85 дней Славянска

6. «КРОВАВАЯ ТРОИЦА»

8 июня был один из самых ожесточённых обстрелов Славянска за время осады города, в этот день погибло много бойцов ополчения и мирных граждан.

Украинская артиллерия нанесла массированный удар по нашей артиллерийской базе в городе. Погибло восемь ополченцев, около десяти бойцов получило ранения. При обстреле произошла детонация боеприпасов на складе и в готовящихся к выезду КамАЗах, потеряно было два 120-мм миномёта и до 400 мин 82-мм.

О том, что тогда произошло, в беседе с автором книги рассказал ополченец Виталий Ермолов из Днепропетровска, позывной Девятый:

С утра 8 июня начался обстрел Славянска, били по окраинам и по центру города. Мы находились на нашей базе на территории бывшей воинской части. Первый обстрел продолжался минут тридцать. Мы рванули в частный сектор, который был за забором и прилегающей автостоянкой, разбежались по дворам. Позже приехала пожарка и скорая, мы помогли загрузить в машины двух раненых гражданских и вернулись на место дислокации. Прошло где-то минут сорок, парни начали приводить себя в порядок, и тут началось… Первым прилётом меня откинуло взрывной волной внутрь КПП. По территории базы лупили нещадно. Попали в гаражи с миномётами и БК. Снаряды начали разрываться. С территории были слышны крики парней. Минут через тридцать обстрел на какое-то время прекратился, и все, кто ещё был в состоянии передвигаться, побежали к лежащим на земле ребятам. С другой стороны КПП лежал с внутренностями наружу Саша Артист. Чуть дальше лежал Худой — он погиб сразу, в спине у него зияла дыра размером с два мужских кулака… Подальше, лёжа на животе, кричал Красный: „Братцы, убейте меня…“ У него осколком снесло часть спины. Возле рукомойника лежал наш новый водитель КамАЗа, у него не было половины головы… Мы побежали за одеялами, чтобы на них перетащить раненых, но начался второй обстрел базы, и все опять залегли. В это время попали под обстрел два КамАЗа с миномётами и БК — машины готовились утром к боевому выезду, но не успели. Погибло ещё несколько парней. Когда обстрел завершился, приехали наши машины, в них мы погрузили погибших и раненых, которых вытянули из подвала здания на территории базы — человек до десяти. Ближе к вечеру оставшихся в живых перекинули на базу под Николаевкой».

Вспоминает ополченец Сергей Карпов, позывной Керя:

В 12 часов дня я получил приказ выезжать под Карачун и стрелять по позициям украинской батареи, чтобы хоть как-то остановить сильный обстрел города. Мы с Художником подъехали к воинской части, где базировалась артиллерия, начали погрузку, и в этот момент был прилёт снарядов прямо в центр расположения. Худого убило на моих глазах. Меня в первый раз ранило. При втором обстреле базы меня ранило второй раз. Я упал на Красного, в которого тоже попали осколки и убили. Меня вытащил Художник и привёз в госпиталь. Позже узнал, что сгорели КамАЗы с БК и много бойцов погибло».

Имена и позывные восьми бойцов, погибших при обстреле артиллерийской базы 8 июня: Александр Василиогло (Худой) из Донецка, Александр Краснощёков (Красный) из Донецка, Сергей Горбунов (Большой) из Славянска, Анатолий Литвиненко (Поляк) из Краматорска, Андрей Левенец из Славянска, Юрий Колесников (Дизель), Александр Чигиров (Артист), Юрий Гордиенко.

В этот день при обстреле центра Славянска снаряд попал в купол церкви. Как говорили горожане, таким образом украинцы «поздравили» славянцев с праздником Святой Троицы. Из-за сильных обстрелов и гибели нескольких людей, этот день назвали «Кровавой Троицей».

Ещё один снаряд попал в старинный купеческий дом в центре города, построенный в XIX веке и являющийся жилым. В здании находился пятилетний ребёнок. Девочку убило прямым попаданием. Её звали Полина Сладкая.

Всего за сутки в городе погибло шесть мирных жителей, в два раза больше было ранено.

Один из самых известных в интернете снимков из Славянска: измождённого вида мужчина в очках несёт окровавленную девочку на руках и смотрит прямо в камеру. Это был местный врач-хирург Михаил Коваленко.

Позже он переехал в РФ и в феврале 2015 года дал одному интернет-журналу интервью о событиях в Славянске:

Мины, которые убили эту девочку, прилетели с Карачуна. Там стояла украинская батарея, которая регулярно обстреливала город. Именно оттуда и стреляли. Это произошло на Троицу. Мы только вернулись с женой из церкви. В это время городской водопровод уже не функционировал. В частном секторе были скважины, и туда все соседи ходили за водой. Ополченцы притащили туда генератор (электричества к тому времени тоже не было). Раздалось два взрыва. Стреляли по месту, где люди брали воду. Из-за угла выбежал ополченец, несущий на руках ребёнка. Кто-то крикнул: „Вон доктор!“ Боец отдал девочку мне. От моего дома до больницы — 500 метров. Побежал туда. Положив её на операционный стол, понял, что ребёнок мёртв. У девочки были повреждения тазобедренного сустава, брюшной полости, головы. Потом, когда смотрел на эту фотографию, понял, что ребёнок был уже мёртв. Тогда в горячке я этого не увидел.

До той Троицы у меня ещё было ощущение, что обойдётся. По окраинам постреливали, но жертв было не очень много. Ужас начался 2 мая. Именно 2 мая колонна военных, которая занимала Карачун, расстреляла село Семёновку — небольшое, по донецким меркам, поселение, дворов примерно в двести.

