Инцелы. Как девственники становятся террористами
- Автор: Стефан Краковски
- Жанр: Психология / Психотерапия и консультирование
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Инцелы. Как девственники становятся террористами"
8. Магнус, часть 2
Я спрашиваю Магнуса, считает ли он сам себя инцелом. Он долго молчит, обдумывая ответ.
– Даже не знаю. Больше я не надеюсь на близость с женщиной, потому что понимаю: это безнадежно. Меня нельзя полюбить.
Тут снова случается срыв, и он начинает отчаянно рыдать. Перепады настроения следуют всё чаще. Я чувствую, что разговор пора сворачивать, – мы уже приближаемся к границе, за которой продолжать интервью было бы неэтично. Мы делаем перерыв, пока медсестра уходит за бумажными платками для Магнуса. Она вышла, и вот мы сидим среди внезапной тишины. Я говорю, что понимаю, как тяжело делиться тем, что происходит у него внутри.
– Ты себе даже не представляешь, – произносит он со всхлипом, и неуютная тишина воцаряется вновь. Через несколько минут медсестра возвращается с пачкой бумажных платочков, и Магнус громко сморкается.
– У меня голова кружится, – говорит он, но все-таки хочет услышать мой следующий вопрос. Значит, интервью можно еще какое-то время продолжать. Я говорю, что у многих инцелов экстремальные политические взгляды, нередко они склоняются к правому экстремизму – выражают ненависть к темнокожим, евреям, гомосексуалам… а каковы политические взгляды Магнуса?
– Пожалуй, либеральные, – отвечает он. – И для меня важна экология. Ни к какой партии не принадлежу, ни за кого систематически не голосовал. Обычно поддерживаю то, что мне кажется разумным в данный момент. Я бы сказал, что взгляды у меня прогрессивные.
А испытывает ли он к каким-то меньшинствам или группам такую же ненависть, как к женщинам?
– Нет, не могу сказать, что ненавижу кого-то еще, но, если совсем честно, есть несколько групп, которые мне не нравятся, однако нельзя сказать, чтобы я этим гордился.
– А что это за группы?
– Э-э… короче, это не то чтобы ненависть, но мне не особо нравятся цыгане, у меня о них сложились не самые лучшие впечатления. Но если бы я встретил хорошего цыгана, я бы вполне мог назвать его другом.
Он снова задумывается.
– Не могу подобрать подходящее слово, чтобы описать сочетание неприязни и жалости. Примерно так я это ощущаю. Мне хотелось бы, чтобы они обрели лучшую жизнь где-то в другом месте.
Тут Магнусу приходит в голову еще один пример.
– Поначалу я отрицательно относился к исламу, но потом увидел, как всё поляризуется, правый популизм и всё такое, мне это не нравится. Но иногда, когда мне особенно горько, когда ненависть к женщинам обостряется, мне начинает казаться, что мусульмане поступают правильно. Правильно обращаются с женщинами.
А что он думает по поводу мигрантов?
– Политическую концепцию следует доработать, должна быть альтернатива безразличию и ненависти. Не могу сказать, что ненавижу мигрантов, но должны быть более четкие ограничения. Но такую ненависть, которую вызывают у меня женщины, я больше ни к кому не испытываю.
– Что ты думаешь о феминизме?
– По-разному. Когда я в адеквате, мне кажется, что в этом что-то есть, но, когда становится плохо, возникает мысль, что это злобная идеология, направленная против мужчин. Я могу разговаривать с женщинами как с любыми другими людьми, но, когда я выведен из равновесия, в голову приходят всякие ужасные мысли.
– Как ты видишь будущее? – спрашиваю я.
– Мрачно, – отвечает он быстро. – Я часто думаю о самоубийстве – не прямо сейчас, а на перспективу. Точно знаю, что покончу с собой – не сейчас, не завтра, не в этом году, но рано или поздно наложу на себя руки.
– Почему?
– Потому что боюсь, что иначе моя смерть будет еще страшнее. Это моя единственная свобода – выбрать, как уйти. Только в этом случае я смогу умереть на своих условиях, выбрав не самый болезненный метод. Лучше так, чем на Третьей мировой войне.
Я спрашиваю:
– Если оглянуться на весь прогресс человечества за последние столетия: мы искоренили многие болезни, по большей части справились с мировым голодом, всё больше детей имеют возможность посещать школу, – разве это не внушает надежду?
– Не вижу тут никакого прогресса, потому что людей стало больше. А нормальное состояние человека – страдание. Лучше бы все поскорее умерли, чтобы не страдать!
