Дочь медведя, или Предсказанная перевёртышу

Глава 4. Новоселье

День первый. Понедельник

Несколько секунд все стояли и молчали. Первым, как всегда, не выдержал Клещ:

— Риони, кажется, он запал на эту самочку. Пойдём сами искать свою комнату, думаю, не заблудимся.

— Здесь же номера на дверях, — указала на очевидное Лапка, метнулась с моего плеча на пол, а потом вперёд, по коридору: — Вот она! — крикнула, стоя возле предпоследней двери справа.

— Ааааа! — раздался вдруг чей-то визг. — Крыса!

— Где? — тут же привычно напрягся Клещ. Он у меня был непревзойдённым охотником за грызунами, и это тоже было одним из наших небольших приработков.

— Вон, — наконец, я заметила кричавшую. Девушка высунулась из приоткрытой двери, напротив той, возле которой топталась Лапка. И именно в неё и тыкала пальцем. Увидел это и Клещ.

— Да какая же это крыса? — разочарованно протянул он. — Это ласка.

— Простите, а вы много крыс видели? — поинтересовалась моя питомица, развернувшись к девушке.

— Вообще не видела, — растерянно ответила та, потом решительно вышла из комнаты и присела на корточки: — А ты фамильяр, да? Вот здорово, у нас фамильяр будет жить! А можно тебя погладить?

Даже отсюда я увидела, как Лапка тяжело вздохнула и оглянулась на нас, словно прося совета.

— Может, лучше меня? — Моня забарахтался подмышкой у Томаса, но, не сумев выбраться, кусаться не стал, а вежливо подёргал его за лацкан. — Отпусти меня, пожалуйста.

— Что? — Томас вздрогнул, словно очнувшись, огляделся по сторонам, перевёл недоумевающий взгляд на Моню.

— Отпусти меня, тут я уже сам дойду, — попросил тот.

— Да, конечно. Прости, что-то я… — опустив Моню на пол — тот бодро поковылял к девушке, которая уже осторожно гладила Лапку, — Томас снова оглянулся, но оборотница уже вышла на улицу. Тряхнув головой, он поудобнее перехватил мой саквояж и кивнул мне: — Пойдём.

И мы пошли. Лапка и правда верно указала на нужную дверь, цифры-то она отлично знала. Девушка к этому времени наглаживала довольного Моню, который, когда хотел, выглядел очаровательно-беззащитным. Только Клещ не полез за лаской, гордый был. Хотя, мне кажется, желающие и на него найдутся.

— О, привет! — девушка, наконец, увидела и нас. — Ты новенькая, да? На какой факультет?

— Вне классификации, — ответила я.

— Вот это да! — восхитилась моя собеседница, вставая с корточек. — Сейчас среди девушек никого без классификации нет, и парней всего двое. А я с иллюзорного. Третий курс. Меня Сайда зовут.

— Привет. Я — Риони.

— А я Томас. И, кстати, нас таких уже четверо, я тоже вне классификации.

— Вас уже приняли, да? Это здорово, а то сейчас почти никого нет, скукотища. У меня в этом году сестра поступает, вот и пришлось приехать вместе с ней, всё ей показывать. Она сейчас экзамены сдаёт, а я вещи зашла занести.

Так вот почему она не в форме, а в обычном синем платье.

— Если Тейра не поступит, домой уедет, — продолжала трещать Сайда, — а мне тут эту неделю куковать одной, Велона не в счёт, она задавака, — и девушка придавила пальцем свой нос кверху, видимо, демонстрируя, как именно задаётся эта самая таинственная Велона. Хотя, почему «таинственная»? Похоже, именно её мы и видели, когда вошли, и именно глядя на неё, Томас застыл.

— А она кто? — решила всё же уточнить.

— Дочь мастера Хэдлея, тренера мальчишек по физической подготовке. Она вообще никуда не уезжает на каникулы, её отец тут же живёт, в комнатах для преподавателей, а других родственников у неё нет. Мать, кажется, при родах умерла, вот она тут с отцом и жила всю жизнь.

