Замки роз: нерассказанные истории

Все мои душевные силы сейчас направлены только на одно. Лишь бы не разреветься! Вот этого Сесиль ни за что не пропустит и никогда мне не простит. Она как хищник, который идёт на запах крови. Ни в коем случае нельзя показывать ей, как больно.

Замечаю вдруг, что Кэти никуда не ушла, стоит справа от меня и смотрит так жалостливо, что зареветь хочется ещё сильнее. Ох, а я, кажется, уже третье пирожное поедаю… Что она подумает о моих манерах?

- Когда переживаю, всегда хочется сладкого… - поясняю, смутившись. И делаю ещё хуже, потому что эклер прожевать не успела, а горло так стянуло спазмом от непролитых слёз, что даже проглотить не получается. Господи, позор какой! С набитым ртом разговаривать – такого я себе даже с девочками в Обители не позволяла. Но сегодня точно не мой день.

И словно для того, чтобы доказать мне, что всегда есть куда падать ещё ниже по шкале отчаяния, на звук моего голоса, как змея на хруст ветки, поворачивается Сесиль.

Шипит ядовито:

- Хватит наедаться, как свинья! Прекрати меня позорить! А впрочем, с такой-то компанией неудивительно, что ты растеряла все манеры.

Это она о ком?

Таращусь на неё в удивлении, а потом до меня доходит, что про Кэти. Вот этой несправедливости я не могу вынести! Когда это моя мегера-сестра успела заточить зуб на неё? Открываю рот, чтобы сказать, что моя новая подруга – самая воспитанная, чуткая и отзывчивая девушка на свете, но снова забываю про проклятый недожёванный эклер.

Который немедленно застревает у меня в горле.

Я начинаю кашлять, как туберкулёзница, из глаз слёзы стыда, крошками испачкала всё платье. Все вокруг замолчали и уставились на меня. Сестра начинает стремительно багроветь.

Кэти испуганно охает и принимается хлопать меня по спине.

Воздуха не хватает, прилипшие к горлу крошки ощущаются, как будто в меня стекла насыпали.

Подступают панические ощущения, что сейчас я умру.

- Вот, возьмите! – спокойный мужской голос. Собранный и чёткий.

Паника отступает.

Я не умру.

В поле зрения оказывается широкая мужская ладонь с выпуклыми венами и длинными красивыми пальцами, в которой тонкая ножка хрустального бокала кажется совсем хрупкой.

Залипаю на руку и не сразу понимаю, что бокал предназначается мне. Солнце бросает яркий блик на прозрачную воду, которая слегка покачивается, пока мужчина терпеливо ждёт, что я соображу.

Да. Это именно то, что мне было нужно.

Выхватываю бокал торопливо… случайно задеваю чуть прохладную кожу мужской руки. Светлая такая кожа. Вряд ли этот человек много бывает на солнце. От неловкого прикосновения бегут мурашки. Время растягивается, замедляется, и пока моя ладонь поднимает бокал к губам, в голове скачут пугливые мысли.

Я же обычно как огня боюсь мужских касаний, даже самых обыденных и светских. Но сейчас меня накрывает длинная тень, и я чувствую всем телом – совсем рядом со мной стоит кто-то очень высокий и массивный. И рука с длинными красивыми пальцами не торопится уходить из поля моего зрения, вольготно устроилась на белой скатерти стола чуть левее меня. А я не делаю попыток отпрыгнуть, как должна. На коже горит след мимолетного касания, как ожог.

Я… веду себя неприлично?

Прикрываю на мгновение глаза.

В горло льётся прохладная жидкость. На губах остаются капли. Ничего вкуснее в своей жизни не пробовала.

Слишком близко. Чувствую тепло чужого тела. На меня направлен внимательный, пристальный взгляд с высоты.

