Изгнанники Зеннона

Дома я собиралась сразу же ускользнуть в свою комнату, чтобы оказаться наконец в одиночестве, но у подножия главной лестницы меня остановил Гаэн, наш дворецкий. Мне почудилось, что кончики его седых усов виновато встопорщились, когда он произнес:

– Госпожа Вира, ваш дядя желает видеть вас в своем кабинете.

Мое сердце ухнуло вниз, и потребовалось несколько секунд, чтобы ко мне вернулся голос:

– Спасибо, Гаэн.

…Я сжала кулак и уже готовилась постучать, но заметила, что рука немного дрожит. Опустив руку, выдохнула. Сотни раз я стояла перед этой дверью и никогда не могла постучать с первого раза. Внушительная, по-зеннонски строгая, безо всяких изысков, дверь была прямо под стать дяде.

Как же я ненавидела эту дверь. Что ожидает меня по ту сторону?

Дядя никогда не занимался со мной в выходной, в день Предков. И, кроме как для занятий, почти никогда не вызывал в свой кабинет.

Нелла ведь не успела донести дяде про Сады? Мне с таким трудом удалось добиться от него разрешения их посещать. Он опасался, что может произойти что-то подобное, говорил, что это неоправданный риск. А я вдобавок упросила Неллу отпустить меня одну. Если дядя узнает, то придет в ярость. А его гнев, холодный и молчаливый, куда хуже раздражающих замечаний и поучений Неллы.

Я по привычке крепко сжала левое запястье, где под рукавом платья скрывался сделанный мамой браслет. Пожалуйста, мама, помоги. Выдохнув, я пригладила волосы, убедилась, что пряди не выбились из прически, и наконец постучала.

– Входите! – голос дяди прозвучал резко и раздраженно. Дядя не любил, когда его заставляют ждать, а я заставила – минут пять, не меньше.

Влажной ладонью я схватилась за начищенную до блеска дверную ручку и потянула. Дверь открылась с трудом, но, как всегда, беззвучно, и на меня повеяло запахами бумаги, чернил и сургуча. Дядя в белой форме Советника, которую не снимал даже дома, сидел совершенно прямо за массивным дубовым столом. В окна с неизменными зелеными шторами заглядывало весеннее солнце. Но даже оно не могло смягчить официальную обстановку кабинета.

– Вира, садись, – дядя нахмурился, наверняка не в духе от моей медлительности.

Стараясь не споткнуться, я торопливо пересекла оливкового цвета ковер, который в детстве казался мне бесконечным. Книжные шкафы, диван с кофейным столиком, два высоких сейфа с камнями, портреты на стенах – всё словно взирало на меня с неодобрением.

На деревянных ногах я подошла к столу, где, как всегда, царил образцовый порядок. Из-за спинки высокого стула часть стола была не видна, и на секунду я замерла, ожидая увидеть там серебряный поднос с очередным камнем. Но облегченно выдохнула, убедившись, что подноса нет. Значит, всё-таки не занятие.

Дядя нетерпеливо поправил перед собой бумаги, а я села напротив. Не давая мне опомниться, он сразу же приступил к делу:

– Вира, через месяц тебе шестнадцать. Пора поговорить о твоем будущем.

Я внутренне напряглась, мельком подумав, что, пожалуй, предпочла бы разговор о Садах.

Светло-карие глаза дяди задержались на мне лишь на мгновение, потом скользнули вбок, туда, где висел портрет моего отца. Через несколько лет дядя станет похож на своего старшего брата – у него были тот же высокий лоб и крупный нос, те же смоляные усы и небольшая, с проседью, бородка. Но, несмотря на похожие морщинки вокруг глаз, у дяди никогда не бывало такого теплого выражения лица.