Это была первая настоящая бойня. К нам привезли 16 человек с огнестрельными ранениями. Такой характер увечий, тем более в таком количестве, был тогда для нас, врачей, в диковинку. Трое получили пули в брюшную полость. Один — в грудную клетку. Его мы потеряли. Остальные были ранены в ноги. В тот день мы потеряли четверых. Остальные — выжили. После этой бойни часть жителей убежала в город. Часть — осталась.

На Славянск на начальном этапе было четыре атаки. Было много пострадавших среди мирного населения. Были и раненые ополченцы. Привозили к нам и нацгвардейцев. Мы оказывали им помощь. Очень много было артиллерийских обстрелов жилых кварталов. Разбомбили и мой дом.

Очень страшно, когда слышишь звуки взрывов, когда оперируешь раненых, а у больницы взрывы такие, что здание вздрагивает. Военные как-то к этому готовятся. Они знают, как спрятаться, как себя вести вообще. Мы этого не знаем. В тридцати метрах от больницы у меня погибла старшая операционная сестра. Один дом разбомбили с самолёта.

Я сейчас поселился недалеко от аэропорта. И только спустя полгода перестал дёргаться, когда слышу звук самолёта».

Медсестру, которую упоминает Коваленко, звали Татьяна Майкова. 13 июня она получила тяжёлые ранения при попадании снарядов в здание Славянской городской больницы и на следующий день скончалась.

Стоит обратить внимание на то, что наши врачи в Славянске не теряли человечности и оказывали помощь не только ополченцам, но и украинским пленным, если таковые после боя оставались на нашей территории. Не раз оперировал бойцов Нацгвардии и ВСУ и Михаил Коваленко. В своём интервью он поделился такими подробностями:

Те нацгвардейцы, кого я видел, производили впечатление людей, находящихся под воздействием каких-то других препаратов. Возможно, фенаминовой группы. Это, видимо, была какая-то боевая фармакология. Она вызывала снижение уровня страха, болевого порога, повышение мышечного тонуса, быстроты реакции. Довелось оперировать одного из бойцов нацгвардии, у которого было смертельное ранение. Он вёл себя крайне неадекватно. Был в состоянии возбуждения. Агрессивен. Совершенно не чувствовал боли. Поднимался, садился. Выражение лица — не передать. Остекленевшие глаза, абсолютно некритическое восприятие окружающего».

Подобное наблюдали и другие врачи, которые имели дело с пленными украинцами. И не только в Славянске, но и в другие периоды Донбасской войны. Употребление допинга среди украинских бойцов, особенно из «Правого сектора», — достаточно массовое явление.

Постоянные артобстрелы Славянска заставали людей и в домах, и на улицах. Если попавший под обстрел был ранен и находился вне поля зрения других людей, то так и оставался лежать, не получив помощи (особенно если связь глушилась и ни до кого дозвониться было нельзя). Так и умирали некоторые на месте и ещё долго лежали незахороненными.

Но бо́льшую часть погибших старались хоронить сразу. Занимался этим мужчина лет пятидесяти с позывным Дровосек. Ездил на машине по городу, собирал тела погибших. Если человек погибал не возле дома и не имел с собой документов, то хоронился как неизвестный с буквой «Н» на могиле. Ждать, определяя личность, не могли: из-за отсутствия электричества не работал морг, поэтому хоронили сразу. В среднем по пять человек в день. Из них примерно двое было неизвестных и трое известных, чьи имена можно было сразу установить по документам или у родственников.

Журналист Александр Коц в документальном фильме «Прощание Славянска» рассказывал о Дровосеке:

Война — это не фронтовые сводки и стенограммы политических переговоров. Это безысходность, опасность, страх. Такой её видели люди Славянска, и их глазами видели мы. Противник любил обстреливать похоронные процессии. Так Дровосек хоронил медсестру, погибшую во время обстрела городской больницы. Война Дровосека — страшная война. Он знал о смерти больше всех. Его машину обстреливали десятки раз. Каждый день ему приходилось забираться в самые опасные места этой войны. Он не получал деньги за свою страшную работу. Просто в какой-то момент решил взвалить на себя эту неподъёмную ношу. И с каждым днём работы становилось всё больше…»

К тому времени половина мужского населения уже покинула Славянск. Тем, кто остался, было уже «нечего терять», и многие шли в ополчение. Правда, вооружить их было нечем. 8 июня Игорь Стрелков в интервью журналистам сказал:

Сколько бы ни поставили в строй добровольцев… Ну, во-первых, мы далеко не всех можем вооружить. У нас не хватает всего по-прежнему. И стрелкового оружия. И боеприпасов. У нас не хватает средств противовоздушной обороны. В первую очередь, не хватает средств противотанковой обороны. В том числе противотанковой артиллерии. Но даже если мы эти средства получим, сражаться с регулярной армией на равных мы не сможем и это всё равно в итоге приведёт к полной гуманитарной катастрофе в регионе».

Вечером в этот день Стрелков писал:

Я тут неоднократно читаю ссылки на то, „зачем России помогать тем, кто сам не хочет за себя воевать?“. Типа 90 % жителей Славянска сидят дома. Считаю своим долгом разъяснить:

1. Если бы у нас было оружия в достатке, то только Славянское ополчение насчитывало бы несколько тысяч бойцов.

2. Если бы мы имели возможность не только вооружать (а также одевать и обувать) воинов, но и материально поддерживать их семьи хотя бы на уровне средней местной зарплаты (а ведь люди приходят рисковать жизнью!), то в Славянске у нас была бы уже дивизия и стояла бы очередь за оружием.

3. Если бы у нас был тыл (а для воюющей армии он совершенно необходим), то у нас уже шла бы мобилизация, которая дала бы десятки тысяч бойцов — и люди, до сих пор работающие, массово и с готовностью на неё явились бы».