Чаша судьбы

* * *

Его Величество король Артур Девятый, которого Соколы по старой привычке (и с высочайшего одобрения) величали Риэганом, прибыл ровно через неделю. Верхом, в запылённой дорожной одежде — так и не скажешь, что король. Никакой свиты: один лишь Орсон в качестве сопровождающего. А мастер Каллахан, как выяснилось, остался в Каэрлеоне. На вопрос, почему не приехал командир, Риэган лишь усмехнулся в начавшие опять отрастать усы:

— Должен же кто-то присмотреть за столицей в моё отсутствие. А вы что, уже соскучились?

— У нас тут не соскучишься! — буркнул Джерри, но так, чтобы король не услышал: видать, ещё помнил, как тот выставил его из залы за неподобающие речи.

Фиахна некоторое время поизучал Риэгана и Орсона, презрительно выпятив нижнюю губу (может быть, решал, как будет различать меж собой короля и его родича), но после посветлел лицом и махнул рукой:

— Добро пожаловать в мой замок, друзья!

К чести Артура надо заметить: тот не стал заострять внимание, что совсем недавно замок Фиахны был мельницей в его, Артуровых, землях. И по сути ею остаётся, несмотря на великолепнейшую иллюзию.

— Благодарю за приглашение и ваше щедрое гостеприимство, — он отдал поводья Орсону и переступил порог.

А Фиахна и впрямь расщедрился. Узнав, что в прошлые приезды король людей довольствовался небольшой комнаткой, эльф пришёл в ужас и за ночь отгрохал целое крыло для Артура и его свиты. То, что свита будет состоять всего из одного рыцаря, Фиахна, конечно, не ожидал.

— Тебе понравятся твои покои, — он ждал похвалы: Элмерик видел это по глазам. — И, пожалуйста, давай на «ты». Мы же оба короли, как-никак. Не понимаю, отчего все смертные так любят «выкать»?

— Надеюсь, я не тут не заблужусь, — пробормотал ошеломлённый Риэган, но, увидев, как вытянулось лицо эльфа, тут же поправился. — Это восхитительно! Даже мой столичный замок уступает твоему.

Фиахна просиял от счастья:

— А хочешь, покажу тебе мой сад? И лесную гостиную? Она почти такая же, как была при дворе у моего брата Финварры, но я там ещё добавил кое-что от себя. Бьюсь об заклад: ты такой красоты никогда не видел!

Глаза эльфа светились гордостью, и Элмерик забеспокоился, что тот может вконец загонять Риэгана, наверняка очень уставшего с дороги. Ведь одними садом и гостиной дело вряд ли ограничится, как не ограничилось пятью башнями (сегодня утром Фиахна и его невидимые помощники брауни достроили седьмую).

— Может, после обеда? — робко подал голос бард.

Его заботу не оценили. Фиахна, нахмурившись, покачал головой, а король, казалось, лишь сейчас заметил присутствие барда.

— А, Элмерик! Иди вниз. Орсон тебе письмо привёз. Вроде из дома пишут…

Бард поспешно откланялся. Пусть эти особы королевской крови сами разбираются друг с другом. Он чуть ли не кубарем скатился обратно во двор и застал Орсона как раз выходящим из конюшни.

Друг с улыбкой сграбастал его в охапку и обнял так, что что-то хрустнуло в лопатках.

— Давненько не виделись, Рик!

— Да уж, с самой зимы…

Орсон сильно изменился. Не внешне, нет. От него теперь веяло небывалой уверенностью, и только взгляд светлых глаз по-прежнему остался наивным, как у телёнка.

— Ну, рассказывай, как у вас тут?

Элмерик со вздохом указал вверх на флаги, развевающиеся на башнях.

— Вот. Ох уж эти эльфы! Слушай, говорят, у тебя письмо для меня?

Орсон хлопнул себя широкой ладонью по лбу.

— Ой, и правда! Хорош же я: стою, болтовнёй тебя отвлекаю! Ты же, небось, прочитать его поскорее хочешь? — он достал из-за пазухи слегка помятый конверт с целой сургучной печатью и протянул его Элмерику. — Вот. Из самого Холмогорья.

Бард взял письмо, с удивлением понимая, что кончики пальцев слегка подрагивают и будто бы зудят от нетерпения.