Дядя вновь посмотрел на меня. Не выдержав, я опустила взгляд на руки, сложенные на коленях. Его голос прозвучал сухо, словно он читал речь на одном из заседаний Малого совета:

– Я сожалею, что с самого начала выбрал неправильную стратегию. Мне следовало учесть подобный вариант развития событий. Но я надеялся – до последнего надеялся, – что удастся пробудить твой дар, сделал всё для этого возможное. И упустил время. А следовало безотлагательно пустить слух, что, вопреки таланту отца, твой дар слабее, чем у простой крестьянки.

Несмотря на страх, я почувствовала, как внутри меня запульсировал гнев, и впилась пальцами в плотную ткань платья. Слова дяди задели меня за живое. Не из-за сравнения с крестьянкой, нет. Меня вывело из себя то, что я не услышала в дядином голосе искреннего сожаления. А ведь, если бы он тогда поступился своей гордостью, моя жизнь была бы совсем другой.

Вот мое первое четкое воспоминание: я сижу за огромным столом, ноги на специальной подставке – иначе не достают до пола. Передо мной на серебряном подносе медового цвета камешек, совершенно гладкий от постоянного использования. В этом камне – вся моя надежда. Если он отзовется на мое прикосновение, если я увижу его силу… Сбоку нависает серая фигура наставника, а где-то за спиной – я лопатками ощущаю его взгляд – стоит дядя. Наконец я протягиваю дрожащую руку и касаюсь игния. И чувствую, словно подставку выбили из-под ног. Вместо ожидаемого тепла – прохлада, вместо нитей силы, о которых рассказывал наставник, – пустота. С отчаянием сжимаю камень и внутренне умоляю его: «Пожалуйста, отзовись!» Но в ответ получаю молчание.

Наконец я опускаю игний и виновато качаю головой, не в силах даже взглянуть на наставника. Я знаю, что не справилась, и знаю, что должна была. Наставник говорит дяде о том, что дар у всех просыпается по-разному, вполне возможно, четыре – это слишком рано. Приободрившись, я набираюсь смелости, чтобы обернуться. Но лучше бы я этого не делала. Если бы в тот момент с дядиного лица сняли слепок, то вышла бы идеальная маска полного разочарования.

С тех пор эта сцена повторялась сотни раз, неизменно с тем же результатом. Через какое-то время наставник перестал появляться и дядя сам следил за моими мучениями. Он всё никак не желал сдаваться.

Когда Прародители – Серра и Иалон – с детьми, Первыми, как их потом стали называть, пересекли Штормовые моря и высадились на землю, Серра пробудила самый первый камень и благословила даром камневидения своих детей и внуков, а через них – и всех своих потомков. Каждый человек обладал этим даром: от простых крестьян и рыбаков до Первых советников. Степень одаренности была разной, но дар был у всех. Кроме меня.

Но не только это не давало дяде покоя. Его старший брат, мой отец, был гениальным камневидцем, благодаря которому город сейчас спал в безопасности, а мне, его дочери, было не под силу разбудить даже жалкий игний, уже стертый от частого использования. Любой в Зенноне справился бы с этим без труда.

Эта пытка прекратилась, только когда мне исполнилось десять – к этому возрасту дар проявлялся абсолютно у всех. Но, похоже, единственный дар, который мне достался, – это разрушать возложенные на меня надежды.

Всё бы сложилось по-иному, если бы не дядина гордость. Он так никому и не сообщил, что мой дар не проявился. Вместо этого он договорился с руководством школы, чтобы меня освободили от занятий камневидением, – он собирался заниматься со мной лично. И ему, Советнику первого ранга, с легкостью это позволили. Все решили, что раз уж такой сильный камневидец берется за меня, значит, талантом я пошла в своего отца. На самом деле дядя всего лишь объяснял мне теорию, чтобы меня не выдало собственное невежество.

Так с дядиной подачи все стали считать меня подающей надежды камневидицей, и, чтобы поддерживать эту иллюзию, мне пришлось лгать всем и каждому, не только в школе, но даже дома. Из всех слуг о моей аномалии знали только дворецкий Гаэн и его внучка Рози, моя горничная. И гувернантка Нелла, разумеется.