И вот как раз теперь, в самый неподходящий момент надо было подуть, наконец, этому капризному ветру. Чтобы донести до меня терпкий лесной запах мужской туалетной воды. То есть, я так думаю, что это, наверное, она, потому что не очень разбираюсь. Я не привыкла принюхиваться к мужчинам – но сейчас хочется, чтобы разобрать составляющие. Кажется, мне сегодня основательно напекло голову, если туда лезет подобная чушь.

Давай, Николь! Срочно, как можно скорее шаг в сторону!

Это же… всего лишь дань вежливости? Не дать девушке задохнуться – что в этом такого?

Стоять так близко и коснуться чьей-то кожи. Я же не специально! Мне кажется, даже Всеблагая не стала бы ругать меня за то, как я веду себя в такой нестандартной ситуации. Хотя… нет, эта змея, пожалуй, предпочла бы, чтоб лучше я подавилась.

Время по-прежнему тянется так медленно, что между двумя ударами моего сердца целая вечность. Хочу обернуться, и в то же время боюсь до чёртиков. Я ни разу в жизни не ощущала так остро чей-то взгляд. Или этот человек умеет смотреть по-особенному?

Чтобы откашляться, мне пришлось согнуться над столом, и теперь, вцепившись левой ладонью в его край, пытаюсь вернуть дыхание в норму.

Моя ладонь и его рядом.

Моя, пухлая, округлая, с коренастыми пальцами и коротко стриженными ногтями. С заусенцем на большом пальце, который грызу, когда переживаю. И его – красивая, аристократическая, крупная, с длинными пальцами пианиста. Или художника. Как на картинах старых мастеров.

Отдёргиваю руку.

Спешно возвращаю, не глядя, бокал.

- Ох, спасибо, вы мне так помогли…

Голос не слушается. Вот бы мужчина ушёл уже куда-нибудь подальше. Может, тогда я рискну поднять глаза и посмотреть, хотя бы в спину. Пока я видела только белый рукав мундира, по виду офицерского. Наверное, из королевской гвардии?

Мужская ладонь прекращает смущать меня и проламывать своим весом несчастный стол. Принимает у меня бокал, убирает куда-то. Её обладатель выпрямляется, снова оказывается слева и чуть позади от меня, но никуда не уходит. Я это присутствие ощущаю физически, распознаю по тому, как крохотными иголочками покалывает тело там, где касается чужой пристальный взгляд.

Кэти гладит меня по спине. А я и забыла уже о подруге, как стыдно...

- Дыши, милая! Всё хорошо, просто спокойно дыши! Всё пройдёт сейчас!

От её прикосновений и правда легчает. Горло перестаёт саднить, в лёгких исчезает жжение, и битое стекло наконец-то куда-то пропало. Рискую встать ровно и кое-как вытереть ресницы, на которых, кажется, всё же проступили слёзы.

Время наконец-то вернулось в нормальное состояние, потому что я снова слышу вокруг тихое жужжание чужих голосов. Стараюсь не вслушиваться. Уверена, там ничего для меня хорошего.

- Может быть, вам присесть? – поинтересовался всё тот же учтивый голос. Его обладатель и не думает никуда уходить, а значит, если я хочу на него посмотреть, мне придется набраться смелости и поднять глаза.

Скольжу взглядом по белому рукаву, идеально выглаженному, без складочки. И выше. Золочёные эполеты. Значит, всё-таки офицер.

Слегка разворачиваюсь корпусом, поднимаю голову. Потом ещё чуть выше поднимаю, ведь выясняется, что я не рассчитала, насколько этот офицер меня на самом деле выше, и в поле моего зрения сначала попадает лишь крепкая шея с выразительным кадыком над расшитым золотом воротником-стойкой.

Сглатываю комок в горле. Надо что-то ответить, неприлично молчать в ответ на вопрос.

- Нет-нет, спасибо, всё уже…

Наконец-то запрокидываю голову достаточно высоко.

И словно выстрел из арбалета в упор – пристальный, неподвижный взгляд голубых глаз.

