Хочу ее

9

Ульяна

Белоснежная фата — это символ чистоты и невинности.

Вот только я свою надела незаслуженно.

Эта история началась еще до того, как я познакомилась с Аксеновым. Еще до того, как решила выйти замуж по договоренности. Еще до того, как поняла, что несу под сердцем новую жизнь.

Но обо всем по порядку…

(До встречи с Артуром)

— Владлен Николаевич, можно войти?

Я постучалась в деканат, но в ответ тишина. В приемной было пусто, секретарь давно ушла домой. Начальник ее отпустил. Ведь сегодня сокращенный день, конец рабочей недели — как тут не поддаться искушению, не расслабиться раньше положенного часа?

Именно так подумал декан. Шептицкий. Отец моего парня, с которым я была вместе еще со школы.

— Да-да, конечно, — кивнул мне мужчина аристократичной внешности.

В приличном темно-синем костюме, с плотно затянутым галстуком красного цвета. Он снял лаконичные очки, которые были скорее для имиджа, чем для работы. Окинул меня взглядом, лишь похожим на взгляд педагога, и жестом руки пригласил в свой кабинет.

— Ничего, что врываюсь? — прокашлялась я.

Было неловко. Врожденная стеснительность дала про себя знать во всей красе. Я стеснялась собственного преподавателя. Конечно, он читал у меня раз в неделю. Но эти лекции были только для галочки. Шептицкий очень занятой человек, и поговаривали, что он связан с махинациями на высшем уровне. Что якобы он замешан в коррупционных схемах и роет под кресло ректора.

Впрочем, какая мне была разница? Чем меньше знаешь, тем крепче спишь.

Вот только спала я с его сыном. Пусть без полноценного секса, а только на уровне ласок, но все же… Это вносило некую напряженность в общение студентки с деканом.

— Ох… — хитро улыбнулся он, откинувшись на спинку кресла. Шикарного, обтянутого черной мягкой кожей кресла руководителя. И пускай Шептицкий не был главным человеком универа — нет никаких сомнений, что это случится. Если не сейчас, то через год. Такие, как он, обязательно идут к успеху. При нем и опыт, и деньги. Безукоризненная репутация. Вот только это не значило, что он святой. Отец Никиты точно не святой, в этом я убедилась лично. — Любой мужчина будет рад такой компании, Ульяна. Дверь моего кабинета всегда открыта для тебя. Ты можешь не стучаться… Проходи. Смелее. Мне надо обсудить с тобой одну деталь.

— Что-то касаемо учебы?

— Можно и так сказать, — подмигивал Шептицкий, покачиваясь в кресле. — Присаживайся поудобней. Я тебя не обижу.

Эта фраза как-то сразу резанула слух. Если кто-то говорит, что не обидит, и этот кто-то — солидный мужчина при власти… Ничего хорошего не жди. Я уже тогда осознавала, что этот визит ничем хорошим не закончится. Подсознательно ждала подвоха. И посматривала на выход.

Уверена, декан почувствовал мой страх и поэтому сделал в первую очередь то, что должен был сделать — он поднялся из кресла, прошел у меня за спиной и захлопнул дверь. Где-то сзади вероломно щелкал замок, а у меня все мелкие волоски на шее становились дыбом. Он отсекал мне пути к отступлению, перестраховывался на случай отказа, попытки побега. А ведь сам еще ничего мне толком не сказал…

Я слышала о том, что некоторые девочки с потока жаловались на абьюз. Но мне в это не верилось. Я думала, что это невозможно, пока сама не оказалась взаперти — в его роскошном кабинете. С коричневым кожаным диваном, на котором без проблем бы поместились двое. А то и трое людей. В любом положении. Будь то поза сидя или лежа. Или как угодно по-другому.

А ведь совсем недавно у знакомой был аборт. И она не комментировала, кто отец. Но подруги за спиной шептались, будто это декан. Она была беременна от Шептицкого — от этого ловеласа в белом пальто. И вот теперь я сама оказалась на краю той самой пропасти.

— Зачем вы закрыли дверь? — спросила я, вытирая каплю пота со лба.

Хоть и был уже сентябрь, на дворе стоял погожий день. Было по-летнему жарко. Буквально зной, как в середине июля. Когда все раздеты и носят мини-юбки — настолько короткие, что при наклоне видно трусики.

