Фамильная нечисть Долоховых

— И моей жене? — спросил я. — Ведь в ней нет моей крови.

— Всем, кого вы велите защищать…

— А можешь избавить меня от браслета и от цепочки?

Вампир, или кто он там был, взял мою руку, посмотрел на браслет — и вдруг перекусил его, выплюнув обломки. Точно так же он поступил и с цепочкой с зеркальным медальоном. В то же мгновение боль ушла безвозвратно. То, что осталось от браслета и цепочки, я сжег — палочка моя снова была при мне, Ахмед мне ее вернул, будучи уверенным, что ему удалось меня подчинить полностью.

Вампир поклонился мне до земли, а я повернулся к своим спутникам, намереваясь стереть у них воспоминание о моем разговоре с нечистью, коему они были свидетелями. Впрочем, это не понадобилось — они и так лежали без памяти. Я велел нечисти спрятаться где-нибудь, и ждать, покуда я не вернусь за нею.

— О, не извольте беспокоиться, хозяин! Я могу поместиться у вас в кармане! — воскликнул вампир — и тотчас уменьшился до размеров табакерки, после чего прыгнул ко мне в карман.

Приведя в чувство своих товарищей, я сказал им, что сия нечисть больше не будет их тревожить — и показал на кучку пепла, оставшуюся от сожженных орудий моих пыток. Они спросили мое имя и обещали поминать за здравие каждый день.

Возвратясь в лагерь, где меня уже не чаяли увидеть живым, я впервые с того дня, как попал в плен, заснул спокойным сном. А проснувшись, увидел, что нечисть сидит в изножье моей постели и точит свои когти. Заглянувший в палатку денщик перекрестился, попятился и хотел было выскочить наружу, но был пойман мною. Я велел ему держать язык за зубами под страхом сурового наказания.

В Яссах был подписан договор, по которому местные жители обязались содержать двадцать тысяч русского войска в течение года, и подарили графу Миниху двенадцать тысяч червонных. Мне же городской голова преподнес от имени всех горожан, избавленных от чудовища, золотые карманные часы с бриллиантами.

Вот так завершилось мое приключение, душенька. Скоро я буду дома и надеюсь увидеть вас в добром здравии. Целую тебя, ангел мой Тонечка, и Петрушу, и маменьку, и всех вас. Остаюсь преданный вам Никита Долохов».

Прочитав письмо, Антонида Васильевна не знала, что и думать — конечно, ей было ведомо о том, что ее муж — не обычный человек. Но вот так взять и привезти в дом нечисть, хоть и безвредную…

Вскоре стало известно, что Австрия заключила сепаратный мир с Портой, а значит, Россия, лишившись помощи союзника, не может продолжать войну. В Белграде начались мирные переговоры, а в Долоховке ждали прибытия молодого хозяина.

Когда Никита наконец приехал, Антонида Васильевна от радости забыла про все свои опасения насчет нечисти, да и увидела ее только раз — Никита велел странному существу убраться на чердак и никого не пугать, и отнюдь не причинять вреда никому в доме. И звать нечисть стали не вампиром — чтобы меньше боялась молодая барыня — а „мезантропом“: очень уж понравилось Никите, как произнёс сие заумное слово тот горожанин. Так и прилепилось к той нечисти слово, став, со временем, чем-то вроде то ли прозвища, то ли имени.

Денщик Никиты, Еремей, любил по вечерам в людской рассказывать девкам про нечисть басурманскую:

— Захожу это я утром в палатку к барину, а там сидит… оно! Зубишши — во! Когтишши — во! Так я и обмер весь… А барин мне и говорит — молчи, мол, не тронет оно тебя… Известное дело, барин — ученый… И не велит его упырем звать, а мезантропом только… Но я бы того мезантропа осиновым колом, либо серебряной пулей…

В общем, мезантроп в Долоховке прижился, никого не трогал, а раз в год глава семьи поил его своей кровью. Во время Пугачевского бунта мезантроп и вовсе защитил семью и имение от разбойников — говорили, что за версту от Долоховки их кони вставали как вкопанные, и дальше не шли.

А у крестьян долоховских не имелось особых причин злиться на господ — были они к людям снисходительны, почти не пороли никого. Да и нужды не было — как посмотрит барин, да еще взмахнет неприметной палочкой (всюду они эти палочки с собой носили) — так и невозможно его ослушаться, уж Бог его знает, почему… А ежели сильно рассердится — опять же палочкой своей взмахнет, и ты от боли света белого не взвидишь… Еще они умели зубы заговаривать и кликушечьи припадки снимать.

Детей своих Долоховы посылали учиться в Дурмстранг, так уж повелось. Одного, правда, отдали в Хогвартс — Василия Даниловича, правнука Никиты — так ведь не вышло из этой затеи ничего хорошего. Набрался Василий в Англии новых идей, и как в Россию вернулся, так в Тайное общество и вступил, потом в декабре 1825 года на Сенатскую площадь вышел. И после нескольких месяцев в Алексеевском равелине Петропавловской крепости был приговорен к вечной каторге. Вернулся он с Нерчинских рудников, когда новый государь, Александр Николаевич помиловал оставшихся в живых декабристов.

Шли годы, сменялись поколения, а мезантроп так и обитал на чердаке долоховского дома. К нему уже все постепенно привыкли, как будто он был здесь испокон веков. Даже деревенские бабы, хотя и пугали мезантропом непослушных малых ребят — но и они его всерьез не боялись.