Широкий разворот плеч, узкая талия, затянутая кожаным ремнём, статная выправка кавалериста, меч в ножнах на боку. Стоит абсолютно неподвижно, заложив руки за спину. Он и правда весь в белом – этот чужой мужчина. Как герой того романа, которым я зачитывалась когда-то. Которого видела во сне потом очень и очень долго, только без лица. Почему-то от этого совпадения начинаю краснеть. Я просто знаю, что прямо сейчас стремительно приближаюсь цветом к варёному раку, потому что щеки и кончики ушей горят. Надо срочно сказать что-то вежливое и улепётывать.

А я продолжаю стоять как столб и пялиться.

Надо было догадаться, что с такими руками и всё остальное должно быть красивое. Лицо тоже как с портретов – аристократическая бледность, красиво вылепленные черты, высокие скулы, прямые брови, точёный крупный нос. Аккуратные усы и коротко подстриженная бородка прячут очертания губ, но я уверена, что на них нет насмешливой улыбки. Потому что голубые глаза предельно серьёзны.

И смотрят как будто прямиком мне в голову.

Я теряюсь ужасно и нервно оглядываюсь – вдруг мне показалось, и этот красивый офицер на кого-то другого так смотрит? Ведь не может же быть, чтобы на меня.

Но вроде бы, в непосредственной близости от нас никого нет, даже Кэти сделала шаг назад, а все остальные и вовсе стоят так далеко у противоположного края стола, шушукаясь за веерами, будто вокруг меня круг мелом прочертили – «к этой позорной девице не приближаться».

Мой испуганный взгляд снова возвращается на прежнее место. В ловушку голубого взгляда.

У мужчины светлые, коротко стриженные волосы, но тёмные брови. Он вопросительно приподнимает одну, и в гипнотизирующей голубой бездне я читаю весёлое удивление. Как будто он понял мои сомнения. И теперь улыбается одними глазами – почему ты решила, что я смотрю на кого-то другого?

А я не знаю.

Наверное, потому что на меня никто никогда так не смотрел.

Как будто смотрит именно на меня. Как будто видит только меня сейчас. Не думает о ком-то другом. Не сравнивает ни с кем. Не ищет недостатков. Просто вглядывается внимательно и пытливо так, будто хочет узнать этого человека перед собой. Будто ему в самом деле интересно, кто я и что скрывается…

Под маской.

Там, где вечно со всеми милая, улыбчивая и очень-очень вежливая девушка прячет свою плачущую, израненную, одинокую душу.

На секунду пугаюсь, что он и вправду увидел меня сейчас такой.

Потому что взгляд сощуривается строго, и следующий мой порыв предупреждает – не смей убегать!

Я уже делала шаг назад, но от властного приказа этого взгляда мои ноги сами собой отказываются повиноваться собственной хозяйке, и я послушно останавливаюсь.

И я понятия не имею, что было бы дальше – наверное, ляпнула бы какую-нибудь отчаянную глупость, и всё равно опозорилась бы. Но в это мгновение на меня сзади налетел ало-золотой парчовый вихрь и грубо оттеснил плечом с траектории голубого взгляда.

- О, умоляю, простите мою сестру за неловкость! Она воспитывалась в глуши и несколько… неуклюжа. Николь, ты же собиралась подняться к себе? Отдохни, дорогая, ты, верно, устала!

Мне как будто пощёчину дали. И вывели из того странного гипнотического состояния, почти транса, в который меня погрузили эти глаза.

Я настолько привыкла к ядовитым шпилькам Сесиль, что научилась воспринимать их стоически. Мне так казалось до этого момента. Потому что терпеть унижение при этом мужчине, понимать, что каждое слово сестры – правда, и знать, что в следующее мгновение этот голубой взгляд будет так же внимательно разглядывать мою сестру… а там, без сомнения, не отыщется ни одного недостатка, и зрелище будет намно-о-ого более приятное!..

Это было выше моих сил.

Я даже не сказала ни слова, не попрощалась, не поблагодарила. Полностью подтвердила тем самым слова сестры. Дикая невежа, без понятий о приличиях. Просто развернулась, подхватила юбки и бросилась бежать.