Последние страницы моей жизни

Когда я успокоился, сразу же рассказал все и о том, что сказала учительница, и о том, как дразнили одноклассники, и даже как упал, по дороге домой. Видел, как на маминых глазах блеснули слезы. Она крепче прижала меня к себе и всхлипнула, целуя в макушку. Бабушка вышла из комнаты.

— Не злись на меня, милый… я виновата… Если бы… — шептала мама, поглаживая меня по плечу.

— Ирина, прекрати себя винить. Время такое, люди такие. Мрази, да, Марин? — бабушка улыбнулась, вернувшись к нам, взяла меня за руки, и я почувствовал, как она что-то вложила в них. — И в зоопарк сходишь, и купишь что захочешь.

— Мама, это же…

— Я еще не собираюсь помирать, так что сделай ребенку праздник! Сходи с ним в зоопарк. Пусть на волосатых слонов посмотрит! — рассмеялась бабушка.

— Бабушка, таких не бывает! — рассмеялся я и крепко ее обнял.

— Ну а откуда ты знаешь? Вдруг в твоих книжках врут все? Посмотришь, а потом с мамой расскажете мне все.

Первое, что я увидел, как только открыл глаза — это была Юля, сидящая в углу палаты на диванчике с ноутбуком на коленках и что-то делала. Сосредоточенно смотрела в экран и громко вздыхала, потом громко стучала по клавиатуре и качала головой. Снова слушала музыку. Вот и зачем она таскается со мной? Неужели, ей нравится носиться со мной? Мало того, что она прекрасно знает мой диагноз (может быть и не так хорошо), так еще сидит в больнице и терпеливо ждет меня.

Она оторвала взгляд от экрана и взглянула на меня. Увидев, что я пришёл в себя, Юля сразу же подбежала ко мне и присела рядом, взяв за руку и прижавшись щекой к ладони. Такая нежная, хрупкая и глупенькая. О чем она думала, смотря на меня? Знает же, что скоро произойдет то, что для меня станет избавлением, а для нее — возможно травмой.

Погладив ее по щеке большим пальцем, я заметил, как огоньки в её глазах вспыхнули, но её лицо по-прежнему не выдавало никаких эмоций. Я знал, что она устала. Возможно, устала от меня. Ей надоело метаться между семьёй и мной. Иногда, когда меня посещали такие мысли, я думал о том, что было бы лучше для всех, если бы пришёл мой час. Но с другой стороны, я хотел побыть с ней подольше. Я так же, как и раньше думал о том, что не боюсь смерти, но на самом деле я безумно боялся, что в тот момент мне будет больно. Зачем эти мучения перед смертью? Неужели нельзя просто закрыть глаза и спокойно уйти?

— Не думай об этом… — прошептала Юля, глубоко вздохнула и встала, отходя к тумбочке.

— Откуда ты знаешь о чем я думаю?

— У тебя меняется взгляд… не знаю даже, как правильно сказать, но… просто не думай! — она протянула мне таблетки и стакан воды. — Доктор сказал напоить тебя ими, как только проснешься.

Мы с Юлей провели весь день вдвоем, она постоянно напоминала мне о таблетках, перечисляла желания, записанные в тетрадке, которые осталось исполнить. Их было ещё много, но теперь времени становилось еще меньше. Юля верила в то, что успеет исполнить их все, а я просто слушал. Я наперед знал, что уж точно не женюсь — это желание я писал, когда мне было лет двадцать. Точно знал, что не успею издать книгу, да что там издать? Я и дописать не успею. Может быть вообще не стоило начинать? Я взглянул на Юлю и заметил, как все начало плыть перед глазами. Я испугался. Проморгался, надеясь, что все пройдет, но… на что я вообще надеялся? Прикрыл глаза, прислушался к голосу Юли. К горлу подступил ком. Снова проморгался, прикрыл рот рукой и кашлянул. Горло разрывалось от боли, но я не мог контролировать кашель. Стоило просто вздохнуть чуть глубже, и он рвался наружу, причиняя боль. Юля переживала за меня и чуть что сразу же звала доктора. Наверное, он уже замучился бегать в мою палату.

