Условие выхода

— Не смотрит, — говорит Малфой.

— Стыдится, — поясняет Снейп. Он покачивается, прижимается к её волосам и рукою ласкает её пылающее лицо. Наверное, сейчас он похож на сатира. — Но стыдиться тебе нечего, разве что собственной… опрометчивости. Что до зелья, то я готовил его специально для тебя. Даю слово, ты не сможешь с собою справиться, не стоит и пытаться. Просто наслаждайся.

— Плохо вы её знаете, — возражает Малфой, — она не стыдится, она презирает.

Он всовывает в неё пальцы, она со всхлипом втягивает воздух.

— …презирает себя, меня, вас…

Двигает пальцами в такт словам.

— Мы можем выжать её досуха…

Пальцы сгибаются, Гермиона хрипит, комкает и рвёт мантию под собой.

— …высосать из неё все соки…

Рука Малфоя движется всё быстрее.

— …она сдохнет здесь, кончая, но взглядом она нас не удостоит, — сорвавшимся от злобы голосом, — и как я это переживу?!

Он выдёргивает из неё пальцы, хватает её за бёдра, рывком придвигает к себе её содрогающееся тело, всаживается в неё — сразу весь. Гермиона, ахнув, обеими руками хватается за руку Снейпа. И Снейп склоняется над ней — она чувствует, как тяжело и горячо он надавливает и раскрывает её дрожащие губы — и в этом поцелуе она забывает о Малфое. И взрывается от этого поцелуя, и Малфой выскальзывает из неё… кажется, недостаточно быстро.

— Чёрт, — выдыхает он, — вот чёрт…

Гермиона слабо хихикает. Малфой шлёпает её по животу, от чего она хихикает громче.

— Я тебе посмеюсь.

Она, опираясь на локти, отползает назад, кладёт голову Снейпу на бедро, открывает глаза и показывает Малфою язык.

— Ах ты!.. — кажется, впервые в жизни у него нет слов, поэтому он шлёпает её ещё раз, звонко и больно.

— Давай… скажи… кто я? — последнее слово вырывается со стоном. Минутное облегчение проходит, невидимый ворот внутри поворачивается, натягивая все жилы, она тоже поминает чёрта и изо всех сил обхватывает себя руками.

— Просто вы ещё очень молоды, — снисходительно говорит Снейп Малфою, — возьмите, там на столе, с краю — склянка.

— Сам справлюсь!

— Справляйтесь, — разрешает он, обнимая и поглаживая сжавшуюся Гермиону, как кошку, — но помните, дама не может ждать.

— М-м-м? — уточняет Малфой, глядя на неё.

Он что, издевается?

— Сами справимся! — вспылила она, потому что нет, действительно, никакой возможности терпеть. Пытается лягнуть его, но он ловит её за ногу, придвигается ближе.

— Психованная, — полушёпотом тянет он, невесомо лаская её, — вредная, жадная, упрямая… Эгоистичная!

— Ой!

— Вот! Правда — страшная сила!

— Тогда скажи... всю правду...

— Какую тебе ещё?

— Скажи, кем ты меня считаешь? Скажи ещё раз. Не в спину, а в лицо. В глаза. Ну?

— Гермиона… — встревожено произносит Снейп.

— Молчите. Говори, Малфой.

На мгновение у него каменеет лицо, потом он жалобно поднимает брови и жалобно говорит:

— Я лучше пойду, — он встаёт. — Я её боюсь, такую. Вы с нею справитесь?

Она вырвалась из рук Снейпа, метнулась к ногам Малфоя, обняла их.

— Скажи же, — молит она, — пожалуйста, скажи!

— Господи, Бяша, не сходи с ума! — он опускается на колени и принимается обнимать Гермиону. — Чёрт бы вас подрал с вашими зельями, она совсем не в себе!.. Ну сболтнул я, ляпнул! Ну прости, прости мой грязный язык!

— Скажи, — шепчет она, целуя и гладя его лицо, — скажи…

— Маленькая, не надо. Прости.

— Скажи, — она целует его шею, плечи, выступающие жёсткие кости ключиц, грудь — здесь в неё так страшно ударяет его сердце, что она замирает, прижимается лицом, зубами, стонет, пугаясь себя, своего жуткого, противоестественного желания выгрызть, вырвать из него это сердце, почувствовать его в руках, как когда-то сердце Снейпа.

