Серая мышка для босса

Глава 14. Справедливость и возмездие

Я таращу глаза, моему возмущению нет предела.

С другой стороны, мы уехали с работы в семь вечера, не разговоры же он со мной собирался разговаривать до десяти?

Я понимаю, что таким образом Раевский просто хочет задеть меня посильнее.

— Зачем вы так поступаете… — хочу добавить обращение «Егор Кириллович», но это настолько неуместно в сложившихся обстоятельствах, что я его проглатываю.

— Зачем? — уточняет Раевский. — Вас что-то не устраивает?

— Вы же знаете, что я этого не хотела, — я немного сиплю, у меня всегда так бывает после оргазма.

— Это вы только так говорите, Елизавета Валерьевна, — Князя, похоже, ничего не смущает, и он продолжает подчеркивать дистанцию между нами, обращаясь ко мне официально. — А на деле все выходит совсем не так.

Я все еще чувствую слабость в коленях, но после таких слов нахожу в себе силы отлепиться от Раевского. Ощущаю, как его член выскальзывает из меня. Сдвинувшись в сторону, поворачиваюсь лицом к нему и облокачиваюсь на стол.

Смотрю в это лицо и не могу определиться с чувствами, которые меня обуревают. А Раевский хмурится, явно недовольный моим самоуправством. Он деловито снимает презерватив, что приковывает мой взгляд к его хозяйству. О, это по праву можно называть достоинством. И как он только поместился внутри меня.

— Мне нравится ваша заинтересованность, — усмехается Раевский, я вскидываю глаза и даже розовею, хотя, казалось бы, после того, что было, можно уже плюнуть на стеснение.

Он подходит к бару, выбрасывает резинку в ведро и наливает себе что-то коричневое в низкий широкий стакан. Пузатый графин не позволяет предположить, что конкретно. Отпивает и смотрит на меня поверх стакана.

— Могу предложить воды, минералки, сока…

— Я бы попробовала то, что в стакане, — мне хочется немного притупить чувства, пусть и с помощью алкоголя.

— Нет, — жестко отрезает он. — вы нужны мне абсолютно трезвой. Выбор для вас я уже озвучил.

— Тогда сок, — смиряюсь я. Понятно же, что Князь ни в жизнь не отступит от своего решения. У него есть какой-то план, и он ему следует, усмехаюсь я про себя.

Он самолично наливает сок в высокий стакан и протягивает его мне.

Приходится подойти к нему. Беру, принюхиваюсь. Похоже апельсиновый. Пью, а Раевский смотрит на мое горло, как будто считает глотки. Под его пожирающим взглядом я ощущаю себя такой беззащитной, что мне хочется спрятаться.

Кажется, я напилась вдоволь. Возвращаюсь к столу, чтобы быть от Князя подальше.

— Что ж, продолжим.

— Нет, — воспротивилась я, задетая за живое его насмешкой. — Вы же сами сказали, что ночь еще не началась. Время сделки еще не пришло!

— Не поздновато ли вы спохватились, Елизавета Валерьевна? — Раевский снова произносит мое имя словно с наслаждением, раскатистая «р» в отчестве отзывается внутри меня. — И самое главное, разумно ли спорить находясь в запертой квартире наедине с заведенным мужчиной?

Мои глаза распахиваются еще шире.

Уж не хочет ли Раевский сказать, что если я захочу разорвать нашу сделку, то он меня просто не выпустит. Не может быть!

Смотрю на него, и, видя, как играют желваки, как сжаты его губы, понимаю, еще как может.

Где тот холодный, но вежливый мужчина, который был моим боссом первые несколько дней? Откуда взялся это тиран?

— Итак, на чем мы остановились? Ах, да. Раздевайтесь.

Поставив стакан рядом на стол, я поднимаю немного дрожащие руки и берусь за уже прилично выбившуюся кофточку.

— Нет, — останавливает меня Князь. — Не так. Начните снизу, медленно. Туфли оставить.

Попивая свой напиток, он все еще стоит у бара и нагло разглядывает меня. Как клиент в кабаре, в то время как я опять должна что-то демонстрировать у него виду.

— А можно свет… — осторожно начинаю я.

— Нет. Я не понимаю, что вас смущает Елизавета Валерьевна. Здесь ровно такое же освещение, что и в подсобке на работе. Даже зеркало есть, — Раевский указывает куда-то слева от меня.

Я поворачиваю голову и на самом деле вижу встроенное в стену большое зеркальное полотно, которое я почему-то с самого начала не замечаю.

То есть я у него как на ладони со всех сторон, и он видел и то, как я краснела, и выражение мольбы и страсти на лице. Пока Раевский имел меня на столе, в отражении зеркала в широком вырезе кофточки ему хорошо была видна ничем нескованная грудь, которая вздрагивала от каждого его толчка…

Так вы — визуал, черт вас подери, Егор Кириллович!

Хорошо! Будь по-вашему! Медленно, снизу. Так, кажется, вы хотите?