем тамошних красавиц, какие они на вкус… – он жадно потер языком правый клык.

– Охота, охота… Будет тебе охота… Скажи, что было вчера, и я отпущу тебя охотиться по всем местным селениям.

– А я говорил тебе, Милорд, не стоит злоупотреблять феями, от их крови потом мутит целую неделю, испепели их солнечный свет, – он поковырял в зубах и добавил: – И крылья эти, будь они неладны, словно саранчи наелся.

Только теперь Махталеон понял, что хрустело у него под ногами и опустил глаза: пол был устлан изуродованными бездыханными маленькими тельцами. «Перебрал, – подумал он, – как в детстве, перебрал», и в голове его снова зашумело.

– Где Королева? – спросил он, и вдруг Пратт сразу стал серьезным и отвел взгляд.

– Тиир-Тааре? – рассеянно переспросил он и достал трубку. – Разве я страж ей?

– Где она? – сухо повторил свой вопрос Махталеон, чуть повысив голос.

– Там, где твоя тупая ярость ее больше не потревожит, – сухо произнес Пратт, набил трубку какой-то травой и закурил.

Махталеон ждал продолжения, но его не последовало.

– Точнее? – Махталеон почувствовал, как уже знакомый приступ ярости снова начинает брать верх над его сознанием.

Пратт поперхнулся дымом и закашлялся.

– Ты прекрасно знаешь, Леон, ведь ты – часть замка, а замок – часть тебя. Ты видишь свой замок насквозь, – он хлебнул жидкости из стакана, глядя на Короля сквозь мутное стекло. – Ты знаешь, где она.

– Она в твоей башне… – пытаясь придать спокойный тон своему голосу, произнес Махталеон и все же не сдержался: – Она в твоей башне, и ты был с ней!

– Да, был! – повысив голос и несколько раздраженно произнес Пратт. – Я был с ней весь день и всю ночь. – Он поднял голову и встретил тяжелый взгляд своего господина, но выдержал этот взгляд и продолжил, не опуская глаз: – И предыдущий день, и предыдущую ночь. И много дней и много ночей до этой ночи. Я был с ней, омывая ее раны в священных водах Черного Озера. Сколько часов я провел рядом с ней, прислушиваясь к ударам ее сердца… У нее есть сердце, Леон, и оно бьется. Сколько раз я прислушивался к ее голосу, но ни разу она не произнесла твоего имени. Тебя больше нет в ее жизни. Ты уничтожил все. – Он чувствовал, как закипает гнев в крови Махталеона, но продолжал, не отводя глаз, и разжигая, каплей за каплей, словом за словом, и без того уже бушующий огонь в душе демона. – Она сильная, Леон, но то, что происходит с ней, сильнее ее. Я не стану тебя упрекать… но… да знаешь, я не желаю знать твоего мнения. Я… Я все для себя решил, хоть убей меня, на все твоя воля.

Махталеон с напряжением провел ладонями по лицу, затем положил руки на стол, сцепил пальцы в замок и теперь мозолил и мозолил их взглядом.

– Значит, был с ней?..

Пратт, не ответив, снова затянулся.

– Пил ее кровь?

Пратт посмотрел на него исподлобья:

– Оставь меня в покое, Леон.

Махталеон едва сдерживал себя, чтобы не выхватить меч и не покончить с этим уродом, сидевшим напротив него за столом, опустошавшим его погреба, растлевавшим нравы, попиравшим законы и дисциплину. Пригрел змею за пазухой. Да-а-а, больнее бьет тот, кто ближе к сердцу. Он всегда это знал. Горячая волна снова и снова приливала к лицу Махталеона: она теперь с ним, с этим…

– Как же мне порой хочется зарезать тебя, Пратт, – наконец, процедил он сквозь зубы.

– На все воля твоя, Владыка, делай, как знаешь, – Пратт в очередной раз затянулся и неспешно пустил едкий дым через нос, а затем продолжил, чуть подавшись вперед и понизив голос: – Но я еще раз скажу тебе… Ты мой Король, но временами ты бываешь безумен, испепели тут все солнечный свет. Ты уничтожаешь все, Леон, все, что сам создал.

Махталеон молча поднялся из-за стола. Пратт больше не существовал для него. Он вышел из тесного душного помещения, быстро поднялся по лестнице, почти бегом миновал несколько плохо освещенных коридоров и оказался в другом крыле замка. Эту часть замка он сгоряча пожаловал Пратту после Великого Противостояния и с тех пор практически не бывал здесь.