Мне показалось, или Томас вздрогнул? Интересно, почему?

— Ладно, побегу я, гляну, как там у Тейры дела. Если сдала, надо будет попросить у господина Илуса разрешение, чтобы она у меня на эти дни остановилась, мы и на одной кровати уместимся, так не хочется её в город везти, в пансионат пристраивать. Если не сдала — слёзы ей вытирать и назад отправлять. Нелегко это — старшей сестрой быть, саму-то меня никто за ручку не водил, сама приехала, сама поступила… Всё, убегаю!

И правда убежала.

— Ну и болтушка, — покачал головой Клещ. — У меня аж голова кругом пошла.

— Да уж… — только и смогла выдать я.

Эта Сайда, конечно, очень дружелюбная, но я надеюсь, что её сестра всё же поступит, и именно на неё Сайда обрушит всю свою жажду общения. Лично я никогда не стремилась завести подруг, привыкла сторониться людей и ни с кем не сближаться, чтобы ненароком не выдать свою тайну. И то, как легко сегодня общалась с Томасом, для меня самой было странно. А вот рядом с Сайдой меня привычно сковала неловкость.

Мы добрались, наконец, до моей комнаты, которая показалась мне просто хоромами после моей лесной хижины — да, та была побольше площадью, но низенькая, с крохотным окошком, затянутым промасленной бумагой, и большую часть её занимала печь, на которой я и спала. А здесь было светло, высокий потолок, огромный шкаф, удобная и мягкая — я пощупала! — кровать, стол, ковёр на полу, и ещё оставалась куча места, мне пришлось широко раскинуть руки, чтобы коснуться и шкафа, и противоположной стены одновременно!

А ещё тут была лампа на столе и другой свет на потолке, и включались они магически! То есть, просто пальцем тычешь в кнопку, которую мне Томас показал — и всю комнату заливает свет. И никаких керосинок, как в приюте, или лучин, долгие годы бывших единственным освещением в моём лесном домике, пока Клещ не откопал на мусорке сломанный осветительный артефакт, а я его починила. Он был простенький и тусклый, хотя светил всё равно гораздо лучше, чем лучина.

А когда я спросила, где же печка, Томас ответил, что и отопление здесь магическое, за этим коменданты следят. И никаких дров пилить и колоть не надо, здесь вообще открытый огонь был только в комнатах некоторых преподавателей — у них были камины просто для уюта. Ну, не знаю, как по мне, лучше пусть магия греет, чем с дровами возиться, потом золу выгребать, за заслонкой следить… в общем, не нужен мне такой уют, на всю жизнь наелась.

Томас показал мне, где лежат банные принадлежности и постельное бельё — это форму и учебные принадлежности выдавали на складе, а это сразу в комнатах было, — сказал, что зайдёт за мной вечером и отведёт на ужин, где пообещал показать ещё кое-что интересное, и ушёл вселяться в свою комнату.

А я пошла осваивать уборную. Какое же это было блаженство — искупаться под душем с горячей водой, намылиться вкусно пахнущим мылом и вытереться огромным пушистым полотенцем. Зверинец свой я тоже отмыла до блеска. Моня ныл и отказывался купаться, но услышав, что подстилку он получит только завтра, а на свою постель я его, грязного, не пущу, стоически вытерпел «пытки», время от времени хныча, что мыло ему глаза щиплет, а расчёска больно дерёт шерсть. Словом, всё как обычно.

Потом я устроила постирушку, поскольку чистой одежды у меня не осталось, то, во что я переоделась, было последнее. С особой нежностью я стирала кофту, которую «омолодил» Томас. Новой одежды у меня не было с тех пор… да как мамы не стало, а я поселилась в лесу, под присмотром нечисти. Звери приносили мне одежду, которую утаскивали в городке с верёвок после стирки — по одной вещи за раз, чтобы не так заметно было.

