Третья жизнь

Глава 3: Аэромос без Ярослава

Компания Яши Хипштейна весело смеялась над Ярославом, глядя, как он мечется по камере мусоросборника. Он уже думал, что, может, его выпустить. Но Виннер пока не стоял на коленях, не умолял его выпустить. Нет, больше того — он посмотрел на него с ненавистью и показал средний палец.

— Ах ты так? Ну ладно! — его лицо исказила гримаса злости, и он, с чистой совестью, нажал на кнопку «Выброс».

— ЯША!!! ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?!?!?! — в глазах Мироновой был ужас. — ТЫ ЕГО СЕЙЧАС УБЬЁШЬ!!!

Она кинулась на Якова. Но было поздно — от резкого перепада давления воздуха в камере Ярик потерял сознание. И, если у него ещё был призрачный шанс спастись, то теперь — нет. Он как мешок с картошкой вывалился в открывающуюся щель. Всё, казнь совершена, гордыня потешена. Осталось лишь успокоить истеричку Миронову и можно продолжить гулять выпускной. «Да чего ты так разоралась? Да ещё и колотишь?» И он грубо схватил её за лицо:

— Заткнись! Или ты вместе с ним хочешь быть? — и оттолкнул.

Маша перестала бить Яшу. Она замолчала. С явным ощущением бессилия она опустилась на пол, закрыла лицо руками, и беззвучно рыдала. Только её тело иногда подрагивало. Сначала ему было жаль её, он пытался утешить. Но она лишь отмахнулась от него.

— Ну и реви, дура! Пойдёмте дальше бухать!

И они ушли. Все. Кроме Марии Мироновой. Она продолжала рыдать, весь её макияж стёк со слезами на платье. Она посидела так ещё минут пятнадцать. Никто из той компании к ней не подошёл. Да и так никого рядом почему-то не было — как будто этаж вымер. Марию истерика всё же отпустила. Она чуть посидела, успокаиваясь. Затем встала. Выглядела она ужасно: тушь с ресниц стекла двумя чёрными ручьями по лицу, и закончила свой поток где-то на уровне груди. Помада была размазана — от нервного потрясения у неё не то, что руки тряслись — она дрожала вся. Лишь поэтому и не стоило пытаться вытереть слёзы. Неуверенной походкой на негнущихся ногах, чуть ли не падая на шпильках она подошла к стеклянной двери мусоросборника. Далее облокотилась на неё. И тут Машу чуть по новой не накрыло рыдание. Но она оказалась сильнее — смогла подавить. Слёз уже не было — она их выплакала все.

— Прости меня, Ярик, — прошептала она двери, с закрытыми глазами. — Я тоже тебя люблю.

И именно после этого вторая волна её накрыла. Маша стояла, оперевшись левой рукой и лбом на дверь и тихонько рыдала. Недолго — в конце концов контроль за эмоциями был восстановлен, и Маша взяла с пола свою сумочку. Достала оттуда помаду и нарисовала ей губы на двери. После этой операции пошла домой. Её состояние было ужасным — шла хмурая, подавленная, отрешившись от всего мира. В голове не было абсолютно никаких мыслей. Ей было наплевать на то, что подумают, скажут окружающие, если её увидят. Но никого не было до самой квартиры. Родители Марии были на какой-то встрече, поэтому дома тоже было пусто. И если раньше отсутствие родителей было в радость — никто не будет контролировать. То сейчас эта пустота в квартире угнетала.

Она сняла с себя обувь и, не раздеваясь, пошла в ванную. Прямиком в одежде залезла в душ, открыла воду, села в ванну и, не моргая, смотрела в одну точку... Сегодня её мир рухнул — тот человек, которого она любила и который её любил — мёртв. Тот человек, за которого её сосватали ещё чуть ли не в детстве, на неё поднял руку. Хотя она знала до этого, что он может. Просто не верила до конца.