Он произносит это сердито и раздраженно, словно бы начиная терять терпение. Почему я никак не возьму в толк, что всё бессмысленно?
– Я хотел бы, чтобы всё закончилось, чтобы все мы умерли, – подчеркивает он. Разговор заходит в тупик. Магнус снова жмурится, откидывается назад. – У меня кружится голова.
– Сделай перерыв и подыши, – отвечает ему медсестра и смотрит на меня встревоженно.
– Скоро заканчиваем, – поспешно заверяю я, чтобы немного смягчить ситуацию. Но остался последний вопрос, самый щекотливый, настолько, что я сознательно приберег его на конец. Магнус кивает, вид у него немного испуганный.
– У тебя был сексуальный опыт?
– Да, – решительно отвечает он. – Так что я прекрасно понимаю, чего лишен.
– Это было в рамках отношений?
– Да.
– А тебе приходилось когда-либо покупать сексуальные услуги?
– Нет, это незаконно.
– Ты думал над этим вариантом?
– Задумывался, но это так стигматизировано – покупать секс за деньги.
Тут ему в голову приходит мысль, которой он хочет со мной поделиться.
– Когда презирают женщин, которые занимаются сексом с огромным количеством мужчин, – всё это чушь собачья! Они же оказывают обществу огромную услугу! Если бы нашлось побольше таких женщин, готовых заняться сексом с такими, как я и Эллиот Роджер, – насколько меньше насилия стало бы в обществе! Совершенно не понимаю, почему инцелы с пренебрежением относятся к таким женщинам.
Я примерно представляю, куда он клонит:
– Многие инцелы считают, что государство должно частично оплачивать секс для мужчин, живущих в недобровольном целибате…
– Да, я тоже так считаю, это могло бы стать долгосрочным решением проблемы. Или, возможно, легализация проституции.
Тут он делает глубокий вздох.
– Иногда я думаю…
Замолкает.
– Даже не знаю, стоит ли это говорить.
Пауза. Но потом всё же решается:
– Всё-таки скажу как есть. Женщин перед получением аттестата в гимназии надо всех поголовно насиловать, чтобы они знали, что их ждет, если они не будут, так сказать, помогать мужчинам, не будут с ними спать. Тогда они не будут выступать со лживыми обвинениями в адрес мужчин, потому что будут знать: может быть гораздо хуже.
Внезапно его охватывает раскаяние.
– Мне кажется, я сказал что-то, чего говорить не следовало. Но вот такие мысли у меня иногда возникают. И это далеко не худшая!
Он смотрит в пол.
– Больше мне нечего добавить.
На форумах инцелов очень часто обсуждают внешние данные. Большинство их участников помешано на внешности, советы пойти в зал или обратиться за пластической хирургией так и сыплются градом.
Я спрашиваю Магнуса: как он считает, такие изменения повысили бы его шансы на отношения и секс?
– Нет, тут скорее дело в деньгах. Женщинам только это и важно. Если бы у меня было много денег, женщин бы притягивали материальные блага… но любви ко мне они бы всё равно не чувствовали.
А как Магнус видит свою собственную роль, свою ответственность за то, чтобы ситуация изменилась?
Поначалу он не понимает вопроса. Я уточняю:
– Что ты можешь сделать, чтобы стало легче сойтись с женщиной? Каким образом тебе надо было бы изменить себя?
– Не знаю, – уныло отвечает он. – Я никогда не пробовал, не проявлял активности, так что даже не знаю, что на это ответить. Отношений я не ищу, боюсь оказаться в той же ситуации, что и тринадцать лет назад. И тогда бы я не сдержался. Пошел бы и убил.
Он борется со слезами, которые внезапно снова начинают душить его.
– Я очень боюсь попасть в тюрьму за убийство.
Он поднимает глаза.
– Я очень устал. И голова кружится. Боюсь потерять сознание. Много еще вопросов?
– Нет, думаю, мы можем закончить.
Он совершенно измотан. Медсестра убегает и приносит фрукты: грушу и яблоко. Он жадно съедает фрукты, выпивает стакан воды, надевает свою черную куртку. Потом медленно и тяжело поднимается.
– Береги себя, – говорю я. – И спасибо, что согласился на интервью.
Он смотрит на меня взглядом, полным тоски.
– Спасибо за то, что не осуждаешь меня.
И вот он удаляется прочь по коридору, выходит в дверь по правой стороне. Обиженный и несчастный мужчина, утративший веру в будущее, сам себя приговоривший к вечному одиночеству.