Медведи, волки, лисы, лошади — я видел их всех впервые в жизни. Мама крепко держала меня за руку и рассказывала мне истории про животных, которые ей рассказывал мой дедушка. Его я не знал. Бабушка говорила, что он умер еще до того, как мама вышла замуж за моего папу. Но по рассказам мамы, я знал его так, словно общался с ним каждый день. Мама оставила меня у вольера с лисами и куда-то ушла. Я наблюдал за тем, как рыжие зверьки, похожие на собак… или быть может на кошек играли в снегу. Худые, кто-то облезлый с большими испуганными глазами. Они смотрели на людей через сетку и не понимали, что они были всего лишь развлечением. Одна подошла совсем близко ко мне. Принюхиваясь. Наверное, она учуяла запах бабушкиных котлет. Пальто до сих пор ими пахло.

— Ты что тут делаешь? Наталья Олеговна! — услышал я голос позади и обернулся, видя своих одноклассников и учительницу.

— Наталья Олеговна, что он тут делает?

Я испугался, что учительница сейчас разозлится и выгонит меня отсюда. Перевел взгляд на лису, которая подошла близко, но этот глупый Мишка — одноклассник, подскочил к сетке, и она сбежала.

— Как ты сюда попал? — строго спросила учительница, подойдя ко мне. — Кто тебя пустил?

Как же я испугался… поднял голову, смотря на Наталью Олеговну и набрал полную грудь воздуха, собираясь ответить, но не успел.

— Что вам нужно от моего сына? — мама подошла вовремя, отодвинула меня в сторонку, вложила в руки большой пирог, наверное с капустой или картошкой, еще горячий и взглянула на учительницу.

— Я думала, что он обманом пробрался сюда.

— Обманом? Да, как вы смеете так говорить?! Кто вам дал право так рассуждать?

— Вы единственные, кто не сдал деньги на зоопарк.

— Я не знала об этой поездке ничего! — мама говорила громко, обычно она так говорила с соседкой, которая постоянно ставила свой мусор под нашу дверь.

— Вы не пришли на собрание, поэтому и не знали о поездке.

— Для оповещения родителей о подобном, существуют дневники!

— В дневниках ставят оценки. И вообще, ваш сын знал о поездке, мог вам передать. Или вы не разговариваете со своим сыном?

— Вы сейчас пытаетесь оскорбить меня? Хотите сказать, что я плохая мать? То есть… после этого вы думаете, что останетесь работать в школе? Вы не умеете общаться с родителями, так чему вы можете научить детей?! — мама обернулась ко мне, я уже пару раз успел откусить пирог — с мясом.

— Вы сомневаетесь в моей компетентности?

— Я вообще сомневаюсь в том, что вы адекватный человек! Диплом, небось купили и теперь строите из себя щеголиху!

Я был доволен мамой. Она поставила эту дуру на место всего лишь парой фраз. Она сумела меня защитить, и я был благодарен ей за это… Я мечтал, что когда вырасту — обязательно стану маминым защитником. И это желание так же, как и остальные я обязательно записал в тетрадь желаний, но… потом вычеркнул.

Наталья Олеговна начала что-то кричать, а мама молча взяла меня за руку, и мы пошли к следующему вольеру. Одноклассники что-то говорили, но я их не слушал. Просто шел, будучи уверенным в том, что с мамой мне нечего бояться. Я знал, что она не даст меня в обиду.

Мы еще долго гуляли, рассматривали животных, а когда собирались домой, мама купила целый пакет пирогов с мясом. Я его прижимал к груди всю дорогу до дома, в надежде, что до бабушки я донесу их ещё теплыми. Этот день я запомнил на всю жизнь. Эти эмоции, которые я испытал в зоопарке не давали мне даже и подумать о чем-то другом.

Мы пришли домой. Я сразу же начал рассказывать бабушке о том, кого мы с мамой видели. Она смеялась, поглядывала на маму и радовалась тому, что я тоже был в зоопарке. А потом мы сидели и пили чай с холодными, но очень вкусными пирогами.