***

Родители Ярослава были на школьном корпоративе в кабинете истории — просто это был самый большой кабинет. Ну и как это водится — «мальчики — налево, девочки — направо»: мужики, в основном мужья учительниц, скучковались в одном углу. Собрали себе весь коньяк, мясо и только иногда оттуда тостовали женщинам. Те же разбились на несколько групп и заняли несколько парт. Середина класса была пустой — туда иногда выходили потанцевать. Среди мужчин были физрук и трудовик. И о чём же все мужики говорили? Правильно — о работе.

— А потом я ему говорю «Да ты совсем с катушек съехал? Ты лучше вместо снотворного слабительного съешь! Не буду я этот подшипник одевать!»

— И чё он?

— Да ничё! Говорит «Да не выделывайся! Ставь уж что есть! Сломается — на снабженцев спишем».

— И чё?

— А ничё! Из личных запасов достал, и поставил!

— О, красава! Уважаю!

И никого не волновало, что личные запасы — это где-то недочёт общественных в данном случае. Тогда как разговоры возле женской компании... Не, лучше там не присутствовать — уши завянут, отвалятся. А можете и психотравму получить. Хотя возле одной из компаний был весьма интересный разговор. А именно — между директриссой и Светланой Николаевной, мамой Ярослава.

— Вот скажите, Светлана Николаевна, — сказала директриса, сидя на кресле преподавателя, закинув ногу за ногу, потягивая шампанское из бокала, — вы рады, что ваш сын закончил школу?

— И да, и нет, Елизавета Алексеевна. А к чему это?

— Да так, себя вспоминаю. С одной стороны, когда Женечка выпустился, вот смотришь — вроде вырос. А с другой — как-то не верится. Вот вроде недавно, — она отставила бокал и принялась руками жестикулировать, — был ещё совсем крохой. А теперь — вот такой здоровенный бородатый амбал. И так громко «Здравствуй, мама!».

— Да, Ярик тоже вырос.

И тут мама Ярослава вспомнила давно мучавший её вопрос:

— А вот скажите, — она начала пристально смотреть в глаза директрисе, — а чего вы все до моего сына доколебались?

— С чего это? — директриса как смогла выразила искреннее удивление: опустила свои очки на нос, брови выгнулись дугой.

— Все ведь слышали, что вы сказали, что по Виннеру вы скучать не будете?

— Ну..., — начала директриса, пытаясь судорожно подобрать ответ. — А что не так? Вы, как будто в другой школе находились, когда мне учителя жаловались на его поведение!

— А ничего, — начала переходить в наступление мама Ярослава, — что, это, могла быть, защитная реакция на вас всех? А?

— Из-за чего?

— Из-за вашего постоянного прессинга на всех учеников. Кто самый хороший? Тот, кто прогнулся. Ну или тот, с родителей которых можно выгоду поиметь.

— Ну вот ты и ответила! — победно заявила директриса.

— Но ведь это неправильно!

— Они все должны чтить авторитет школьных учителей! И не тебе решать какими методами!

Она взяла свой бокал, залезла с ним на стол и начала танцевать.

— За учителей!

И сбросила с себя пиджак, оставшись в белой блузке и чёрной юбке до колен. Остальные учительницы тоже крикнули «За учителей!», в мужском уголке просто отсалютовали рюмками и вернулись к своим делам. А директрису понесло... Но её выходка осталась без внимания.

***

Придя домой чета Виннеров обнаружила, что сына нет. Ну, решила мама, пусть до утра сынок повеселиться с друзьями. Папа пошёл спать. Однако наутро он не появился. И вот тут уже в сердце мамы закралась тревога. Она решила разбудить отца.

— Серёжа, Серёж?

— Чего тебе?

— Наш сын домой не вернулся!

— Вернётся, отстань, — и отвернулся обратно к стене и захрапел.

— Серёжа, — начала она его толкать, — с ним что-то неладное!

— Да нажрался где-то, отстань.

