Будь моим Пассажиром

— Погоди силы пробовать, мелкий, — тихо сказал ему Птаха, когда они вышли пройтись до Исаакиевского собора.

— Ты… заметил? — Вадик сам знал ответ, хотя помнил, что Птаха даже не оборачивался в его сторону.

— Не могу не заметить. Ты мой Пассажир. Так вот, сейчас даже я в другую версию не перейду, самое большее — что-то мелькнет на пару секунд. И даже мне это будет тяжело. Не трать зря силы, успеется еще.

— А теперь, я думаю, хватит с нас имперского блеска, — улыбнулся Форестер, оборачиваясь к ним. — Давайте просто прокатимся по городу. А лучше даже пройдемся, тут есть интересные маршруты.

Вадик все равно не удержался и решил еще раз поэкспериментировать. Сейчас-то они идут пешком! Форестер как раз говорил о том, почему в ряду домов то и дело попадаются пробелы — дом разрушен бомбежкой, строить заново не хватает места… Вадик задержал взгляд на глухой стене — и мир вокруг утратил краски, как на старой фотографии. Вместо пустыря с густой травой — обломки стен, слепые окна, лучи прожекторов в небе… Может, конечно, это просто игра воображения, сколько он старых фотографий пересмотрел, да и Форестер рассказывал так эмоционально, словно сам все видел, но Вадику стало холодно в теплый осенний день. Он отвел глаза — мир вернулся на место. Но то и дело возникало чувство, что все это только кажется. Как здание на реставрации затягивают тканью с его же изображением. А изнутри просвечивает. Вот да, иного слова Вадик подобрать не мог — сквозь этот город что-то просвечивало.

— Уши оборву, — прошипел Птаха. — Руку дай.

— Ну я маленький, что ли? — возмутился Вадик… и споткнулся на ровном месте. В глазах откровенно плыло.

— Что я и говорил, — Птаха сам подхватил его под локоть. — Рано еще! И нашел же, куда лезть, в самые стремные варианты! Понимаю, что они же самые впечатляющие, но тебе там пока что делать нечего!

Вадику было стыдно — ну действительно, предупреждали же его — но он не мог не отметить это «пока что». И радовало, что, как только Птаха стиснул его руку, мир окончательно встал на место, стал цветным и прочным. Форестер, похоже, и вовсе ничего не заметил.

— А теперь, юный Энакин, — сказал он, кивнув на вход во двор, — я покажу тебе то, что прямо просится в твой блокнот. Фотосъемка — это прекрасно, но тут надо руками.

Вадик увидел двор, похожий на огромный колодец. Конечно, дома вокруг были не слишком высокими, с Верхним городом и близко не сравнить, но двор был таким тесным и узким, что казалось — стены уходят вообще в небеса. Здесь, наверное, можно было без особого усилия перекинуть что-нибудь соседу напротив. Вадик долго стоял, задрав голову и глядя в небо, которое выглядело маленьким далеким пятачком. Да, это определенно стоило зарисовать. А на рисунке добавить этажей.

Подворотня, через которую они попали сюда, была не единственным входом — еще одна привела их в такой же двор, за ним — еще один… Форестер рассказывал, как удобно было всяким революционерам бегать по таким дворам от всякой полиции, а Вадик понимал — будь он революционером, он бы сам тут первый и заблудился. Форестер, судя по всему, и сам переставал понимать, куда они идут и в какую сторону выбираться. А тут еще в одном из дворов попалась компания очень мутных на вид типов. Вадик с такими столкнулся ровно один раз, и хватило на всю жизнь. Именно такие когда-то едва не убили его самого. Взгляд, которым один из типов окинул элегантный плащ и длинные волосы Форестера, нельзя было перепутать ни с чем. Черт, Форестер ведь не умеет драться… Вадик потянулся к ножу на поясе, но Птаха перехватил его руку. «Пока не лезем», — шепнул он.

Форестер тем временем шагнул прямо к этим мутным типам, сияя улыбкой. Вадик почти физически чувствовал их желание впечатать эту улыбку в ближайшую стену сквозь череп.