Снова реальность окутала меня. Я обвел палату глазами и не увидел присутствия Юли. Она уехала. Никогда не думал, что буду «отдыхать» в больнице. Меня, словно я был в санатории, пичкали таблетками, делали уколы, и я просто спал. Да кого тут успокаивать?! Не в санатории вовсе… не удивлюсь, если это не простая больница, а самый настоящий хоспис. За пару минут, проведенных в полной тишине и полумраке, мне в голову пришла прекрасная идея. Встал с постели. Чуть не упал. Не ожидал, что все тело словно парализовало от долгого лежания, а может быть из-за того, что меня пичкали разными препаратами. Я чувствовал, как по венам течет «колючая» кровь. Смесь слабости, боли и страха добивала меня, но я назло им всем собирался жить дальше. До конца! Пока не упаду.

Выйдя из палаты, пришлось прищуриться от яркого света. Пару минут после перед глазами прыгали зайчики, но совсем скоро перестали, и я смог вздохнуть с облегчением.

— Вам прописан постельный режим! — услышал я звонкий голос медсестры и обернулся.

— … — я понял, что голос меня покинул, хотел откашляться, но внезапно осознал, что грудная клетка вся заложена.

— Постельный режим. — Она провела меня в палату. — Спите, отдыхайте.

Отдохнешь тут, когда в голову лезут мысли о книге, а когда пытаюсь их перебить вспоминаю свое детство. Именно тот момент. Яркое воспоминание, от которого на глаза наворачивались слезы. Оказывается, я всегда был слабаком. Всегда прятался за мамкиной юбкой, а сам ничего не мог. Каким же я был дураком. Почему не мог понять этого раньше? Нужно все изменить, пока есть возможность. Вот только… Меня посетили мысли о том, что я могу отправить законченные книги в издательство. И плевать, возьмут их или нет, но я сделаю это. Вот только… они остались только на флешке, а она в мусорном ведре. Я прошёл по палате, хватаясь за голову и пытаясь вспомнить выбрасывал я мусор или нет? Ходил, ходил, а потом, набрав полную грудь (насколько это было возможно) воздуха и попытался откашляться. Больно, но это было необходимо. Я кашлял, пока не почувствовал дрожь в коленях. Попытался что-то сказать, вышло очень хрипло и со скрипом, но зато голос был.

Снова вышел из палаты, направляясь прямиком в ординаторскую, где должен был быть доктор. На часах было почти десять вечера. Я постучал в дверь и, постояв с полминуты, вошёл. Доктор сидел за столом и что-то записывал. Увидев меня, поправил очки и поднялся. Я заметил, что он примерно мой ровесник. Доктор. Он доктор в тридцать пять, а я в том же возрасте — НИКТО. Доктор долго хмурил взгляд, после чего наконец-то заговорил.

— Нарушаете постельный режим? Плохо. — Выдал он, потом затяжно зевнул, прикрыв рот рукой и пожал плечами. — Извините. Доктора — тоже люди.

— Я… тут не за этим… — проскрипел я и покачал головой. — Скажите, вы можете связаться с… девушкой, которая была сегодня у меня?

— Конечно, она оставила свои данные.

— Можно мне ее номер? Она привезла не все вещи…

Доктор внимательно осмотрел меня, будто бы пытался вспомнить что-то, затем нахмурил брови и взял в руки ежедневник.

— Марин? — уточнил он, сам не знаю почему. — Тот самый?

— Не понимаю…

Он снял очки и выпрямил плечи, усмехнувшись. Я смотрел в его сощуренные глаза и никак не мог вспомнить, где же я мог его видеть?

— Иван Васильевич Петриков. — Представился мужчина, и я почувствовал, как к горлу подступила неприятная тошнота.

Та самая, которая возникает при страхе. Нет, я не боялся его теперь. Мне было противно находиться рядом с ним. Наверное, мое лицо заметно исказилось, потому как Ванька надел очки и глубоко вздохнул. Вот почему меня преследуют эти странные воспоминания о зоопарке, училке и том дне, когда меня обидели. Я почувствовал ту же обиду, которую чувствовал тогда.