Гранатовый синдром

II

— Во рту песок, а в ухе ветка, — со смешком приветствовал усатый капитан с треугольным, изрытым оспинами, лицом группу из четырех человек в цветастых камуфляжах.

— К нам приехала разведка, — устало улыбаясь ямочками на щеках отозвался на шутливый пароль-присказку долговязый молодой лейтенант, командир команды.

Возле пузатой, песчано-грязного цвета, палатки суетились штабные офицеры с бумагами, и, как деловитые муравьи, цепочками перетекали в другие палатки, поменьше.

— За мной, — махнул рукой капитан и нырнул в глубь шатра с растекающейся по крыше и бокам имитирующей листву сеткой.

Внутри, на двух деревянных зеленых ящиках из-под выстрелов для гранатометов, походной имитации стола, капитан расстелил обрывок бумаги, похожий на самодельную пиратскую карту для поиска сокровища, к которой все и прильнули.

— Без прелюдий, времени в обрез, — от шутливого тона не осталось и следа. — Мы здесь, — от ткнул в желтый квадратик. — А вот по этой дороге через тридцать шесть часов пройдет колонна боевых машин. Цель — ворваться в глубокий тыл врага и расколоть группировку надвое, а с левого и правого флангов их добьют два наших соединения.

— Товарищ ктан (так лейтенант, да и многие произносили слово «капитан»), а мы здесь при чем? Чем разведка может помочь, если есть утвержденный план? — удивился лейтенант, оглядывая своих бойцов, словно ища в их непроницаемых лицах поддержки.

— В любом деле, как говорится, есть маленький нюанс, — осторожно начал капитан, сощурившись, словно от внезапно вспыхнувшего в кромешной темноте луча прожектора. — В этом месте кроется нарыв, который вы нам поможете диагностировать и вскрыть.

В десяти километрах от места дислокации, вдоль дороги, по которой скоро должны проехать машины пехоты и десанта, красным треугольником был обозначен беспокоивший капитана объект: заброшенная лесопилка. Именно здесь, по предварительным данным, могла находиться немногочисленная группа для контроля участка дороги. Местоположение идеальное для скрытого блокпоста: вокруг густой, непроходимый лес, и только узкая односторонняя колея с габаритами под одну машину, очевидно для приезжавших когда-то грузовиков с бревнами. Задача усложнялась тем, что устранить наблюдательный пункт на лесопилке необходимо тихо, не поднимая шум. Расчет командования строился на небольшой мобильной команде, которая уничтожит врага, исключит тем самым возможность информирования основной группировки неприятеля и откроет путь для неожиданного наступления.

— Предполагается, что команда на пилораме, если и увидит четырех солдат, подумает, что это отбившиеся от части люди, и не станет сообщать о них в центр, — пояснил капитан, обводя рукой внимательно слушавших его разведчиков. — Зачем беспокоить начальство из-за горстки заблудившихся баранов? Верно?

«Врага за идиота принимает, а нас — за штурмовую бригаду», — подумал про себя лейтенант, а вслух поинтересовался:

— Количество людей и какое вооружение известно?

— Предположительно, их трое-четверо, — откликнулся капитан и, замявшись, добавил: — Возможно, есть снайпер.

— Плохо. Наш снайпер выбыл три дня назад, — нахмурился лейтенант, и, вглядываясь в насупившиеся лица подчиненных, пояснил: — Ушел занимать позицию и подорвался на «лягушке». Повезло, выжил, но теперь это — полснайпера. Ноги оторвало начисто.

В палатке повисла гнетущая пауза. Каждый думал о своем. Капитан впервые видел этих ребят и, не исключено, что в последний. От выполнения задания зависел исход сложной операции, присвоение очередного звания (обещали даже дать подполковника, если все пройдет гладко), а с ним и переезд в столицу, на теплую штабную работу. На войне продвижение ускорялось. Если сравнивать с химической реакцией, то в холодной воде, как в мирной жизни, сахар растворяется вяло, а вот в крутом кипятке его и ложкой можно не перемешивать: исчезает вмиг. Ему обещали прислать самых толковых разведчиков, проверенных в бою, и он здорово зависел сейчас от того, как они выполнят поставленную задачу.

