Укрощение забвения. Старение тела и страх перед одряхлением в японском массовом сознании

Преемственность и семья

Гражданский кодекс Мэйдзи, принятый в 1898 году, распространил семейную систему самураев на все население, требуя, чтобы каждый был зарегистрирован как часть «иэ», или домохозяйства [Lock 1993: 87]. Хотя новый Гражданский кодекс Г 947 года упразднил «иэ» как правовой институт, домохозяйство остается одной из основных социальных структур японского общества. С идеологической точки зрения «иэ» является патриархальным и подчиняется правилам получения его от отца и наследования по старшинству, а также образцам брачных отношений, когда молодожены приходят жить в семью мужа (по крайней мере, в случае старших сыновей) [Hamabata Г990: 33]. «Иэ» представляет собой группу совместно проживающих людей, каждый из которых занимает должность (определенную роль или место), имеющую символический капитал, зависящий от положения человека в этой группе [Lebra 1993:109]. Конкретный «иэ» во многих случаях связан с конкретным занятием, таким как сельское хозяйство, управление магазином, приготовление тофу и т. п. Существует четкое различие между преемником/ наследником (часто старшим сыном) и другими детьми в семье, которые уходят из «иэ» при вступлении в брак [Там же: ПО]. Несмотря на то что в разных семьях это устроено по-разному, в какой-то момент, обычно в возрасте старше пятидесяти лет, преемник/наследник становится главой семьи и берет на себя контроль над семейными делами, хотя его отец, скорее всего, продолжит оказывать влияние на его решения. Отец передает ему все или большую часть имущества, а в обмен на это тот несет основную ответственность за финансовое содержание, жилье и уход за своими родителями по мере их старения.

Иногда домохозяйства объединяются в «додзоку» (dozoku), в котором ветви семьи либо по отцовской, либо иногда по материнской линии («хонкэ» (honke) и «бункэ» (bunke) соответственно) связаны отношениями взаимных обязательств и живут по соседству в пределах общей системы домохозяйств [Brown 1966]. В таких случаях часть семейной собственности может быть передана не являющемуся правопреемником лицу для создания ветви семьи, которая затем сама сможет в какой-то момент создать новые ветви.

«Иэ» действует как нормативная система взглядов, помогающая японцам определять нормы поведения по отношению к семье и другим людям [Hamabata 1990:46]. Однако эта идеологическая система не обязательно реализуется в социуме на практике. Могут существовать значительные расхождения в том, как делится собственность и кто на самом деле берет на себя роль главы и управляет домохозяйством. Хамабата ясно показывает, что стратегические решения могут приниматься в зависимости от того, кто фактически оказывается преемником. Способности или слабости конкретного сына или дочери, равно как и эмоциональные связи между родителями и детьми, могут повлиять на решение родителей о том, кто на самом деле унаследует главенство. При этом руководить может, например, кровная дочь, в то время как видимость патрилинейного уклада будет создаваться за счет ее мужа, некровного родственника [Hamabata 1990].

Некоторые ученые рассматривали «иэ» в основном как хозяйствующий субъект, а не как семейную сущность [Befii 1963; Nakane 1967]. Основная линия и ветви семьи рассматривались как связанные прежде всего экономическими, а не генеалогическими или социальными факторами. С этой точки зрения стремление к сохранению долгосрочных (затрагивающих несколько поколений) экономических отношений взаимозависимости перевешивает кровное родство как основу взаимодействия между домохозяйствами. Родство с этой точки зрения рассматривается в первую очередь как вопрос экономического плана, а не родственных взаимоотношений. По мнению некоторых ученых, это является одним из способов объяснить готовность японцев принимать взрослых людей, не являющихся родственниками, в свое домашнее хозяйство с тем, чтобы обеспечить преемственность домохозяйства с течением времени.

Положение экономического субъекта «ие куа» (ze qua) было поставлено под сомнение на том основании, что «додзоку» может и продолжает существовать как социальный субъект даже при отсутствии значительных экономических связей. Браун утверждает, что хозяйственные сделки в Синдзё (находится в нескольких милях к югу от Дзёнаи)

просто совпадают с генеалогическими и другими отношениями, вовлеченными в разветвление семей. Они не являются неотъемлемыми элементами «додзоку» или смыслом его существования. И отсутствие таких сделок не подписывает «додзоку» приговор [Brown 1968: 123].

«Додзоку» — редкость для Дзёнаи. Это следствие самурайского прошлого деревушки, когда вассалы занявшей замок семьи Омати получили участки земли, слишком маленькие для разветвления родственных линий (2640–3300 м2). Из трех «додзоку» в деревне один — относительно новое домохозяйство, купившее землю и ставшее частью деревни около ста лет назад; второй сын главы семьи, а затем уже его второй сын построили на семейной территории, примыкающей к родительскому дому, новые дома. Два других происходят от исходной группы самураев, но в одном случае семейная ветвь образовалась в XX столетии после того, как домохозяйство купило в деревне новый участок земли. В другом же случае семье известно о том, что в далеком прошлом (не менее двухсот лет назад) от нее отделилась еще одна ветвь, но они не обсуждают свои отношения с этим домохозяйством как связи между основной линией и ответвлением и, по сути, даже не могут точно сказать, где в настоящее время находятся эти родственники. В некоторых случаях члены главной линии семьи не уверены в том, имелось ли в их собственной семейной истории разветвление, и не могут однозначно сказать, является ли их собственная семья основной или ветвью.