— Мы ещё поболтаем, обещаю.

— Иди уже, — Орсон подтолкнул его в плечо.

И Элмерик не заставил просить себя дважды.

Добежав до своей комнаты («покоев оруженосца», как называл их Фиахна), бард первым делом заперся, чтобы его никто не побеспокоил. Он уселся за стол и, положив перед собой письмо, разгладил помятости. На сургучной печати был пропечатан герб Лавернов: арфа, увенчанная листьями ольхи. Отец говорил, что на одном из древних наречий Холмогорья их родовое имя Лаверн и означало «ольха».

Письмо из дома казалось тёплым на ощупь. Элмерик понюхал конверт, словно надеялся, что тот будет пахнуть булочками с корицей — их часто пекли по утрам. Но бумага пахла обычной бумагой.

Очень осторожно он поддел печать ножиком и развернул письмо, сразу же узнал почерк отца и с замиранием сердца вчитался в убористые строки:

Дорогой Элмерик!

Мы были рады получить от тебя весточку. Очень гордимся, что ты стал одним из Соколов, — это большая честь для всей нашей семьи.

Но ещё более радостным стало известие о твоей помолвке. Ты спрашиваешь моего отеческого благословения, и я с радостью даю его. Надеюсь, летом ты привезёшь свою невесту к нам в гости — все мы мечтаем познакомиться с милой Брендалин, которую уже полюбили по твоим описаниям. Думаю, было бы разумно справить свадьбу по осени у нас в Холмогорье, если, конечно, родственники невесты не станут возражать.

У нас с Мэрилинн тоже есть новость: через день после минувшего Ноля у тебя появились брат и сестра. Их зовут Вилберри и Эллерина. Думаю, не нужно объяснять, почему мы выбрали эти имена. Мэрилинн едва не умерла в родах и всё ещё очень слаба, но уже начала понемногу выходить в сад. Весна у нас в этом году ранняя…

Знаю, ты был против нашей с ней свадьбы, но Мэрилинн на тебя не в обиде. Она говорит, что любит тебя и передаёт наилучшие пожелания вам с Брендалин. Приезжайте познакомиться с малышами — они растут не по дням, а по часам.

Хочется узнать, каким ты стал, сынок. Боюсь, вдруг ещё немного — и я не узнаю тебя при встрече… Мы не всегда понимали друг друга, и я, наверное, был не лучшим отцом, но мне бы хотелось, чтобы мы снова стали семьёй, собирались за одним столом, говорили, пели, и чтобы не держали зла друг на друга. Я давно простил тебя, Элмерик, и надеюсь, что ты сможешь простить меня тоже.

Твой любящий отец,

Энгус Лаверн

Отложив письмо, бард зарылся пальцами в волосы. Губы дрожали, ему вдруг стало невыносимо стыдно — и вовсе не оттого, что придётся написать отцу, что никакой свадьбы не будет. Стало немного печально, что жизнь в Холмогорье продолжалась и без него. Элмерик почему-то привык думать, что дома ничего не меняется, и только сейчас понял, что всё стало другим. И в то время, когда отцу была нужна его помощь, непутёвый сын бегал по всем Объединённым Королевствам, лелея свою глупую обиду.

Ему вдруг захотелось бросить всё — друзей, Соколов, учёбу — и рвануть домой: взглянуть на братика и сестричку, помириться с мачехой, обнять отца. Каким же глупцом он был раньше! И сейчас, признаться, не лучше: ведь и дураку должно быть ясно, что до Летней Битвы ехать нельзя. А вот потом… да, надо будет выпросить у мастера Каллахана недолгий отпуск. Пока же стоило отправить домой ответное письмо.

Элмерик взял бумагу, обмакнул перо в чернильницу и уже успел вывести сверху на листе: «Дорогой отец», когда в дверь очень настойчиво постучали.

— Кто там? — с кончика пера сорвалась клякса, и едва начатое письмо оказалось безнадёжно испорчено.

— Это я. То есть мы, — из коридора раздался встревоженный голос Орсона. — Можно войти?

— Угу, заходите. Что там ещё стряслось?

Бард открыл дверь. Брови поползли вверх, когда он увидел ещё и мрачного, как туча, Джеримэйна.