— В общем, — подытожил капитан, прерывая гнусное молчание, — у вас на все про всё не больше двадцати четырех часов. Выполнять!

Отойдя подальше от палатки, один из разведчиков с лычками старшего сержанта на погонах зло процедил:

— А своих почему не посылает на лесопилку, таракан усатый?

— Зайцев, отставить обсуждение приказа! — дежурно отозвался лейтенант, но мысленно был согласен с подчиненным: поставленная задача явно граничила с профанацией.

Особое беспокойство вызывал у лейтенанта вражеский снайпер и отсутствие его в группе. Все разведчики были подготовленными, закаленными не в одном бою, но нехорошее предчувствие от поставленной задачи покалывало в районе желудка, точно так же, когда он, предаваясь ночным возлияниям в баре с друзьями вместо зубрежки, приходил на экзамены и с треском их проваливал. Делиться внутренними опасениями с ребятами не стал, потому что не так хорошо их знал, да и боялся, что засмеют недавнего выпускника военного училища.

Половину расстояния до цели прошли бодрым шагом, в колонну, не прячась, но избегая слишком открытых участков. Вдоль дороги шумели малахитовыми кронами сосны, перемежаемые низкорослыми, хиреющими березками и осинами. «Непроходимые чащи», — лейтенант вспомнил слова капитана и зло усмехнулся. Спрятаться от неприятеля тут было сложно, видимо, досталось здешним деревьям от прожорливой пилорамы. Густой лес начинался в нескольких десятках метров от постройки, скрывая уходящую вдаль грунтовую дорогу, по которой через сутки пройдут родные броневики.

— Жека, ты от сладостей превратишься в шоколадного зайца, подстать фамилии, столько конфет лопаешь, — широкоплечий разведчик-сержант услышал шуршание очередного фантика, исчезающего в кармане сослуживца.

— Ничего не могу с собой поделать, Димон, — обреченно отозвался Зайцев, хлопая себя по второму карману, проверяя запас. — Я мечтаю, что в один прекрасный день все самые вкусные штуки станут некалорийными. Шоколад, сгущённое молоко, жареная свинина…

— Эй, Заяц, прекращай, — вскинулся замыкающий и самый невысокий из всей группы разведчик с густой рыжей бородой, поправляя на ходу автомат Калашникова, — мне свинину нельзя, не упоминай это грязное животное.

— Когда это ты перестал ее жрать, Ваня? — в изумлении обернулся Зайцев на неожиданный выпад, не сбавляя при этом темп.

— Когда с девушкой из Сирии познакомился, — ответил за Ивана Дмитрий, поневоле будучи самым осведомленным, так как утомительные и долгие истории взаимоотношений товарища и его невесты мог слушать только он, этим самым скрашивая время разборки и чистки оружия или в наряде. Дмитрию нравилось слушать других, обнаруживая порой сокровенное, и нередко эти умение и познания выручали его или сослуживцев в конфликтных ситуациях. Он давно усвоил, что всем людям без исключения нравится, когда слушают их, говорят про них, и пользовался приобретенным открытием.

Два с половиной года назад, в ходе разведывательного рейда в одном из поселений, Иван с товарищами напоролись на засаду. Бой длился недолго, враг потерпел поражение, никто не выжил. Когда разведчики уже покидали зачищенный дом, ставшей могилой для боевиков, Иван в установившейся после битвы тишине услышал слабый стон. Возможно, это была провокация: прожженные враги использовали хитрую тактику, когда обвязывали под одеждой минами истекающую кровью женщину или старика, из жалости солдаты подходили к ним в попытке доставить в госпиталь, но вместо этого на воздух взлетали и спаситель, и жертва. Искушенные в действиях врага, ребята все равно не смогли отговорить загоревшегося товарища проверить дальнюю комнату. Окружили по периметру дом, вернее, что от него осталось, и принялись ждать. Через несколько минут Иван вышел, держа на руках женское тело в черной одежде. Ее звали Алифа, отца и братьев которой разведчики уничтожили в этом доме, сделав девушку круглой сиротой. Мать, как выяснилось позже, погибла полгода назад от бомбежки.