Он обнимает её — прости-прости — потом отстраняет её от себя, целует в веки, в губы — успокойся…

— Скажи, — выдыхает она, — громко, вслух, отведи душу. Тебе ведь хочется. Давай.

Он беспомощно опускает руки. Она снова кидается целовать его — грудь, живот…

— Проклятая маггла, — обречённо говорит он.

— Не то, — горячо выдыхает она.

— Стерва, — цедит Малфой сквозь зубы.

— Не то!

— Уйди! — вскрикивает он, когда она берёт его в рот. Гермиона выпускает его изо рта — чмок! — и говорит:

— Уйди — кто? Скажешь, тогда уйду, — и снова хватает его губами и щекочет языком, и неторопливо всасывает. Малфой со стоном вытягивается на полу. У Гермионы всё сжимается внутри, она тоже стонет, но чёртова солёного корня не выпускает.

Подозёрный зал заполняется табачным дымом: надо полагать, у слизеринского декана, бойца невидимого фронта, героя двух Магических, не выдерживают нервы.

Вверх-вниз. Она взяла руку Малфоя, приложила к лицу, к горлу — чувствуешь, вот здесь? — вверх-вниз…

Он сел, аккуратно, но крепко взял её за горло, оторвал от себя — чмок! — несколько мучительных секунд смотрел на неё, потом всё так же, за горло, потянул к себе, подхватил под колено, усадил на себя. Откинулся назад, опираясь на кулаки. Вверх… ох… вниз. Медленно и страшно, как на мёртвой зыби.

— Никогда меня не провоцируй, слышишь?

— А то — что?

— Ты чёртова маггла, стерва, шлюха, слышишь?

— Тц-тц-тц, — с оттяжкой, раскачиваясь на мёртвой зыби, издаёт Гермиона, — нельзя так ругаться, да ещё в присутствии учителя…

— Я убью каждого, кто назовёт тебя как-нибудь ещё.

— Так убей себя! — Весёлая злость вспыхивает в ней, помогая перебарывать тягучий яд в крови. Она сжимает Малфоя коленями и задаёт свой ритм — злой и весёлый, скачущий, нетерпеливый, чтобы не выдержал, чтобы опять облажался! Но и он уже в азарте, запускает обе руки ей в волосы, отстраняет от себя, чтобы видеть её глаза, её лицо… нет, чтобы показать ей язык! Резко выставить между острых зубов острый змеиный кончик. Этого оказывается достаточно.

— Гад! — визжит она охрипшим голосом, корчится на нём, колотит по плечам, по груди, по чему попало, — гад, гад-гад-гад! А-а-ах!

— Х-ха! — отзывается он, перехватывая и сжимая её запястья, разводит её руки в стороны, так, что она вынужденно прижимается к нему грудью, и качает её, качает на мёртвой зыби. И Снейп оказывается сзади, принимает её в объятия, ребром ладони раздвигает её сжатые зубы, и резко, со свистом втягивает воздух, когда она в конвульсиях прикусывает кожу. Потом укладывает головой себе на колени, она поворачивает голову, не открывая глаз, нашаривает ртом его чёртов корень…

Малфой щиплет её за внутреннюю сторону бедра и вопрошает неизвестно кого:

— Ну, не шлюха ли?

Гермиона — чмок! — поворачивает голову на голос и говорит:

— Не нравится — проваливай. Сами справимся.

— В прямолинейности есть своя прелесть, — замечает он, но она уже не обращает на него внимания. Вверх-вниз. Качает. Качает.

Качалась ночь от бреда к ясности, от страсти к ненависти, от крика к шёпоту, от смеха к слезам, качалась, несла, нежила, терзала, захлёстывала, топила и выбрасывала на берег, и, не давая отдышаться, вновь смывала в себя. Йо-хо-хо, всё равно за борт!

— Вы хоть понимаете... что я с вами сделаю… когда из меня выйдет ваша отрава?

— Знали бы вы, мисс, что вы со мной делаете сейчас...

— Вы даже не побрились.

— Это тебе для контраста. Он колючий, я гладкий.

— Грейнджер, кончай… я хотел сказать, кончай кусаться. Ты бы хоть дослушала!

— Зат…кнись...

— Хотите… прижечь меня сигаретой?

— Из ваших слов я понял, что мне терять нечего, поэтому могу делать, что хочу. Но прижигать я вас не хочу, а хочу я затянуться и …

— Сейчас он как дунет дымом тебе прямо в... Ух ты, сработало!

— Сволочи...

— Я даже дотронуться не успел! Ну, так не интересно.