— Вас-то мне и надо! — радостно произнес Форестер. — Народ, набережная в какую сторону?

— А… Э… Туда, — показал тот же самый, который только что недобро косился на Форестера.

— Спасибо! — еще радостнее отозвался Форестер и жестом позвал Птаху и Вадика за собой. Вслед долетело озадаченное «э… пожалуйста».

— Это как вообще? — шепотом поинтересовался Вадик, когда Форестер ушел вперед. Птаха улыбнулся не менее лучезарно:

— Это Форестер. Думаешь, как он ухитряется со всеми своими путешествиями и съемками ни во что не вляпаться? Он, по-моему, искренне и твердо убежден, что так и должно быть. Ну и потом — он гораздо смелее, чем хочет показаться. А такие вот, — он кивнул назад, — прекрасно чуют, кто их боится, а кто нет. И во втором случае еще подумают, связываться ли.

Он еще понизил голос и проговорил едва слышно:

— Надо сказать, в свое время были деятели из Внешних, которым Форестер активно не нравился. Мол, что это за Внешний с такими повадками, всю картину нам портит, и вообще… — он выразительно чиркнул пальцем по горлу. — Ну… мы с Некромантом доходчиво разъяснили, что дело иметь придется не с Форестером, а с нами. Больше желающих как-то не находится.

Вадик подумал, что с той скоростью, с какой распространяются слухи и легенды, одно явление Птахи и Некроманта в тандеме должно было навеки отбить желание вообще даже смотреть в сторону кого-то похожего на Форестера. Уж если веселая Тундра в фольклоре ухитрилась превратиться в жуткий призрак, Форестеру с его обликом аристократического вампира отлично подошел бы сюжет про какую-нибудь проклятую душу, с которой нельзя иметь никаких дел, а то…

— Чего смеешься? — обернулся Форестер. Тьфу, старался же вроде в рукав ржать — видимо, не получилось.

— Да забавно вышло с этими, во дворе, — почти честно ответил Вадик. Форестер чуть поднял бровь:

— А я давно заметил, что любезность — лучшее оружие. Такие граждане обычно не ожидают, что их могут просто вежливо попросить о помощи. Пока осознают, что это было, меня уже нет.

В его карих глазах мелькнул лукавый огонек. Да, Птаха был прав — Форестер смелее, чем кажется. Может, он и не боец вроде того же Птахи, но ему, похоже, и не надо. Форестер тем временем продолжал:

— Я же с фотоаппаратом где только ни лазил. Потом слышал, что я чокнутый, что в такие края если и соваться, то с дробовиком и полной готовностью пустить его в дело… А мне в основном удавалось просто договориться. О, смотрите-ка, вот мы и вышли. Правильно нас сориентировали.

И действительно, его улыбка выражала, что никак иначе просто и быть не могло. Вадик еще раз оглянулся на лабиринт дворов. Дурацкие тени — трещины на старой стене очень натурально складывались в осевший на землю силуэт в длинном плаще. Если вдуматься, до этого было очень недалеко. Даже Птаха, наверное, вряд ли успел бы вмешаться… Да что за чушь, ведь действительно, договорились же! Но видение оказалось на редкость настойчивым. «Мало мне собственной дохлой тушки было!». Почему-то казалось — если это зарисовать, оно отстанет. Вадик быстро схватился за блокнот. Действительно, когда рисунок был готов, трещины стали просто трещинами, а тени — просто тенями. Но Птаха, взглянув через плечо, с усмешкой проговорил: «По рассказам — тоже моих рук дело». Вадик показал ему кулак.

— Прогулка по рекам и каналам! — заголосил рядом мегафон. Вадик подумал, что ему продолжает мерещиться что-то не то. Чтоб человек вот просто так стоял на набережной и зазывал на экскурсию, не через организованные группы и кассу? Но Форестер щелкнул пальцами — мол, то, что надо! — и подошел к источнику звука.

— В Большую Неву идете?

