Не-птица

Глава 11. Неприятная

— Знакомьтесь. Пап, это Глеб. Глеб, это Валерий Семёнович. Мой папа.

Мы пожали друг другу руки. Лена улыбнулась и хлопнула ладошкой по шкафу.

— Ещё раз спасибо, что согласился помочь. Пойду, поставлю чай!

Она скрылась в темноте подъезда, а мы с Валерием Семеновичем взглянули друг на друга. Папа Лены оказался крупным, даже чуть толстым, лысеющим мужчиной среднего роста. Сходство между отцом и дочерью было очевидным, особенно в глазах, таких же больших, округлых и правильно посаженных.

— Ну, понесли? — Валерий Семенович первым взялся за шкаф. Я последовал его примеру.

Да, с Леной мы помирились окончательно, так что она попросила помочь ей и папе поставить в квартире новый шкаф. Отказаться было неудобно, да и о Лене хотелось узнать больше, так что теперь я тащил на четвертый этаж неудобный комод, дёшево стилизованный под красное дерево. Да уж, прекрасный выходной, ничего не скажешь!

Дом явно был нежилой. Нет, поймите правильно: это была отличная, уютно обставленная квартира, но здесь не было тех неуловимых мелочей, всегда сигнализировавших, что в доме живут. Не было маленьких сувениров, магнитиков откуда-нибудь, на тумбочке у зеркала не лежали ключи, расческа или хотя бы щетка для обуви. Квартира не была домом — лишь перевалочным пунктом, в котором какое-то время отдыхал холостяк-дальнобойщик. Лишь тянувшийся из кухни запах свежей выпечки говорил о том, что от неудачного брака у мужчины осталась дочь.

Шкаф занесли и установили без проблем — не таким уж тяжелым он оказался. Валерий Семенович от души пожал мне руку, после чего мы пошли к Лене, которая уже собрала на стол. Выпечкой оказалась румяная шарлотка, явно приготовленная специально для меня — как-то обмолвился, что очень люблю. На душе стало как-то неприятно, будто девушка пыталась подлизаться…

— О, яблочный! — её отец хлопнул в ладоши и первым грузно плюхнулся на стул у окна, — Традиция у нас такая: я — из рейса, Ленка — шарлотку!

…Или у кого-то мания величия, Глебушка.

Пирог понравился — теплый, мягкий и сочный, приготовленный с умением и любовью к делу. Лена, заметив, как быстро и жадно я ем, довольно заулыбалась.

— А Пашка, значит, работает?

Улыбка не исчезла, но сразу застыла, остекленела.

— Ага. Работает.

— Он у тебя работящий, — крякнул Валерий Семенович, откидываясь на спинку стула.

Прям труженик тыла. Лена нашла в себе силы кивнуть, но в глаза отцу не смотрела. Впрочем, тот слишком устал и проголодался, чтобы обратить внимание. Сегодня ночью папа Лены приехал домой, а утром уже привез шкаф. Его можно было понять. Но все равно стало не по себе.

Перекусив, стали прощаться. Я пожал руку Валерию Семеновичу, Лена надела шапку и чмокнула отца в щеку.

— Не забудь выпить таблетки, хорошо?

— Обязательно!

На этом и распрощались. Я шел домой, Лена — на работу. Облачка пара от нашего дыхания медленно поднимались к январскому серому небу, постепенно в нем растворяясь.

— Спасибо, что помог, — наконец, заговорила девушка.

— Обращайся.

Снова помолчали. Я глядел под ноги — поскользнуться на утоптанном снеге сейчас было раз плюнуть.

— Наверное, тяжело было? Все время жить одной?

— Привыкаешь, — Лена дернула плечами. — Скорее, это было небезопасно.

— В каком смысле?

— Некому встретить или проводить поздним вечером. Если ночью проснешься от кошмаров, не к кому прижаться. Все в доме зависит от тебя: потеряешь кошелек с деньгами — живи до приезда папы, как хочешь, перебивайся по соседям и друзьям. Я с семи лет научилась готовить. Но самое главное — постоянный страх, что папа не вернется. Что фуру тормознут грабители. Что он уснет в дороге, и… — девушка недоговорила и сглотнула. — От этого ощущения незащищенности никуда не деться.