— Тогда посторонитесь. Дайте дорогу тому, кому интересно.

— Черви… мерзкие… вы…

— Ваше тело с вами не согласно. Держите её, Драко!

— Пусти! А-ах!

— Если кто-нибудь из вас ещё хоть раз капнет на меня воском…

— Ты сама ногами размахиваешь во все стороны, вот и сбила свечу! Все тебе виноваты, кроме тебя самой.

— Сэр, а для чего вы на неё переводили ваше зелье? Она и без того бешеная.

— Она ведь ещё и упрямая. А сейчас ей, как видите, не до упрямства.

— Вижу. И чувствую.

— Ну, чего ты ревёшь, что тебе опять не так? Сегодня ты нас насмерть затрахала, а завтра ты нас посадишь на… какой нынче у магглов срок за изнасилование?

— Завтра узнаешь!

— Должен вам сказать, Драко, что чем дольше мы с вами продержимся, тем позже узнаем, какой у магглов срок за изнасилование.

— Отстаньте, не могу больше.

— Это я сегодня от вас уже слышал. Ещё бокал вина?

— Надо будет ещё выяснить, какой там срок за попытку отравления...

— Раз ты больше не плачешь, иди-ка сюда.

— Я очень занята. У меня тут... отработка. Иди лучше ты сюда.

— Сногсшибательное зрелище. Жаль, никто не видит.

— Если только здесь нет Скитер.

— Я же вам сказал, сэр, её здесь нет! Я всё проверил и залил инсектицидом все щели... кроме твоей, Грейнджер… ай, больно же!

— Цыц ты. Скитер у меня дома. В спичечном коробке.

— Как, опять?

— Я её за сегодняшнее утро три раза ловила и выбрасывала в окно. Она не унималась, вот и пришлось мне её изолировать.

— А лапки она там не протянет?

— Не должна. Я ведь её не поливала ин-сек-ти-цидом. Наоборот, я ей хлебных крошек насыпала.

— У тебя золотое сердце, любимая. По отношению ко всем, кроме меня.

— И меня.

— Хотите поговорить об этом?

— После...

— Идите сюда.

— Не пойду. Во-первых, вы меня плохому научите…

— Когда это я учил вас плохому?

— Недавно. Три позы тому назад.

— Это ещё большой вопрос, кто кого учил…

— А во-вторых, тут один единорог меня за ногу держит. И ведь спит, но держит!

— Во-первых, я всё слышу. Во-вторых, всему завидую.

— Тогда просыпайся!

— Устал.

— Там, на столе, с краю.

— Грейнджер, а ведь он нас когда-нибудь обязательно отравит. У него… как это называется?.. Рефлекс!

— Меня он уже отравил. Чёрт, или пусти меня, или делай со мной что-нибудь! Я сейчас с ума сойду!

— С ума?

— Ой, да иди ты!

— Спит, единорог.

— Он ещё слаб после кровопотери.

— Ни-че-го себе — слаб! Что же будет, когда он восстановится?

— Никогда не надо суетиться. Никогда не надо волноваться…

— Это всё вы и ваша отрава!

— Всё ещё злитесь?

— Так нельзя с людьми. Это… неправильно.

— А так — правильно?

— А-а-ах…

— Скоро рассвет.

— Да. И когда солнце взойдёт, ты будешь свободна. Я больше не буду тебя мучить.

— Тогда помучай меня ещё. Пока солнце не взошло.

— Где солнце?! А-а-а, напугали… подождите, я уже ползу…

— Двое на одну?

— Ты только сейчас это заметила?

Рассвет они проспали.

Зелёные, прошедшие сквозь всю толщу озёрной воды, лучи солнца осветили троих, спящих на ковре перед угасающим камином. Гермиона спала на спине, поэтому солнце уставилось ей прямо в закрытые глаза и разбудило её. Она села, болезненно сморщилась, даже покряхтела тихонько. Вспомнила старый анекдот: “Корова, ты откуда? От верблюда”. А если от целых двух верблюдов? Бедная корова…

“Верблюды” держали её за руки, оказывается. Драко за левую, Снейп за правую. Спали оба при этом, как убитые — ещё бы. Она осторожно высвободила руки и пошла разыскивать свою палочку и несчастные свои шмотки. Хотя они-то не такие уж и несчастные, их разок рванули и отбросили, а вот ей хуже пришлось. Ой-ёй-ёй. Ванну бы. Нет, дома, всё дома.