— Конечно! — парень с мегафоном вывалил длинный ряд названий. — Три места осталось, отправляемся через десять минут!

— Отлично! — Форестер просиял, словно эта экскурсия была подарком лично ему. — Птах, вы пока садитесь, я плащ в машину заброшу, а то на катере с ним неудобно.

Вадику очень не хотелось разделяться. Как будто присутствие Форестера делало все это настоящим, а без него опять будет зыбкая муть, просвечивающая сквозь солнечный день… Птаха все понял и взял его за руку. Все в порядке. Река, дома, катер, в катере вон еще несколько человек сидят. Семейство с ребенком опасливо покосилось на них с Птахой. Вадик попробовал представить со стороны — ну да, эталонный «плохой парень» со шрамом на коротко стриженной голове и длинноволосый тинейджер с рассеченной бровью и располосованной рукой, как есть шпана. Тот шрам ведь по-прежнему и близко не собирался никуда деваться, даром что Птаха — Вадик помнил это как сейчас — полоснул совсем легко. Нож был закрыт полой ветровки, и то хорошо. И по контрасту — вернувшийся Форестер в своей стильной водолазке и, несмотря на ветер, как только что из парикмахерской. Вадик невольно поправил волосы, хотя понимал, что смысла в этом мало.

Странное дело — как только катер отошел от причала, мир встал на место. Вокруг — только руку протянуть — холодная темная вода, но она уже не пугала. Парень с мегафоном бубнил про дворцы и мосты, половину всего этого Вадик помнил по рассказам Форестера, но было это где-то очень далеко. И такое… словно приделанное украшение или ширма. Настоящей была вот эта вода, гулкий плеск под мостами, иной раз похожими на целый туннель, и камень набережных. А потом, как и было обещано, катер вышел в Большую Неву, в лицо ударил ветер, и Вадик сдержал радостный вопль, только чтобы не пугать народ. Потому что вот это все было живым и правильным. Он оглянулся назад — ни пустых берегов, ни развалин, яркая бирюза Зимнего дворца никуда не делась. Но теперь он знал. И возвращаться было немного жаль.

— Ничего себе, дело к вечеру! — приглушенно охнул Форестер. — Народ, вы б хоть слово сказали! Я, конечно, сам хорош, заболтался и забыл про все на свете, но я разливаться соловьем могу хоть неделю. Кататься — примерно столько же.

— Все тут Внешние, — коротко сказал Птаха. — Ты это к чему?

— К тому, что я свинья и что вас надо кормить! Дома, конечно, много всего, но мы сейчас из города выковыриваться будем до посинения.

— Давай лучше поедем, — неожиданно сказал Вадик. Форестер озабоченно взглянул на него:

— Ты уверен? Я, конечно, еще пару часов точно проживу, о Птахе и говорить не приходится, но я как раз за тебя беспокоюсь, ты ж растущий организм. Еще и очень быстро растущий, меня вон почти догнал!

— Поехали, Форестер, — настойчиво повторил Вадик. Он сам не вполне понимал, в чем дело, но ему невероятно не хотелось оставаться здесь до темноты. А если они пойдут куда-нибудь ужинать, так и получится. Форестер заглянул ему в лицо:

— Что-то не так? Тебе не понравилось?

— Не, тут не в этом дело, — Вадик с трудом подбирал слова. — Тут здорово, и красиво, и ты очень классно все рассказываешь, я в кои веки с этими архитекторами и стилями понял, что к чему. Но оно тут все какое-то…

Он запнулся. Говорить или нет? Форестер ведь, наверное, ничего такого не видит… А с другой стороны, что за черт, Птаха правильно сказал — все тут Внешние, еще не хватало что-то скрывать. Форестер ждал ответа, и Вадик наконец сформулировал:

— Тут все какое-то зыбкое. Вот ты рассказывал про войну и все эти дела, и прямо как будто все это до сих пор здесь. Вот только глаза отведешь — и оно тут. А город, который сейчас — это так, сверху. Наверное, как полная шиза звучит…