В приюте тоже нового не было, носили то, что люди жертвовали. К тому времени магия у меня уже была, и мои вещи хотя бы были целыми. А потом, когда меня выпустили, как взрослую — собственно, я и была уже взрослой, двадцатилетней, хотя внешне и по документам мне было лишь пятнадцать, — и я вернулась в свой лесной домик, то разживалась одеждой в лавке старьёвщика. Бесплатно. У нас с ним договор был — я чиню ему вещи, а сама могу время от времени брать то, что мне подходит по размеру.

Пользуясь тем, что Сайда ушла надолго, а Велона жила в комнате для платниц, с личной уборной, я развесила свою немногочисленную одежду на открытых дверях кабинок с душами и большими, зачарованными горшками, только зелёную кофту унесла к себе в комнату и аккуратно повесила на спинку стула. Очень хотелось попросить Томаса обновить и остальную мою одежду, но было очень неловко. Вот Ноппи ещё что-нибудь порвёт, тогда и попрошу.

Уставшая и восхитительно чистая, я уселась за стол — моё зверьё развалилось на моей кровати, как только шерсть достаточно просохла, — и едва ли не впервые посмотрела в окно. И поняла, почему господин Илус особо отметил, куда оно выходит.

Потому что, за ним был лес. Но не такой, в котором я выросла, а ухоженный и облагороженный — никакого бурелома или сушняка, никакого подлеска. Лиственные деревья росли так, что можно было видеть далеко, гулять и не заблудиться. Охота в таком лесу никакая, да здесь и не нужно охотиться. А вот погулять — очень даже. Моим животным будет где размять лапы, да и сама я привыкла к лесному шелесту и запаху, можно будет поискать какой-нибудь пенёк или камень и, пока тепло, делать там устные уроки. Или просто дышать свежим воздухом. Вот сегодня, после ужина, и схожу на разведку.

А пока я просто приоткрыла створку окна, чтобы впустить внутрь лёгкий ветерок и птичий щебет, отдыхала и вспоминала совсем другой лес, который на долгие годы стал моим домом и убежищем.

Случись всё даже лет на десять раньше, не знаю, что бы со мной было. Но около четверти века назад императорская семья внезапно озаботилась жизнью нечисти. И взяла её под свою защиту. И если раньше охотники могли уничтожать разумных животных наравне с дикими, теперь это было запрещено. Более того, охоту в лесах, в которых жило много нечисти — уж не знаю, как это определили, но мой лес был одним из таких, — запретили вообще. Охотиться там теперь могли только звери — разумные или нет, неважно, — а людям ход туда был заказан.

Хижина, в которой поселились мы с папой Клыком, когда-то принадлежала охотнику, жившему там месяцами во время промыслового сезона, там же он заготавливал шкурки пушных зверей. После запрета на охоту он куда-то делся, за несколько лет домик обветшал, но звери, взявшиеся обо мне заботиться, заткнули щели мхом, прочистили дымоход, выгнали из подполья диких грызунов — и домик стал худо-бедно пригодным для жилья.

Поначалу было сложно. И голодно. Готовить я не умела, сырое мясо есть не могла. Держалась на ягодах, орехах, корешках и грибах, которые мне приносили животные — повезло мне, что было лето. Две оленихи подкармливали меня молоком. Вороны таскали мне из города кусочки хлеба. Потом принесли огниво, подсказали, как пользоваться — подсмотрели за домохозяйками в окна. Я никогда не забуду вкус первого кролика, которого зажарила на костре. Подгоревшее снаружи, полусырое внутри, не солёное — его мясо показалось мне божественно вкусным.

Со временем я научилась готовить на костре, а к тому времени, как похолодало — освоила и печку. С дровами, пока папа Клык был жив, проблем не было, потом пришлось справляться самой — с помощью своих друзей, конечно, но многое ли могут некрупные животные, у большинства из которых лапы предназначены лишь для ходьбы. Но я справлялась, привыкла обходиться малым. Конечно, поначалу приходилось подворовывать, чтобы выжить — вот когда пригодилась моя тёмная магия, ни один замок не мог устоять перед ним. Но я всегда брала совсем чуть-чуть, только чтобы выжить — муку, крупу и соль, пару одеял, кое-что из одежды.