Почувствуй

Глава 13

– Самое лучшее, что может быть в жизни, — это посткоитальная сигарета, – многозначительно заявляет Матвей, обвязывая полотенце вокруг бедер.

Я улыбаюсь, а потом весело хихикаю. Выключаю воду и, оперевшись об галантно поданную ладонь, спускаюсь со ступеньки на пол. Матвей накидывает на мои плечи полотенце, укутывает и смотрит в глаза.

– Ты не куришь. И коитуса не было, – напоминаю ему с обворожительной улыбкой.

Его глаза по–прежнему темные. Когда он такой... я всё еще немного теряюсь. Он очень, просто очень повзрослел за последний год. При этом мне дико нравится то, что происходит. Вот такая противоречивая.

– Тогда заменим на стакан воды, – находится Домик.

– Постэкстазный! – предлагаю эпитет.

Матвей пожимает плечами, выходит из ванной и направляется в кухню, я же привожу себя в порядок. Тщательно вытираюсь и, замотавшись в розовое огромное, купленное специально для меня, полотенце, следую за ним.

– Постэкстазный стакан воды, – повторяю, а то он в первый раз как–то вяло отреагировал. – Как тебе? Я только что придумала.

Он жадно пьет из стакана, мы переглядываемся.

– Мне нравится, – отвечает, вытирая подбородок. Наливает еще воду и протягивает мне. – Постэкстазный глоток воды — самый долгожданный в жизни. Романтично.

Осушаю залпом половину. Правда –это самое вкусное, что пробовала.

– Идеально. Из одного стакана.

– Ага.

Матвей допивает за мной. Обнимаю его за талию, прижимаюсь. Целую в плечо несколько раз.

– Мы с тобой большие оригиналы, – говорю ему. – Что только ни придумаем.

– Так и есть.

– Удачно, что твоя бабушка сегодня у Паши. Я даже не думала, что мы увидимся, да еще и наедине побудем. Приятный сюрприз... Ай!

Не успеваю закончить: Матвей, наконец, насыщается постэкстазной водой, обхватывает меня за талию и легко приподнимает. Плюхает на стол.

– Дом! Мне неловко! – смеюсь, обнимая его руками и ногами. – Здесь бабуля твоя еду готовит, а ты меня...

Он встает между моих ног, подходит вплотную. Смотрит в упор. Прижимается губами к виску, а я замираю в его руках. Глаза закрываю и чувствую! Трепет внутри такой, что кожу будто тысяча крошечных птичек пощипывают. Боже... Еще.

– Это моя квартира, чувствуй себя комфортно, Рай, – басит он мне на ухо. – Ты что–то хотела спросить. – Целует в лоб, висок, щеку. – Я не забыл, – говорит серьезно.

Он очень часто в последнее время серьезный. Чаще, чем хотелось бы. Его напряженность и обеспокоенность придают опасную важность всему происходящему.

– А, да, было такое. Но я передумала. Забудь.

Мы целуемся.

– Так не честно! Ты обещала, – ругается меня.

– Давай позже?

– Юля, сейчас. Что случилось? Кто обидел?

Вздыхаю. Смотрю на его грудь. Касаюсь ее пальцами, глажу. Почему–то возникает странное ощущение, что в последний раз это делаю. Глажу его голого на его кухне. Мои глаза расширяются.

Быстро качаю головой, прогоняя глупости. Это же Дом, Домик. Он всегда был и будет рядом. Ничего не может случиться. Я обещаю самой себе, что это не последний раз. Что я еще буду сидеть на этой кухне на столе, а он будет смотреть на меня как на сокровище.

– Не хочу сейчас говорить о других девушках в твоей жизни, – произношу осторожно. – Не хочу ругаться. У нас только что был петтинг, мы оба кончили. И сделали постэкстазные глотки воды из одной емкости. Давай позже?

Он вздыхает. Обхватывает мое лицо ладонями, прищуривается.