Дядя побарабанил пальцами по лежащей перед ним бумаге. Только теперь я заметила, что это письмо, и сердце неприятно замерло. Он посмотрел на миниатюрную статую Зеннона на своем столе. Основатель города в наглухо за стегнутой мантии держал в руках раскрытую книгу Закона. Дядя на мгновение прикрыл глаза, словно у него разболелась голова.

– Ректор Академии камневидцев еще полгода назад с пылом заверял меня, что они ждут не дождутся того дня, когда дочь Эрена Линда окажется в их рядах. А месяц назад сам Первый советник осведомился, собираешься ли ты поступать в Академию. Естественно, мне пришлось ответить утвердительно.

Ошеломленная, я встретилась с дядей взглядом.

– Но ведь я…

– Да, я знаю, что Академия – последнее место, где тебе следует находиться. И всё же у меня не было выхода. Привлекать внимание к твоей… аномалии крайне нежелательно.

Дядя слегка поморщился, словно раскусил кисличную палочку.

– Я проанализировал все имеющиеся варианты и нашел оптимальный. Через неделю состоится помолвка, а через полтора месяца ты выйдешь замуж.

Мне показалось, что дядя вдруг заговорил на древнесеррийском. Какая еще помолвка? Что значит «замуж»?

Весь мой гнев неожиданно испарился, словно по венам потекла ледяная вода. Через неделю? Видимо, меня настигла кара Зеннона – за то, что осмелилась сегодня оскорбить своей ложью его возлюбленную Дею.

Дядя сильнее забарабанил пальцами по письму, избегая моего взгляда:

– Замужество – твоя единственная возможность скрыть отсутствие дара. Если ты не поступишь в Академию, возникнут вопросы. Нежелательные вопросы, на которые будет трудно ответить в удовлетворительной манере. Если же ты выйдешь замуж, всё спишут на нежные девичьи чувства, которые не позволяют оставить новоиспеченного мужа. Оптимально, если ко времени поступления можно будет намекнуть и на готовящееся пополнение семейства. Ты всецело посвятишь себя семье и детям, и постепенно вопросы у всех отпадут сами собой.

Я сидела, неприлично вытаращив глаза, с приоткрытым ртом. Я не ослышалась? Оптимальный вариант? Он что, шутит?

Только я никогда не слышала, чтобы дядя шутил. Я попыталась хоть что-то сказать, но слова застряли где-то в легких.

Дядя, поправив идеально стоявшую чернильницу, по-своему истолковал мое молчание:

– Понимаю, что всё это весьма скоропалительно. Но дело в том, что найти жениха для тебя было очень непростым делом с учетом всех обстоятельств. Только сегодня я наконец получил окончательное согласие касательно одного кандидата.

Он взял в руки письмо и пробежал взглядом по первой странице. Как завороженная, я уставилась на ровные строчки, выписанные размашистым почерком. Внезапно мне стало нечем дышать.

– Хе́йрон Бернел, – сказал дядя сухим тоном. – Сын Огаста Бернела, главы торгового дома «Бернел и Родд».

Против воли мои брови взлетели.

– Хейрон? Его зовут как… любимого пса Зеннона?

– Очевидно, так, – лицо дяди оставалось абсолютно бесстрастным, словно в таком имени не было ничего необычного. – Как бы то ни было, это законопослушная семья, достаточно обеспеченная, хотя их состояние значительно пошатнулось после прекращения торговли с Альвионом. Молодой человек как раз заканчивает основной курс обучения в Академии камневидцев. Говорят, амбициозен, не желает идти по стопам отца, метит в Советники. При иных обстоятельствах мы могли бы рассчитывать на кого-то более соответствующего твоему статусу, но, увы, выбирать не приходится.

Дядя сказал еще что-то о матери Хейрона и их имуществе, но всё прошло мимо меня. Силой воли я заставила себя снова прислушаться.