Естественно, что между семьями в деревне существуют прочные отношения со взаимными обязательствами, и в некоторых случаях новые люди могут указать на то, что в соседнем селении есть основное или ответвленное домохозяйство, но это было бы трудно описать как «додзоку». Скорее, большинство домохозяйств в деревне связаны сетью обязательственных уз, сформировавшейся в результате длительного совместного проживания и смешанных браков между соседними домохозяйствами. Такие узы долга основаны не на экономических факторах, а на кровном родстве, дружбе и необходимости.

Кровным узам в Дзёнаи придают большое значение: это похоже на модели отношений между семьями, которые Лебра обнаружил среди потомков японской знати в Токио. Примерно в 61 % изученных случаев усыновления кровная связь по семейной линии сохранялась. Даже в случае усыновления мужа («мукоёси», mukoyoshi), когда мужчина берет фамилию жены и переоформляется из своего семейного реестра («косэки») в ее реестр, дочь будет временной главой семьи, место которого в итоге будет передано приемному взрослому, за которого она вышла замуж и который вошел в семью. В своем подробном анализе Лебра ясно показывает, что по крайней мере среди бывшей знати, когда это возможно, предпочтительнее «сделать так, чтобы усыновление не препятствовало сохранению кровного родства» [Lebra 1993:127]. Правило преемственности через наследников мужского пола часто игнорируется, демонстрируя важность естественного родства (отношений кровного родства) в поддержании перехода домохозяйства от поколения к поколению.

Выводы Лебры согласуются с практикой поддержания родственных связей в Дзёнаи. В этой деревне семьи самурайского происхождения обычно знают своих предков на протяжении девяти-двенадцати поколений. Например, Уэмото Сэнтаро, 80 лет, который является приемным мужем (некровным родственником семьи), прослеживает свою родословную (по жене) на девять поколений (включая свое поколение и поколение своего сына), как показано на рис. 3.2.

На диаграмме родства на рис. 3.2 для супружеских пар, в которых муж был усыновлен, мужчины обозначены закрашенными треугольниками. В одной паре приемными были оба, однако жена являлась кровной родственницей семьи (обозначена пунктирной линией). Первое поколение семьи были самураями, которые первоначально прибыли в деревню приблизительно 250–300 лет назад. Об этих ранних Уэмото известно, однако, достоверно то, что у Уэмото в четвертом поколении никогда не было своих детей; хозяйство перешло к приемной дочери, привезенной из другой части семьи; их точная родственная связь неизвестна. Интересно, что Уэмото заверили меня, что она была кровной родственницей, хотя кажется сомнительным, что они могут быть убеждены в этом, поскольку не уверены в родстве между их собственной семьей и ее родом. Это наводит на мысль о том, как много внимания уделяется кровному родству.

Третье поколение представляет для нас особый исследовательский интерес. Во втором поколении родились мальчик и девочка, но сын, который обычно унаследовал бы статус главы семьи и имущество, умер в возрасте восемнадцати лет, прежде, чем смог жениться и произвести на свет детей. В результате имущество домохозяйства перешло к дочери, муж которой был усыновлен семьей. Этот момент важен для понимания понятия преемственности домохозяйства.

Рис. 3.2. Усыновления в генеалогии Уэмото Сэнтаро

Пять из десяти поколений состоят из женщин, родственных по крови и вышедших замуж за усыновленных мужчин. Более того, поскольку супружеская пара в девятом поколении не могла иметь детей, и Уэмото Юкико, и ее муж были усыновлены. Уэмото Сэнтаро вырос не в Канегасаки, а в другой части префектуры, и переехал сюда, когда женился на девушке из семьи Уэмото.

Уэмото Юкико всегда жила в Дзёнаи, при этом по рождению она на самом деле не принадлежит к своему нынешнему дому.

Я родилась на другом конце этой деревни. Это домохозяйство («иэ») было домохозяйством моей бабушки. Но в этом доме не было детей, поэтому, когда я была маленькой, я переехала жить сюда. Я переехала сюда, когда мне был один год и один месяц. Я переехала в родовой дом моей бабушки. Моя бабушка вышла замуж в семью, которая живет на другом конце деревни.

Уэмото-сан переехала из родного дома, чтобы сохранить семейную линию родового дома своей бабушки, поскольку ее приемные родители не могли иметь собственных детей. Усыновление кровных родственников из других семей было и остается обычной практикой среди бывших самурайских семей Дзёнаи. В некоторых случаях мужчины, которые не являлись старшими сыновьями, также усыновлялись семьями их кровных родственников, в которых не было детей.

Такие примеры, как Уэмото Сэнтаро, который после женитьбы вошел в семью своей жены, распространены более всего: примерно четверть пожилых мужчин в деревне, независимо от того, самурайского они происхождения или нет, являются «приемными» мужьями. Это число выше, чем оно обычно оказывалось в течение последних ста лет — например, в 1920 и 1935 годах по всей стране доля браков, в которых мужчина входил в семью жены, составляла 10,0 и 8,5 % соответственно [Mosk 1983: 98]. Это соответствует тенденции, когда после военных действий на Тихом океане по всей Японии усыновление преемников сократилось и снова начало расти лишь в последние годы [Ochiai 1997: 153–154]. Браун обнаружил, что в Мидзусаве количество приемных мужей, присоединяющихся к семье жены и принимающих при вступлении в брак ее фамилию, увеличилось среди сельского населения с 9 % в 1962 году до 16 % в 1995 году [Brown 1998]. Возрождение таких тенденций к усыновлению может быть результатом низкой рождаемости послевоенного времени. Это послужило причиной формирования демографических моделей, подобных существовавшим в истории Японии ранее, когда при высоком уровне младенческой и детской смертности усыновление некровных преемников было необходимо для сохранения семей, не имевших живых наследников мужского пола [Ochiai 1997:153].