Жара

Среда, 18 августа

Утром, садясь в машину, Измайлов сказал жене:

– Поедем по-хитрому. Ленинградка стала просто невыносимой. Давай по Новой Риге, свернем на вторую бетонку, доедем до города Клина, а потом повернем налево и пойдем по шоссе Санкт-Петербург – Москва.

– Слушай, Федя, так будет значительно длиннее, – вставила свое авторитетное мнение Анна.

– Конечно, длиннее, но на Новой Риге почти не бывает пробок и скорость там приличная. Не бойся, все успеем и приедем вовремя. А там около самого Завидово ты мне покажешь, как надо ехать. Я же там ни разу не был.

Анна свернулась калачиком и мирно задремала.

«Какое все-таки чудо, эти современные системы климат-контроля. За бортом черт знает что даже утром, а в салоне благодать». Анна сняла свой китель и почувствовала, что в легкой шифоновой кофточке достаточно прохладно. Она любила ездить на переднем пассажирском сиденье, обзор все-таки был прекрасный, но на этот раз она устроилась позади. У мужа была привычка хватать ее за коленки, что по мнению Анны было и неприличным, и опасным для вождения. Анна не была ханжой и отдавала себе отчет в том, что внимание мужа ей очень приятно. Любая женщина хочет быть желанной. Но не в такие дни как сегодня. Государственный советник юстиции третьего класса должна была сосредоточиться, предстояла трудная и очень волнующая сцена. Как все пройдет? Анна твердо решила: врать старушке напропалую. Нужно предложить идею, что любимый сын Вова был вынужден срочно лететь в Америку и вот он, помирившись с братом Мишей, попросил его приехать и забрать маму в родной город Санкт-Петербург.

«Вот как-то так, – думала Захарьина. – Интересно, кем окажется эта Марина-Оксана? Ее надо обязательно заставить поехать в Питер и побыть какое-то время вместе со старушкой».

Предстояло продумать и многие другие детали. В этих деталях, как известно, скрывался дьявол, и Анна не могла допустить, чтобы был нанесен хоть какой-то ущерб здоровью старой блокадницы. А ведь для нее здоровье и душевное состояние были практически тождественны.

Федор любил быструю езду. Он хорошо понимал, что трудное расследование, которое вела его жена, требовало от нее напряжения моральных и физических сил.

«Как же она умудряется так легко раскалывать этих грязных типов практически на ровном месте?»

Он знал, что коллеги по работе называют Анюту гением. Вчера они с Дунаевым рассказывали текущее состояние расследования своему боссу Серебровскому. Ему рассказали и про черный нал, и про заносы, а просвещенный магнат сразу же сделал из сообщения своих безопасников надлежащие выводы. По его мнению, нечист на руку был один из его фаворитов – вице-президент Кошеваров. Серебровский попросил Дунаева не позднее вечера пятницы представить ему план его оперативной разработки. Пока же безопасники продолжали отслеживать путь контрафактной фонтанной арматуры.

Анна и Федор подъехали к искомому повороту направо и покатили к берегу Волги. Через несколько минут их взору предстала согревающая душу картина: у ворот оздоровительного комплекса «Завидово» стояли три машины. Из первой машины навстречу им выскочили бледный и крайне сосредоточенный Михаил Борисович Розенфельд и веселый улыбающийся капитан Сергей Громов в гражданском костюме.

«Молодцы, – подумала Анна. – Все вовремя».

Рядом стояли две милицейские легковушки с тверскими номерами и полным набором опознавательных знаков и спецсигналов. Из них вышли трое человек в штатском и направились приложиться к ручке легенды российского сыска. Захарьина была в своем репертуаре. Ни к селу ни к городу, как подумал Федор, продемонстрировала служебное удостоверение и поздоровалась с каждым по-мужски за руку. Затем она спросила Сергея Громова:

– Вымотались, наверное? С раннего утра ехали?

– Ерунда, – радостно ответил капитан, – во-первых, вели машину мы по очереди, а, во-вторых, скажу прямо, Анна Германовна, ради такого замечательного дела не грех было бы и до Самары доехать.