— Да ничего особенного. Просто мы за тебя беспокоились.

— Со мной всё в порядке, — пожал плечами Элмерик. — С чего вдруг такой переполох?

— Ну, ты же получил письмо из дома, а теперь сидишь в комнате и не выходишь, — Орсон опустился на табурет. — Мало ли, какие там вести…

— На этот раз, к счастью, добрые. Отец хочет помириться со мной, представляешь? А ещё у меня появились маленькие брат и сестра!

Элмерик протянул письмо, и здоровяк, пробежав его глазами, расплылся в улыбке.

— Поздравляю! А я, кстати, тоже помирился с отцом.

— Ты? — бард захлопал глазами. — Он же тебя в грош не ставил, избавиться хотел.

— То было раньше. Но папа изменил своё мнение с тех пор, как меня посвятили в рыцари. Теперь я в его глазах достойный наследник, приближённый самого короля.

Джерри презрительно фыркнул:

— Ну и дурачок!

— Кто? — не понял бард. — Орсон или его отец?

— Орсон, конечно. А отец его — просто сволочь двуличная!

— Не говори о нём так! — нахмурился рыцарь, сжимая кулаки.

— Я буду говорить то, что думаю. Поэтому знай: ты слишком добрый. Я бы на твоём месте ни за что его не простил.

— Но ты не на моём месте, — Орсон говорил спокойно, но твёрдо, и Джерри махнул рукой.

— А, поступай как знаешь! — он дёрнул себя за чёлку и вдруг добавил совсем тихо: — А мой-то, кажись, сдох. Вот упырь…

— Откуда ты знаешь? — ахнул Элмерик, привставая.

Историю об отце Джерри он помнил хорошо, и ему было ничуть не жаль дебошира и пьяницу, многие годы избивавшего жену и сына. Вот только в голосе новоявленного сироты вместо торжества отчего-то чувствовалась горечь.

— Оттуда… Я его встретил в ночь Самайна в Чёрном лесу. И придушил вот этими самыми руками, — Джеримэйн с отвращением посмотрел на свои ладони. — Не хотел мараться, если честно. Но он сам попёр на меня с дубьём. Сказал, мол, не сын ты мне больше — с нечистью связался и сам нечистью стал. У него все эльфы — это типа нечисть.

— Так, может, это морок был? — Элмерик почесал в затылке. — Мало ли что может привидеться в ночь Испытания! Я вот тоже всякое странное видел.

Джерри вскинул голову:

— Понимаешь, правда в том, что это не так уж важно. Той ночью в диком лесу я был охотником, а он — моей жертвой. И в тот миг я жалел, что могу отомстить ему только один раз.

Бард воззрился на него в немом ужасе, а потом нырнул под кровать и выставил на стол бутыль красного вина:

— Так, ребята, давайте-ка выпьем. Кубков, правда, нет. Так что придётся так.

— Мне кажется, или это вино из личных запасов командира? — Орсон повертел в руках бутылку, стёр рукавом пыль с мутного стекла и достал из-за голенища сапога нож с резной рукоятью.

— Ага. Я притащил сюда немного, чтобы не бегать вниз всякий раз, когда Фиахне приспичит выпить. Он уже и без того ополовинил запасы, так что если мы тоже немного попробуем, большой беды не будет.

— Однако, как удобно быть оруженосцем! — фыркнул Джерри. — Ты забыл, что я не пью?

— Мне кажется, сейчас тебе не повредит, — не отставал Элмерик.

Орсон неодобрительно покачал головой, но бутылку всё-таки открыл и, первым сняв пробу, заулыбался:

— Отменное! Даже лучше, чем в королевских погребах!

Джеримэйна быстро развезло — наверное, сказалось напряжение последних дней. А, может, с непривычки так вышло. Вот только, вопреки ожиданиям, он ничуть не повеселел. Даже наоборот — стал ещё мрачнее обычного.

Опустившись на пол, он пил вино мелкими глотками и невесело усмехался каким-то своим мыслям, которыми явно не хотел делиться. Когда Элмерик подумал, что идея с самого начала была дурацкой и поить этого остолопа — только хорошее вино переводить, Джерри вдруг без предисловий выпалил: