Условие выхода

Влюблённые.

"Мотив: Раскрытие через партнёрство. Один не потянет, нужен помощник.

Предостережение: Есть вещи, которые нужно делать самому." Карта Влюблённые, колода Симболон.

— Спасибо тебе большое, Гермиона, — торжественно произнёс Гарри, — огромное спасибо. Если ты хотела меня порадовать, то тебе это удалось. Профессор Снейп жив! Я вне себя от счастья.

Гермиона хихикнула и съела дольку апельсина.

— Не вижу ничего смешного, — мрачно сказал Гарри, — он меня вывел из себя через пять минут после того, как очнулся.

— Профессионал, — уважительно сказала Гермиона, — всегда в форме.

— И зачем он тебе понадобился? — тоскливо спросил Гарри.

— За этим, — плотоядно ухмыльнулась Гермиона, — за самым.

Скабрёзная речёвка Пивза ушла в народ со скоростью и неотвратимостью Запретного Проклятья. Вся, блин, магическая Британия знала, что после долгого отсутствия экс-миссис Рон Уизли объявилась в подвалах Хогвартса в компании мистера Драко Малфоя и мистера Снейпа, десять лет считавшегося геройски павшим, причём — вообразите, милочка! — оба мистера были абсолютно, так сказать, обнажены. Гермиона примерно представляла себе, как по этому поводу ведут себя упомянутые мистеры, и сама пыталась вести себя так же, а именно — нагло и высокомерно, но получалось у неё плохо, потому что ей было смешно.

— Вам что — трахаться не с кем? — хмуро спросил Гарри.

— Кому это — нам? — ощетинилась Гермиона.

— Вам. Вам… женщинам.

Гермиона подумала и серьёзно ответила:

— Я бы не стала обобщать. Лично мне — да, не с кем. То есть, было не с кем, зато сейчас у меня богатый выбор. Я даже думаю, а зачем мне выбирать? Всех захапаю!

Гарри угрюмо смотрел в сторону. Гермиона съела дольку апельсина, подумала ещё и продолжила:

— И ты бы меня лучше не задевал. Потому что я сейчас знаешь, какая? Я сейчас — у-у-у, какая. — Она сделала ему страшные глаза. — Я и тебя… захапаю.

Гарри сжал кулаки, сунул их в карманы, вскочил, пробежался по палате и остановился у окна.

— Малфой уже встаёт с постели, — сообщил он, — надеюсь, через несколько дней я смогу набить ему морду…

— Ему-то за что? За то, что он нас всех вытащил?

— Он мне сказал, что всех вытащила ты. А Снейп мне сказал, что его вытащили вы с Малфоем. Кому верить?

— Ты у кого спрашиваешь? У окна?

— У тебя.

— Тогда обращайся ко мне, а не к окну. Эй! Я у тебя за спиной!

Гарри вытащил из кармана правый кулак и потёр им лоб.

— Да, — сказал он, повернувшись к ней, — прости, что я на тебя набросился. Не хотел портить тебе праздник…

— Какой ещё "праздник"?

— Как — какой? Первый день в сознании!

— А, — мрачно сказала Гермиона, — ну да... — и съела дольку.

Вообще-то, третий. Но первые двое суток она чувствовала себя такой усталой, что почти непрерывно спала.

— …но, знаешь, я тут чуть с ума не сошёл, когда ты пропала. Исчезновение Малфоя я с тобой как-то не связывал. А когда вы вернулись вместе, да ещё и Снейпа с собой притащили…

Гермиона со вкусом облизала пальцы и мечтательно сказала:

— Ах, какой повод для сплетен! Какая веская причина порассуждать о "женщинах, которым не с кем трахаться"! Знаешь, что? Набей-ка ты лучше морду не Малфою, а Джинни...

— Что-о-о?!

— Не хочешь? Тогда разводись.

— Гермиона, с тобой всё нормально?

— Со мной всё нормально — нос сухой, лоб холодный, вон, даже пятки розовые, спасибо домовикам, — она выставила ступню из-под одеяла и спрятала её обратно. — А вот что сделалось с тобой, победитель, блин, Волдеморта, зам. главы аврората? Почему ты сходил с ума, когда исчезла я? Почему ты не сходишь с ума, когда каждый вечер исчезает твоя собственная жена?!

— Надо же. Вчера только на ладан дышала, а сегодня уже такая агрессивная…

— Надоело на тебя, на такого, смотреть. Ходишь, как побитая собака. Кончай себя жалеть и сделай хоть что-нибудь!

Гарри молчал. Гермиона принялась очищать следующий апельсин, третий по счёту. Или четвёртый.

— Ты не понимаешь, — сказал Гарри, — ты сама никогда не хотела детей, ты не в состоянии понять, что для Джинни значит бесплодие. Это ведь практически смертный приговор!

Гермиона сбросила апельсиновую корку в урну и со злостью постучала кулаком о ладонь.

— Гарри Джеймс Поттер, — раздельно сказала она, — в последний раз повторяю: не трать времени на жалость. Это контрпродуктивно. Это унизительно, в конце концов! Джинни выходила замуж за героя, а не за тряпку.

Гарри смотрел на неё не столько обиженно, сколько озадаченно.

— Ага, — сказала Гермиона, — а ведь Малфой тебе то же самое сказал. И за это ты хочешь набить ему морду. Правильно, а то он совсем оборзел — лезет не в своё дело.

— Не так, как ты. По крайней мере, слова “тряпка” он не произносил. Но лезет, действительно, абсолютно не в своё дело!

— Потому что жизнь, — Гермиона с подчёркнутой назидательностью подняла палец, — во-первых, одна, а во-вторых, она коротка. Я понимаю, ты ждёшь, что Джинни одумается, обретёт душевное равновесие, новый смысл жизни и так далее. Но, пока ты ждёшь, эта самая жизнь проходит, понимаешь? Другой жизни не будет! — она вновь стукнула кулаком в ладонь. — А Джинни тонет в своём отчаянии, и жалость твоя её только топит… Что, и это Малфой тебе сказал?

Гарри криво усмехнулся:

— В общем, не напрямую мне. Миссис Малфой сидела у него, когда я зашёл, но сразу собралась уходить. А он ей сказал, что они дома поговорят, а пока чтобы она поменьше жалела Люциуса. Сказал, что жалость его погубит, и при этом смотрел на меня. Тут-то я и решил набить ему морду… когда он немного окрепнет.

— Что же там такое со старшим Малфоем? — спросила Гермиона риторически, но Гарри, к её удивлению, ответил:

— Насколько я знаю, он за последние два года раза четыре оказывался в Мунго. В отделении для душевнобольных.

— Душевная болезнь, душа в Аду… — пробормотала Гермиона, — понятно. Но почему Драко мне так ничего и не рассказал? Стыдится спятившего отца? Это на него непохоже.

Гарри покачал головой, присел на край койки, с боем отколупнул от апельсина две дольки и сказал:

— Мутная там какая-то история. Похоже, наркотики.

Какое-то время спустя он отколупнул ещё дольку, но на этот раз Гермиона этого даже не заметила. Она смотрела в пространство. Тогда он сказал:

— Жалость контрпродуктивна.

— Да, — согласилась Гермиона, — спасибо, что напомнил, — и снова уставилась в пустоту. Гарри подождал немного и поинтересовался:

— А почему ты ничего не спрашиваешь о профессоре Снейпе?

— Снейп — зельевар? — сумрачно осведомилась Гермиона.

— Ну, зельевар, — осторожно согласился Гарри.

— Зелья варит? — ещё мрачнее спросила она. Гарри ухмыльнулся.

— Ну, варит.

— Стало быть, с ним всё в порядке, — совсем уж заупокойным тоном заключила Гермиона. Гарри ухмыльнулся ещё шире, потом спохватился и сказал наставительно:

— А с тобой и Малфоем всё в порядке, благодаря ему. Вам бы конец пришёл, если бы он не отпоил вас какой-то дрянью.

— Спасибо, что напомнил, — мрачно сказала Гермиона, посмотрев на часы. Взяла с тумбочки склянку с делениями, откупорила и отпила до следующего деления. Бр-р-р! Она торопливо закусила апельсином.

— Ты даже не представляешь, до какой степени это дрянь. Это он нам отомстил страшной мстёю за то, что мы его вытащили с того света… Что, он тебе то же самое сказал?

— Ну, не этими словами, но по смыслу похоже… Слушай, сложная у тебя ситуация! Как ты будешь из неё выкручиваться?

Гермиона с чмоканьем облизнула от апельсина средний палец и выставила его перед собой.

— Вот им — выкручиваться, — сказала она, любуясь пальцем, — оба пусть идут на!.. Хватит с меня фронтового братства. В мирной жизни от него ни пользы, ни удовольствия, сплошные фантомные боли… Извини, я говорю только о себе.

— А Рон?

— С ним-то что?

— Он хочет к тебе вернуться.

— Во-первых, это до первой толстомясой блондинки. А во-вторых, он ведь тоже... фронтовой братец.

Она доела апельсин, тщательно вытерла руки, скомкала салфетку и зафигачила её в камин. После чего легла и натянула одеяло до подбородка.

— Хватит с меня, — заявила она, — я больше никого не лечу, я больше никого не спасаю. Я больше не боец. Я слабая, хрупкая женщина. Я только что вернулась с того света… во всех смыслах. У меня нервное истощение и эмоциональное выгорание. Это меня надо лечить и спасать. Всё. — И она закрыла глаза.

Гарри громко сказал:

— У тебя кот пропал.

— Вот и возьми с него пример, фронтовой братец, — не открывая глаз, посоветовала Гермиона.

— Ладно, — вздохнул он, — поправляйся, — и вышел.

Гермиона полежала ещё несколько минут, прислушиваясь, потом взяла палочку с тумбочки и помахала ею над одной из подушек. Подушка стала рыжей, шерстяной, четырёхлапой и очень недовольной.

— Извини, — покаянно произнесла Гермиона, — Гарри долго не уходил.

Глот потянулся, зевнул с мявом и сверкнул глазами.

— Сам виноват, — Гермиона погладила его по могучему лбу, — ты ведь мог и у родителей пожить, и в Норе — Молли тебя уважает…

В св. Мунго, как и в любую другую больницу — не ветеринарную — и котам нельзя, и с котами нельзя. Но в Нору, традиционно полную рыжих младенцев мужского пола, котам нельзя намного больше — того и гляди, останешься без выступающих частей тела, и Молли не спасёт, потому что не успеет. Родители же Гермионы относились к Живоглоту с вежливым равнодушием, оскорбительным для его самолюбия. Поэтому Глот, нагулявшись за ночь по окрестным кошкам, каждое утро возвращался в палату Гермионы. Его могли, больше того, обязаны были выгнать больничные эльфы, но он как-то с ними поладил — может, запугал, может, обаял — и они молчали в тряпочку, и подкармливали его, и даже умудрились расчесать, а ведь это было практически невозможно, ибо за время похода его шерсть сбилась в натуральный войлок. Одним словом, ежеутреннее превращение в подушку не казалось Глоту очень уж большим неудобством, тем более, что в таком виде ему прекрасно спалось. Кроме того, Гермиона всегда ждала пока он заснёт, и только потом превращала, чтобы свести к минимуму неприятные ощущения. Глот был настоящим героем, вернувшимся домой, то есть наслаждался жизнью на полную катушку, без всякого там выгорания и истощения. Мудрейшее существо, недаром у него лобешник, как у Сократа.

У самого пола хлопнуло, появилась миска. Глот встал горбом, спрыгнул с койки и принялся, жмурясь, штевкать. Гермиона сползла с койки и по стеночке поплелась в душ. Снейп, конечно, выдающийся зельевар, но и у него бывают проколы: аппетит вернулся, а силы — нет. А может, и не в зелье дело, а просто Гарри совсем измотал своей депрессией. Или же утомила её вспышка педагогического рвения. Просто рефлекс какой-то. Надо от него избавляться. Написать на бумажке и вслух читать каждый вечер перед сном: Гарри давно не маленький, сам разберётся, кому морду бить, от кого по морде получать, аминь! Чёрт, голова кружилась, ноги были ватные, а просить помощи не хотелось, потому что больничные эльфы буквально обмирали от ужаса, когда Гермиона обращалась к ним. Наверное, боялись, что она вот-вот примется всучивать им шапочки и носочки. Это злило Гермиону, и она пообещала себе, что, как только выздоровеет, наведёт порядок в этом доме рабства. Десять лет прошло после войны, в Хогвартсе все домовики давным-давно работают по договору, а тут…