– Ну-ну, – усмехнулась Захарьина. Затем она нежно взяла под локоток Михаила Борисовича, отвела его в сторонку и долго о чем-то говорила. От нее не ускользнуло, с каким вниманием и изумлением в это время на нее смотрели охранники оздоровительного комплекса. Было ясно, что вся тверская братия поставлена на уши. Анна сказала:

– Выдвигаемся на четырех машинах к коттеджу, не доезжаем метров тридцать – пятьдесят. Оставим машины на центральной алее. Я попрошу вас, – обратилась она к старшему из тверских милиционеров, – зайти в коттедж и каким-нибудь образом, не привлекая особого внимания старушки, вытащить из дома и передать в мои объятия женщину по имени Марина.

Все было исполнено в лучшем виде.

Тверской милиционер вскоре вышел к Анне на крыльцо, сопровождаемый молодой симпатичной женщиной, которую он, слегка приобняв за плечи, буквально подтащил к Захарьиной.

Анна представилась. Было понятно, что громкие звание и должность впечатлили женщину. Ее широкое улыбчивое лицо приняло испуганное выражение. Анна подозвала Сергея Громова.

– Я должна сообщить вам, – сказала Анна, – что вы стали вольной или невольной участницей преступной комбинации, элементами которой стало похищение Эммы Марковны Розенфельд и исчезновение ее сына Владимира Борисовича. Поэтому вы отвечаете на мои вопросы откровенно и проявляете добрую волю к сотрудничеству со следствием. Все понятно?

– Да-да, – срывающимся голосом ответила женщина, – но какое похищение? И какое исчезновение Владимира Борисовича? Я работаю по договору с ним и каждую неделю получаю от него деньги.

Наблюдавший эту сцену Измайлов отметил, что неожиданные новости не вызвали даже малейшего отражения на лице Анны. Ни один мускул не дрогнул.

– Значит, так, – жестко сказала Анна. – Я задаю вопросы, а вы коротко и четко на них отвечаете. Понятно?

– Слушаю, – только и прошептала женщина.

– Ваше настоящие имя, фамилия, год рождения.

– Я, Марина Афанасьевна Васильева. 75-го года рождения. Родилась в Москве.

– Где место вашей регистрации и место фактического проживания?

– Зарегистрирована я и живу по адресу Ленинский проспект, дом 81, кв. 14.

– Какие отношения связывают вас с Владимиром Борисовичем Розенфельдом?

– Это трудно назвать отношениями, – ответила Марина Афанасьевна. – Он через агентство нанял меня для ухода за мамой. По специальности я врач, но детей-то кормить надо. Их у меня двое.

– Когда это произошло?

– Это было в середине июня. Потом дату могу назвать точнее. В агентстве меня предупредили, что место сложное. Владимир Борисович уже посмотрел многих кандидаток и остался недоволен. Правда, и деньги он предлагал сумасшедшие. Я решила попробовать. Пришла к нему. Он задал кучу вопросов. Вопросы были разные. И по здоровью, и про детей, и про интересы. Потом он сказал, что берет меня и начал объяснять мои обязанности. Я поняла так, что он привезет маму сюда, в Завидово, а я должна была оставаться с ней до того момента, как они улетят в Соединенные Штаты. Он сказал: погостить и отдохнуть.

Захарьина спросила:

– А сколько должна была продолжаться ваша работа с Эммой Марковной?

– Владимир Борисович сказал, что как получится: от двух недель до месяца. Но, правда, месяц уже истек. Розенфельд предложил мне тысячу долларов в неделю, ну и отдельно – деньги на питание и какие-нибудь покупки для мамы. Еще тысячу долларов в неделю. Приказал ни в чем не отказывать и выполнять любые мамины пожелания, а что не истрачу, то мое. Я от таких условий чуть с ума не сошла. Ну и, конечно, стараюсь. Деньги мне капают на карточку, которую дал Розенфельд, каждую неделю по две тысячи долларов.