Иван привез Алифу в родной городок, надеясь, что она ассимилирует, но вместо этого начал изучать арабский язык, читать книги на новом для себя языке, изучать обычаи и посещать единственную в их местности, мечеть. Сам он вырос без отца, мать, — уговорить ее всегда можно было при помощи налитого до краев стакана, — была не против иноземной невестки. Сейчас, когда Иван сбивал подкованные титановыми пластинками подошвы мощных десантных ботинок, жена уже седьмой месяц носила под сердцем их первенца. Он обещал Алифе, что не пропустит первый вскрик ребенка и жил предвкушением этого момента.

— Специально для тебя, Зайцев, ученые придумали заменители всего, — усмехнулся идущий первым лейтенант, не переставая наблюдать за обстановкой. — Из сои. Молоко, шоколад, макароны, мясо и все остальное. Неужели ты не знаешь? Жри, сколько душе угодно.

— Так ведь там нигде не указано, что калорий ноль, — возразил Зайцев, смахивая ладонью капли пота с длинного носа и стараясь, чтоб не попало на новенький камуфляж. Он гордился пятицветной формой с редкими мятными пятнами, такой ни у кого не было.

— Да, что ты как баба? — сплюнул под ноги на пыльную, забытую дождем, землю Дмитрий, старательно пряча улыбку. — Калории считаешь, потолстеть боишься. Тоже мне, эталон красоты! Для кого себя бережешь?

— Что?! Да, я всю жизнь спортом занимаюсь, из зала с детства не вылезал, — начал кипятиться Зайцев, от возмущения даже замедлил шаг.

Все знали, что тема спорта для Зайцева, обладателя лучшей фигуры в разведроте, отдавалась острой болью в вечной борьбе тела с лишним весом. Он не скрывал гордости за перевоплощение из тюфяка в героя былинных сказов. Любую свободную минуту он посвящал гире, штанге, гантелям. Даже в окопе рядом всегда лежали пара кирпичей или массивных камней, чтобы на досуге «рвать бицепс». Кто был не в теме и жил лишь мыслью вернуться живым домой, мысленно крутили у виска, видя, как мелькают кирпичи, наливая силой мышцы фанатично преданного спорту солдата.

Негромко переругиваясь, команда вышла к повороту дороги, откуда открылся вид на деревянную коробку лесопилки с плоской крышей. Левый бок строения укрывала немыслимых размеров рукотворная дюна из выцветших, почти белых, опилок. Справа располагался склад давно уже невостребованных пиломатериалов. Высохшие от времени доски всех форматов стройными рядами вялились под солнцем, потеряв надежду обрести хозяев. Перелесок вдоль дороги стал редким, приземистым и потерял маскировочные свойства.

— Так, падаем и осматриваемся, — скомандовал лейтенант, и все залегли, вытащили бинокли. — Мы в прямой видимости врага.

Около часа разведчики наблюдали статичную картинку, на которой ничего не менялось, даже, казалось, птицы и те, не пролетали.

— Диафильм показывают, — с сарказмом прошептал Зайцев Ивану и убрал бинокль, ему надоело однообразное созерцание, душа требовала действия. Тот осклабился, тоже отняв прибор от глаз.

Дмитрий и лейтенант, невзирая на резь в уставших глазах, продолжали созерцать. Еще минут пятнадцать безрезультатного наблюдения за пилорамой и окружающей обстановкой не выявили ни малейшего движения. Оцепенение, словно ледяные декабрьские клещи мороза, сковало природу увядающего июльского дня.