Однако мама не находила себе места. Словно зверь в клетке она мерила шагами их квартиру вдоль, поперёк и наискосок. И мысли одна страшнее другой. В конце концов, дабы хоть немного успокоиться, решила вынести мусор. Схватила ведро, обулась, вышла в коридор и направилась к мусоросборнику. Не дойдя до стеклянной двери где-то метров пять, увидела нарисованные губы. Ведро выпало из рук, и, следуя какому-то неведомому чутью, она присела возле того места, где плакала Маша Миронова. Сердце Светланы стало биться медленнее, но громче. Её воображение полностью воспроизвело картину случившегося. От увиденного она пошатнулась, опёрлась о стенку и села на пол. До неё дошло — их сына убили. И сделали это так буднично, как будто реально мусор выбросили. И Светлана со всех ног побежала домой, едва не зацепив ногой мусорное ведро.

— Серёжа! Нашего сына убили!

— Что?

От сна и вчерашнего пьянства у отца Ярослава не осталось и следа. Он быстро оделся и пошёл вслед за женой.

— Вот, смотри: сюда его привели, затем его затолкали, туда, а потом нажали кнопку!

— С чего ты решила?

— Я это чувствую!

В душе Сергея Виннера тоже завёлся червячок сомнений. И он, уже с холодной головой, решил осмотреть внимательно всё. Разумеется следов, указывающих на правоту матери, не было. Кроме рисунка на стеклянной двери.

***

Яков Хипштейн в компании своих припевал всё же встретил рассвет на улицах города. И, счастливый, пошёл домой. Дома родители не ругались — отец любил своего старшего сына. И многое ему прощал. А мама... Мама просто не перечила папе. Михаил надеялся, что его сын сумеет добиться огромных высот. Но, тем не менее, он понимал, что его отец, то есть дед Яши и Саши, младшего сына, не очень жалует Якова. И, пожалуй, он был прав.

Однажды, когда глава клана, отец Михаила, встретился с ним, он отчитал сына за то, что тот старшего сделал абсолютно бесполезным.

— Но, — он поднял вверх указательный палец правой руки, — если со мной не дай Бог что случится, знай — следующим главой рода должен стать Сашка. Не ты, оболтус, не твой сын Яшка, обалдуй похлеще тебя. А именно Александр! И не надо мне лебезить, что «О чём вы говорите, папенька»? Я — не вечен. И ты, и вообще все, об этом знают. Понял?

— Да, папа, я вас прекрасно понял.

— Вот и молодец!

Тут бы Михаилу обидеться, но слово главы рода — закон.

Тем временем Яшка ушёл в свою комнату. Там он, практически не раздеваясь, улёгся спать. Но что-то мешало ему. Что — он понять не мог. Долго. Он прокручивал события этого действительно насыщенного дня. Всё вроде бы нормально: их поздравили, они выпили, перекусили. Пошли гулять. Долго бродили по городу, уже просто вымотались, дожидаясь рассвета. Всё вроде бы хорошо, но всё равно — картинка была неполной. Словно пазл, у которого была потеряна одна деталь. Вроде бы собрал, но картина незавершённая. Он ещё раз начал прогонять все события. Так, директриса. Что-то там про «скучать по всем, кроме Виннера». Стоп! Виннер! Пазл в голове Яши сложился. И до него наконец дошло — он убил человека. Сон резко, как рукой, сняло. Он похолодел от ужаса, его мысли судорожно начали роиться. Одна была дурнее другой. «Что делать? Что делать? ЧТО ДЕЛАААТЬ!!!?» В итоге он сделал на тот момент единственно правильное, как ему казалось, решение — пойти к деду на поклон. Быстренько собрался, привёл себя в более-менее подобающий вид и пошёл к нему в кабинет.

— Господин, — начал он, а потом сорвался, — дедушка, выручай!

Глава рода был занят текущими делами не только рода, но и всего города. И для него такое появление внука, да ещё и сразу с просьбой о помощи, вызвало, как минимум, неудовольствие. Поэтому он сразу, без церемоний, ткнул пальцем в кресло:

— Сядь!

Яша сел. Глава продолжил заниматься делами. Внук заметно нервничает — елозит по стулу, судорожно бегает глазами, периодически вздыхает. Но глава на то и глава, что на все эти эмоциональные выпады не реагирует. Он довёл какой-то документ до какой-то точки и обратил внимание на внука.