– Ну и как складывалась ваша жизнь с Эммой Марковной? – не без тревоги спросила Анна.

– Прекрасно, – ответила Марина, – это такой золотой человек. С памятью, конечно, есть проблемы. Все, что было в блокадном Ленинграде и кого оперировал ее муж, это она все помнит великолепно. А вот, куда она полчаса назад книгу положила, забывает. И меня она как-то не идентифицирует. Называет меня Оксаной. И почему-то считает, что я жена ее старшего сына. Но все это мелочи. Мы с ней много гуляем. Ходим на берег Шоши и Волги, она много читает. В общем, никаких проблем. Одно отравляет ей жизнь, что ее сыновья Володя и Миша сильно поссорились. Сначала она была целиком на стороне Володи, а потом что-то в ней начало меняться.

– Понятно, – сказала Анна. – Теперь слушайте меня внимательно. Сейчас я пойду к ней. Я дочь ее старых друзей. Не удивляйтесь ничему, что я буду говорить. Наоборот, надо разыгрывать радость. После этого вы вместе с Эммой Марковной и Михаилом Борисовичем Розенфельдом сядете в машину и уедете в Тверь. Там вас всех посадят на «Сапсан» и через 3 часа вы будете в Питере. Я прошу вас прожить некоторое время в квартире Михаила Борисовича, прошу вас продолжать быть Оксаной, пока мы не найдем Оксану настоящую.

– И она тоже пропала? – почти простонала Марина.

– Разбираемся, – многозначительно сказала Анна. – Сейчас помогите нам. Я вас прошу по-хорошему. Не хочу вас пугать, но я могу нажать и по-плохому.

– Что вы, что вы, – заныла Васильева. – Я и так такие деньжища заработала. Мне с детьми на год хватит.

– Хорошо, я вам верю. Пока я буду беседовать с Эммой Марковной, свой паспорт и карточку отдайте капитану Громову. Он их сфотографирует и вернет вам. А сейчас вперед.

Измайлов обожал свою жену, души в ней не чаял. Но иногда стремительные перевоплощения Анны пугали его. Он знал, что люди, женатые на актрисах, часто не могут понять, любит ли их женщина или играет очередную роль. У Федора было нечто подобное. Когда он увидел сцену внутри коттеджа, его передернуло.

Коттедж был прекрасен. Назывался шале. Анна легкой походкой почти влетела в большой холл на первом этаже и подбежала к сидящей в кресле старушке. Измайлов видел Эмму Марковну Розенфельд впервые. Ему подумалось, вот как должна выглядеть графиня в «Пиковой даме». В лице старой леди было столько достоинства, благородства и ожидания, что Измайлов невольно подумал: «Да, были люди в том поколении».

– Тетя Эмма, – застрекотала Анна. – Вы меня, наверное, не помните. Я Анна, дочь Германа Владимировича Захарьина.

Старуха весело улыбнулась, притянула Аню к себе и вдруг сказала:

– Почему это я не помню? Ты прекрасно выглядишь, почти не меняешься. Костюмчик на тебе какой-то странный. А так все та же. Как Герман? Надеюсь все хорошо? А Лидочка? Все такая же милая?

– Все слава богу, – ответила Захарьина.

– Я ведь и тебя должна поздравить. Лидочка прислала мне письмо, настоящее письмо, а не эти электронные шпаргалки, рассказала, что ты наконец вышла замуж. Давно было пора. Ты ведь помнишь, мы у вас были в 2002 году, уже после смерти Бореньки. Я и тогда тебе говорила: выходи замуж, выходи замуж.

Душа Анны ликовала. Все пошло как нельзя лучше. Но она знала, что сейчас предстоит серьезный поворот. Чтобы оттянуть его, Анна рассказала тете Эмме о том, что у нее родилась дочка, которая сейчас вместе с родителями отдыхает на Карельском перешейке.

– Да, Лидочка писала мне! Какая прелесть, – пропела Эмма Марковна. Но тут она остановилась.