– Каких еще других девушках? – не говорит, а словами как топором рубит. – Что ты выдумываешь, пока меня нет? Хоть наручниками тебя к себе пристегивай. Пока рядом — нормальный человек, нормальные мысли в голове. Ночь дома поспишь — и начинается! Это твой отец тебе опять мозг промыл на мой счет? Я встречаюсь с тобой. Ты мое всё.

– У него давно уже ничего такого не получается, – отмахиваюсь. – Сам знаешь. Я просто... Матвей... – Щипаю его.

Он вздыхает громче, идет к холодильнику, открывает его. Скептически хмурится.

– Я просто хотела спросить много ли у тебя девушек было до меня? – стараюсь говорить легко и непринужденно. Словно это совершенно неважно.

– А что? – достает оттуда палку колбасы, вертит в руке. Морщится и убирает обратно.

– Да так.

– Говори.

– Может, просто поревновать тебя захотела? – кокетничаю.

– Что–то было не так? – продолжает рубить.

– Мы никогда не говорили об этом. Ладно, забудь. Я и сейчас не хотела начинать. Взбрело в голову, не обращай внимания.

– Всё, что было, — осталось в прошлом, – говорит уклончиво.

И я поджимаю губы. Значит, было. Потом головой встряхиваю. Мы не будем из–за этого ссориться! Это было бы максимально глупо.

– Почему тебя это вдруг стало волновать, Юль? Я, может, не догоняю. Но я открыт. К информации, – ухмыляется.

– Информации? Хм, – тяну я.

Он вновь подходит, склоняется, начинает шею целовать, и я запрокидываю голову, обнимая его и поглаживая.

– Я вчера писала картину. Натюрморт. Два яблока и кувшин, – перевожу тему.

– Покажешь? – наконец–то с улыбкой! Фух.

– Конечно... если прекратишь меня... сбивать.

Он продолжает целовать. Добирается до ключиц, пробует развязывать полотенце, но я прошу не делать. Тогда возвращается к шее. Доходит до губ. Чмокает.

Потом мы идем за телефонами и заваливаемся на диван. Я быстро отвечаю маме, что провожу время с Матвеем и тот привезет меня поздно. Потом показываю Дому фото с обалденным натюрмортом.

– Нифига себе! – рассматривает он. – Я бы в рамочку повесил. И купил.

Я смеюсь и толкаю его в грудь.

– Ладно, это не совсем мой. Вернее, совсем не мой. Любашин. Вот мой.

Листаю фото. Матвей вымученно серьезнеет, вглядываясь в экран, начинает кивать, а меня разрывает от смеха! Я хохочу и обнимаю его. Целую в щеку.

– Ты не обязан!

– Мне нравится, – говорит он упорно.

Я же не могу перестать смеяться! На самом деле получилось вполне славно, но не после Любашиной работы, разумеется. Манера Матвея меня хвалить и боготворить за всё как теплое пуховое одеяло.

– Я бы в рамку повесил именно твою, – говорит Дом. – Честное слово. У Любы красиво, конечно, но как–то банально. Так любой художник нарисует. А у тебя с душой.

Хихикаю. Забираюсь к нему на колени, обнимаю и целую в губы. Заслужил.

– Это ж надо так втрескаться, Матвей Андреевич Адомайтис, – шепчу я, прогибаясь в спине. – Тебе чувства глаза застилают. Ничего не видишь перед собой.

– Я и так знаю всё, что мне нужно. – Шлепает меня по заднице, готовый закончить пустые разговоры.

А я... Я хочу поговорить с ним о Любе и ее мужчине Олеге. О том, что тот мне не понравился совершенно. И что мне кажется, что Любе не стоит с ним встречаться, но я совершенно не представляю, с чего начать! Мне хочется обо всем, что тогда обсуждали, рассказать Матвею в подробностях.

Останавливает страх – вдруг мы поссоримся после этого снова? Что если он начнет ревновать и беситься? Поэтому тяну время. И мы просто целуемся.

Возможно, стоит начать этот разговор, когда мы сядем в машину...

Матвей отстраняется, заглядывает в глаза и спрашивает:

– Что тебя беспокоит?