Я не знал, что сказать. Так, в тишине, мы и добрались до перекрестка.

— Что ж, пока?

— Пока, — я обнял Лену, и вдруг почувствовал на щеке уже знакомые, мягкие и теплые губы.

— Спасибо тебе. За все, — и девушка перебежала дорогу, пока мигал зеленый.

Я глядел ей вслед, открывая для себя одну простую истину за другой.

***

— Ну что, рыцарь-носильник? — Иволга подхватила пакет с продуктами и устремилась в кухню. — Как там дама в беде?

— Нормально. Познакомился с верховным лицом её династии.

Мелкая хихикнула. Уютно зашуршал чайник. Я глубоко вдохнул и, блаженствуя, прикрыл глаза.

«Дома!»

Вернуться в теплую квартиру, когда за окном — крещенские морозы, особое удовольствие. Я прошел в комнату, полную запаха лака для ногтей и сигаретного дыма.

— Ты тут что, всю пачку выкурила? Просил же проветривать!

— Не зуди, — донеслось из кухни, — Я думала!

— Тогда все обвинения сняты! Ива подумала — созывайте пресс-конференцию, это событие должно войти в историю!

— Это что, шутка от хвойного? — не осталась в долгу мелкая. — Ты хоть предупреди в следующий раз, я шампанское куплю!

Я уже добрался до кухни и сгреб Ивушку в охапку, зарывшись в черную макушку носом. Девушка дисциплинировано выждала секунд пять, после чего легко выбралась из рук.

— Жрать хочу!

Вот так и живем. Достал из холодильника вчерашнее пюре, отправил в микроволновку. Мы с Иволгой спим уже недели две, но для неё, кажется, ничего не изменилось. Кедр остался Кедром, и поиски свободы волновали красноволосую гораздо сильнее, чем перемены в наших отношениях.

А вот я тонул. Ловил каждое её слово и движение, отупел до невозможности и беспрестанно мучился собственной неопределенностью. Мне нравилась Лена. Мне нравилась Иволга. И обе девушки вели себя странно. Одна целует и извиняется, другая вообще укладывает в постель, и не раз, а потом делает вид, что ничего не произошло! С одной стороны, я присоединился к Миле и Руслану — таким же безнадежно влюбленным в красноволосую неудачникам, с другой — вроде, получил от Ивы в разы больше, чем они. Обсудить ситуацию было совершенно не с кем, и я варился в собственной ревности и неустроенности, надеясь, что всё само решится.

Иволга же продолжала изучать понятие свободы. С каждым днем она все больше отчаивалась, хотя старалась этого не показывать: курила чаще и больше, пила и иногда не ночевала дома. Вгляд, который раньше так меня пугал, стал теперь частым и привычным — Ивушка замирала над книгой, глядя сквозь неё, погрузившись в собственные невеселые мысли. Читать стала меньше, предпочитая валяться в кровати, пялясь в потолок. Приходилось её обнимать, чтобы не плакала. Мне это всё очень не нравилось.

Микроволновка противно запищала, и я поставил на стол тарелку с едой. Ива набросилась на картошку так же жадно, как в первый день нашей совместной жизни. Она не меняется. Не изменится. Да, перестала воровать, но ведь внутри, в душе, Иволга все ещё маленькая безответственная девчонка.

— Завтра у Милки днюха! — сообщила красноволосая.

— Ого! — я отпил из чашки. Сегодня чай пах имбирем.

— Давай ей сережки подарим? Серебряные!

— А деньги откуда возьмем?

— А вон, — Ива указала пальчиком на копилку, в которой мы собирали на ее отъезд. — Косаря два наша казна переживет!

— Переживет, — охотно согласился я.

— Тогда допивай и отчаливаем! — мелкая выкатилась из-за стола и скрылась в полутьме коридора.