Он заставил исчезнуть высокую тяжелую дверь и оказался в просторной темной комнате. Воздух здесь был тяжелый, пропитанный все тем же едким дымом. «Что за дрянь он курит?.. Где он только все это берет? И чем он напичкал фей, что от их крови в голове шумит и вспомнить ничего невозможно?» … И вдруг взгляд его приковал темный силуэт в проеме едва освещенного ночным светом окна. В темном неподвижном профиле он узнал ее.

– Тиир! – выдохнул он.

Она не обернулась и не пошевелилась.

Он подошел ближе.

Она смотрела куда-то вдаль, очень далеко, и взгляд ее был отчужденным и безразличным. Она смотрела сквозь открытое окно, сквозь лунный свет, сквозь ночную дымку, сквозь далекие верхушки елей, покрывавших узорным ковром склоны гор. Там, за этими горами, простирались ее родные земли, опустошенные и выжженные, а за ними – небольшое, но все еще живущее какой-то своей внутренней жизнью, обособленное и неприступное, древнее эльфийское государство.

Об этом ли она думала сейчас? Махталеон отмахнулся от возникшего перед его глазами образа эльфийского короля и от своих детских воспоминаний, как от назойливых мух.

Он стоял рядом с Тиир и не чувствовал ее – будто ее и вовсе не было рядом. Ни ненависти, ни обиды, ни страха, ни любви – от нее не исходило никаких эмоций. Пустота. Абсолютная пустота.

– Ты пойдешь со мной, – тихо, но повелительно произнес Махталеон.

Она чуть повернула лицо в его сторону, взглянула на него – лишь на какое-то мгновение – отчужденным, рассеянным взглядом – и не ответила. На ней было темное будничное платье, и из-под него виднелись босые ноги. Он коснулся ее плеча, она обернулась, и он вдруг отступил. Наверное, показалось… Он осторожно взял ее за подбородок и чуть повернул ее лицо к струящемуся из окна ночному свету. Она не отвела и не опустила глаза, но продолжала смотреть прямо перед собой, так же безразлично и отчужденно. Сквозь тяжелый голубоватый воздух он всматривался в ее лицо и не узнавал его. Глаза ее поблекли, ввалились и блестели неестественно и зловеще, на некогда белоснежной сияющей коже проступили страшные – даже для его привыкшего взгляда – иссиня-черные пятна, а губы стали сухими, потрескавшимися, со следами запекшейся крови – ее крови. Она отвернулась.

– Покажи!

Тиир не шевельнулась.

– Это он сделал? – тихо спросил Махталеон.

Уголки ее губ дернулись, будто желая изобразить улыбку, но так и застыли в этой странной гримасе. Он опустил глаза ниже и оцепенел. Вся шея Тиир была покрыта такими же иссиня-черными кровоподтеками и глубокими ранами от клыков и порезов, будто на нее напала стая оборотней или огромных крыс или будто какой-то безумец полосовал ее нежную кожу кинжалом. Он молча смотрел на нее, не находя слов.

– Пратт… – глухо произнес он. – Я убью его.

Внезапно она глухо и страшно рассмеялась в ответ, а затем спросила, чужим, глубоким, низким голосом:

– Зачем пришел? – не сам вопрос, а то, как она произнесла, нет, скорее пренебрежительно бросила ему под ноги эти слова, показалось ему оскорбительным, но он проглотил это.

Она наклонила набок голову и скрестила на груди руки. Он смотрел на ее пальцы. Какие у нее были пальцы! Тонкие, длинные, изящные…

– Ты пойдешь со мной, – повторил он, не находя больше слов.

– Я не пойду с тобой, – отозвалась она эхом.

– Ты пойдешь со мной, Тиир! Я твой Король! – обрушился он сверху. – Ты будешь подчиняться мне. Вы все будете подчиняться мне! – И вдруг осекся. Голос его прозвучал как будто со стороны и оглушил его.

Тиир устало отвела взгляд, вздохнула и посмотрела в окно.

Снова! Снова этот приступ непредсказуемой ярости! С каждой новой луной ему все сложнее контролировать себя. Этот нежданный недуг, постигший его! Эта плата за власть, данную ему Самой Великой Тьмой… Махталеон смотрел на ее обнаженные шею, плечи, руки, спину, и то, что он теперь видел, повергало его в такое смятение, что он едва мог дышать. Он видел, что все ее тело было избито, изранено, словно она долго падала с высокой лестницы и билась о каждую каменную ступень, а внизу ее поджидал мясник с недостаточно наточенным ножом, острие которого оставляло на теле рваные раны. Или это были все те же оборотни…