Завтра. Гром завтра. Солнечный восход завтра. Долгая дорога в завтра

* * *

– Что… для чего он это делал? – спросил болезненный голос прямо за Дикаром. – Для чего он так безумно поступал?

Дикар оглянулся и увидел, что к нему в черной тени стены, окружающей площадку, подполз Джонстоун.

– Не безумно, – сказал он. – Совсем не безумно. Разве ты не видишь, что это за провода?

Джонстоун издал какой-то странный звук, потом:

– Да. Это телефонные провода.

– Идущие к проходу. Он перерезал их, чтобы черные в этом доме не могли позвать на помощь. Мы не можем достать их, пока они в доме, но и они не могут достать нас, пока мы прячемся за этим пушками. Но они могли удерживать нас, пока не придут солдаты из прохода Ньюфаунд. Тот, кто сделал это, мог лежать неподвижно и, может быть, в безопасности, но он отдал свою жизнь, чтобы спасти нас остальных. Это был смелый поступок. Кто он?

– Фрэнксмит, – тихо сказал Джонстоун.

Дикар вспомнил, как Бессальтон подняла руку, чтобы удержать Фрэнксмита. Вспомнил взгляд Бессальтон, когда она серыми губами сказала: «Девочки говорят, что это должно быть сделано».

– Что нам теперь делать, Дикар? – спросил Джонстоун. – Мы в безопасности, пока остаемся за этими зенитками, но чтобы стрелять из них по проходу Ньюфаунд, нам нужно из-за них выйти, а мы не можем это сделать, пока в доме есть азиафриканцы.

– Верно. Значит, нужно убрать их оттуда. – Дикар принял решение. – Слушай, Джонстоун. Ползи назад вдоль стены и скажи мальчикам, чтобы начинали стрелять по дому, когда я свистну.

Джонстоун исчез, и Дикар, сидя за зениткой, начал считать. Считая до двадцати, он старательно вспоминал, что говорил ему Уолт о стрельбе из зениток. Потом заставил себя совсем ни о чем не думать, пока считал до тридцати, до сорока, глядя, как сереет небо и бледнеют звезды. Но досчитав до сорока пяти, Дикар подумал о Мэрили…

– Пятьдесят, – досчитал он и свистнул громко и резко. Загремели ружья мальчиков, красные вспышки осветили ночь. Дикар выскочил из-за укрытия за пушкой и сел в маленькое железное сидение, прикрепленное к ней, на виду у всех азиафриканцев в доме. Схватил колесо и повернул его; ствол пушки двинулся, но пуля ударила по железу, другая пропела над головой, а третья задела щеку.

Пушка поворачивалась на опоре, но поворачивалась медленно, а Дикар представлял отличную цель для сидящих в доме. Он потянул за ручку, которая заставляет ствол, продолжая поворачиваться, опускаться. Что-то задело его левую руку, что-то обожгло бедро. Пушка повернулась так, что оказалась между Дикаром и маленьким домом, а ствол опустился и был направлен прямо на дом.

Дикар потянул за другой маленький рычаг.

Зенитка под ним подпрыгнула. Гром оглушил Дикара, ослепил его. Зенитка снова прыгнула, и еще раз. Дикар опять потянул за рычаг. Маленького дома на месте не было. От него осталось несколько обвалившихся камней и большая дыра в стене.

– Все в порядке, Мальчики! – закричал Дикар, но он все еще был глух и не услышал свой крик. – Все в порядке! Орудийные расчеты, на места! Быстрей! Стреляйте по дороге в проход Ньюфаунд.

Потом тихо, словно засыпая, наклонился, упал с сидения и с улыбкой погрузился в темноту.