Это сводит мужиков с ума. Количество случайных сексуальных актов росло арифметической прогрессией.

Но я не такая. На мне был обычный сарафан. Из легкой тонкой ткани, чтобы не было жарко — чтобы кожа дышала. Самая простецкая одежда. Никого не пыталась соблазнить. Даже напротив — я очень боялась спровоцировать декана. Вдруг он выпил или поссорился как раз с женой.

— Уля-Уля-Уля… — повторял Владлен Николаевич, обходя большой дубовый стол, чтобы присесть у открытого дела. Взять в руки папку с моим именем. — Ульяна Фомина. Девятнадцать лет. Второй курс. Учишься в престижном вузе. Да еще и на бюджете… Наверняка ведь мечтаешь стать востребованным медиком, не так ли? — оторвал он глаза от анкеты и взглянул на меня повнимательнее. — К сожалению, таких, как ты, очень много. Все мечтают, все хотят. А достигают цели единицы… Может, на то они и мечты, чтобы оставаться мечтами? Как ты считаешь? За свою мечту ведь стоит побороться… Чтобы получить, надо сначала дать…

Взгляд скользил по волосам, по моей влажной от зноя шее… по плечам, которые едва скрывали две бретельки сарафана. А потом эти карие глаза зависли на груди — в зоне декольте. Он даже не скрывал своего интереса — нагло пялился на грудь, будто это другой Шептицкий. Не отец, а сын. Ко вниманию со стороны Никиты я привыкла. Это стало нормой наших отношений. А вот неловкое молчание наедине с Владленом — это было чем-то новым.

И это новшество мне не нравилось. От слова совсем.

Владлен

Ульяна была не просто симпатичной девочкой, коих в моем подчинении сотни. Она излучала определенные флюиды, мне как мужчине было трудно перед ними устоять. Я думал о ней каждый раз, когда читал им лекции, когда видел ее в коридоре, в приемной деканата. И особенно страстно я думал о ней, когда видел их вместе с Никитой.

Обычно я не разделяю взглядов сына. Он у меня вырос оболтусом, на меня ни капли не похож. Весь пошел в родню супруги. Но уж каков есть… А тут вдруг Ульяна в качестве пары.

Скромная. Красивая. Не корыстная шалава, как это обычно бывает в случае мажоров на понтах вроде моего Никиты. Самая настоящая девочка, не побоюсь этого слова.

— Никита мне много рассказывал о тебе. — Я встал из-за стола, чтобы пройтись и расслабить ее перед более откровенной беседой. Так сказать, близким знакомством. — Ты ведь не против неформального общения между нами, правда?

Я остановился у нее за спиной, ослабил галстук — он так мне надоел за этот долгий рабочий день. И положил обе руки ей на плечи. Такие нежные, хрупкие плечики. Было приятно касаться ее теплой, слегка влажной кожи. Гладить ее пальцами. Гулять ими по плечам от самой шеи до бретелек из сиреневого ситца.

Такая невинная. Чистая. Как же хотелось ее испортить, расположив на мягком диване. Как множество других до нее. Она ведь поддастся, сомнений не было — точно такая же, как и все. Недотрога, ханжа, только делала вид, что не понимает, чего мне от нее нужно. Чего я добиваюсь.

Впрочем, если Уля будет играть в эту игру, но делать все, как я прошу, то пускай. Мне даже нравится этот подход. Он меня заводит — этот ее налет абсолютной девственности.

— А это неформальное общение, — повторила она мои слова, — оно будет как между студенткой и преподавателем, деканом… или как между мужчиной и девушкой сына этого мужчины?

— Хм… — ухмыльнулся я. Только и всего.

Звучали риторические вопросы. А в них я не видел никакого смысла. Уж лучше тратить силы на действия вместо слов. Поэтому я принялся делать ей массаж, поглаживая ключицы, плечи, шею. И постепенно стаскивая бретельки сарафана. Он тут был лишним. Хотя и отлично подчеркивал сексуальность образа.

Мне уже не терпелось запустить свои руки ниже — выяснить, есть ли на этой девочке лифчик. И если его нет — обхватить ладонями ее грудь, почувствовать тепло и мягкость, которая доступна сыну. После него это будет все равно что необласканная дева. Без опыта секса и нормального мужского внимания.