***

Серёжки выбирали долго. Ива тщательно осматривала каждый предложенный экземпляр, взвешивала его на узкой ладошке, прикладывала к ушам (и своим, и моим), потом откладывала и переходила к следующему. Так мы обошли семь ювелирных киосков в трех торговых центрах. Никогда не любил слоняться по магазинам, но в компании это было чуть веселее. Решил не терять время и слушать разговоры вокруг: может, что-нибудь пригодится в сценарии.

— Вот, смотри! — Иволга пихнула под нос очередную побрякушку. — Нашла, по-моему!

Это были небольшие сверкающие ромбики из серебра, с причудливым узором малюсеньких сапфиров внутри.

— Милке обязательно понравится! Это почти под цвет глаз!

Я пожал плечами. Серёжки, как серёжки. Наверное, девочкам виднее!

— Пойдем, оплатим тогда. Доверюсь твоему вкусу.

— Правильно!

И, прижавшись плечом к плечу, мы направились к кассе. Пришлось потратить чуть больше запланированного, две с половиной тысячи, но теперь Мила не осталась без подарка.

***

Вечером заварили зеленого чая. Пили с Ивой медленно, не спеша, глядя друг на друга лениво и доброжелательно. Потом как-то сами собой переместились-перетекли в постель, где провели полтора часа. В душ ушёл первым. Вместе мы не мылись, словно подчеркивая друг для друга нашу отчужденность. Выбрался из ванной, снова под одеяло. Иволга, наоборот, ушла, но постель переполнилась её запахом — дешевым сигаретным дымом, приторными духами, легкими травами — таким безвкусным и родным. Я прикрыл глаза и тихо дышал, пока по полу не зашлепали босые ступни.

— Уф! — мелкая плюхнулась на диван и завернулась в одеяло. — Хорошо!

Я не ответил. Говорить не хотелось.

— Чего молчишь?

— Я просто не понимаю, что между нами происходит.

Иволга тяжело вздохнула и легла на спину.

— Тебя что-то не устраивает?

— Неопределенность.

— Мы спим друг с другом. Что тут может быть неопределенного?

— Мы друзья? Или… Нечто большее?

Пауза, повисшая после моего вопроса, кажется, растянулась на целый час.

— Друзья спят друг с другом?

— Ну…

— Спят или нет?

— Нет!

— Вот видишь. Сам спросил, сам ответил, — усмехнулась Ивушка.

— То есть, ты — моя девушка?

Она перевернулась на бок, положила ладошку мне на щеку, посмотрела в глаза.

— Какой же ты хороший, чистенький мальчик. Как у тебя все однобоко. Не спим — друзья. Спим — любимые. Так, что ли, получается?

— Не знаю. Вот и спрашиваю у тебя, умной.

— Грязной, ты хотел сказать. Не оправдывайся, на правду не обижаюсь, — Ива поймала меня ножкой и притянула к себе. — Кроме этих двух полюсов есть ещё любовники, сожители, сумасшедшие… Думаю, мы — как раз сожители.

Я невольно фыркнул.

— Как-то слышал шутку. «Сожительница осознает себя сожительницей за секунду до смерти». Это слово из полицейской хроники.

Иволга повела плечом, выскользнувшим из-под одеяла. Взгляд невольно приковал ее маленький неровный шрамик. Захотелось снова его поцеловать.

— Если не нравится, можем прекратить.

— Сожители — так сожители, — я коснулся губами плеча Ивушки, и до утра мы больше не произнесли ни слова.

***

Оказалось, Мила жила не так уж далеко — всего три остановки от площади Маркса, вглубь сонного Кировского района. Я не успел даже устать от запаха и постоянного присутствия вокруг чужих людей, как мы вышли из переполненного автобуса. Иволга, естественно, по-человечески покинуть его не могла — споткнувшись и прокрутившись вокруг своей оси, красноволосая торжественно угодила в сугроб. Я выскочил следом, перепуганный и весь красный от перемены температур, но волноваться было не о чем — Ива, восторженно хихикая, возила по снегу всеми конечностями, разбрасывая вокруг холодные хлопья. Все бы ничего, да только вот лечить её, в случае чего, предстояло мне. Так что, не мудрствуя лукаво, пришлось сгрести девушку в охапку и, оттащив подальше от сугроба, поставить на ноги.