А сам он ничего и не узнает.

— Что вы делаете? — препиралась Ульяна, схватив себя за сарафан. Она упорно не давала ему слезть пониже, обнажая сочное тело. — Вы меня что, домогаетесь?! А как же этика?!

— К черту этику, — ответил я уверенно. Взял ее за руку и усадил на диван. Мягкий, просторный, обитый элитной кожей. Я на этом диване много чего делал, пока дверь закрыта и никто не видит. — Тут только я и ты. И больше никого. Не смотри на то, что я твой декан. Я у тебя почти не читаю. Мы могли бы познакомиться куда поближе. Это выгодно нам обоим, не находишь?

— А как же ваш сын — Никита? Вы себя так ведете, будто мы с ним не пара. Вам не будет потом стыдно смотреть ему в глаза после такого?

— После какого?

— После флирта со мной, с его девушкой.

— Пф… — качал я головой. — Мне — и за что-то стыдно? Единственное, за что мне стыдно, так это за сына. Что он до сих пор не сделал тебя женщиной. Это ведь правда?

— Что правда? — нервничала Уля, все так же держа себя за плечи.

Будто это поможет ей защититься от меня. Да если бы я хотел, я бы мигом поставил ее раком и отымел за долбаный зачет… Вот только училась Фомина хорошо. Словно мне на зло, мелкая тварь.

— Что ты все еще девственница. Сын говорит, что ты не имела контакта с мужчиной. Как это должно быть по правилам. Полноценного контакта.

— Вы что, и правда о таком с ним говорите?

— Конечно. Он ведь моя кровь. Мы с ним делимся секретами, тайнами. Чисто по-мужски. Это нормально. Как папа и сын. Под бутылочку пива или виски… И он… Никита говорил мне, что вы до сих пор с ним не занимались… ну… вагинальным сексом…

— О господи… — качала она головой, спрятав лицо за ладонью.

Ей стало стыдно. Вся покраснела, щеки горят, натурально пылают. А у меня в трусах растет гора. Этот стояк говорил об одном — с моего дивана она девочкой не уйдет. Я ее трахну. Так или иначе. А если будет упрямой — прижучу только так. Я найду рычаг на каждую сучку. Даже на эту.

— Никита повел себя благородно. Я воспитал из него достойного юношу, не правда ли?

— Да, — отрезала сухо Ульяна, даже не глянув на меня. Смотрела куда-то в пол, прикрывая глаза козырьком из ладони. — Большое спасибо за такого чудесного сына. Как я вижу, у вас отличные отношения, вы с ним всем делитесь. И теперь я десять раз подумаю, прежде чем рассказать ему о чем-то.

— А еще он говорил, что ты отлично делаешь минет.

Эти слова ее довели. Девка моего балбеса отвернулась и спустя несколько мгновений вытерла слезу. Шмыгнула носом. Это был хороший знак, она раскололась. Плавилась как воск под моим напором. Я ее обрабатывал шаг за шагом. И уже предвкушал, как эти пухленькие губки обхватят мой член и примут его внутрь. Прямо в теплый ротик.

— Я не буду отвечать. Мы не можем с вами о таком разговаривать. Это все неправильно.

— Видишь ли, детка… — Я поднялся с дивана и снял с себя пиджак. Чтобы он не мешал. Не мешал мне делать то, для чего я и позвал эту девочку. Капли сомнительного происхождения — зачем мне все это? Мне бы не хотелось отвечать на странные вопросы от супруги. А она у меня еще та ревнивица. Найдет следы спермы даже там, где их нет. Но сегодня они будут. Однозначно будут. И мне бы хотелось, чтобы все они остались внутри моей прелестной гостьи в легком сарафане. — У тебя просто нет выбора. Ты зависишь от меня. Ведь я не просто отец твоего парня. Не просто человек, который дает ему деньги на ваши совместные свидания, на бензин его машины, на кино, на кафе… на презервативы. Впрочем, зачем они с тобой? Ты ведь послушная девочка? Верно? Никита говорил, что ты глотаешь… Это очень ценная черта для девушки. Особенно такой, как ты.