Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

ГЛАВА 4 «WITHOUT YOU»

(январь — июль 1954)

В январе 1954‑го, впервые с тех пор, как семья уехала из Тьюпело, он начал регулярно ходить в церковь. Вернон и Глэдис время от времени посещали службы в близлежащих церквях и миссиях, но по большей части предпочитали оставаться дома — с ними была их вера, а ритуалы — да Бог с ними, с ритуалами. У Вернона болела спина, и он все чаще и чаще оставался без работы, Глэдис — ей сравнялось сорок два года, но она всем говорила, что ей всего тридцать восемь, — очень растолстела, и Элвис частенько говорил своему начальству и товарищам по работе, что все, о чем он мечтает, — заработать денег маме и папе на собственный дом. Глэдис же мечтала о другом: она просто хотела, чтобы сын ее женился, обзавелся детьми, чтобы он был счастлив и устроен.

Так что она была очень даже довольна, когда Элвис начал ходить в пресвитерианскую церковь, расположенную в доме № 1084 по Маклемор в Южном Мемфисе. Пресвитерианская церковь Мемфиса когда–то ютилась в обыкновенной палатке, потом перебралась на Третью Южную улицу и в конце концов в 1948 году заняла здание на Маклемор. К 1954 году пасторский стаж преподобного Джеймса Хэмилла — был он человеком хорошо образованным, но жестким: он порицал кинотеатры и дансинги и приветствовал различные экстатические проявления веры вроде пророчеств, — насчитывал уже десять лет. За это время конгрегация его выросла до двух тысяч человек, и каждое воскресенье три церковных автобуса доставляли на службу тех верующих, у которых не было собственного автомобиля (один из них останавливался на углу Винчестера и Третьей, как раз рядом с домом, в котором жили Пресли), а с 1950 года почетными членами конгрегации стали члены квартета «Братья Блэквуд» с их семействами. Бывая в городе, Блэквуды часто пели на церковных службах — этот храм был славен своими музыкальными традициями, а его стоголосый хор хорошо знали в Мемфисе. Сесил Блэквуд, племянник основателя и лидера квартета Джеймса Блэквуда, — Сесил недавно женился и обосновался в Лодердейл–кортс, — создал молодежный квартет Songfellows. В нем пел и сын пастора Хэмилла, Джимми, студент Мемфисского университета. Все они также занимались в воскресной школе по изучению Библии — занятия начинались в половине десятого утра, и школа эта входила в более многочисленную христианскую группу молодых людей, называвшую себя Посланниками Христовыми.

Именно там Дикси Лок впервые встретила Элвиса Пресли. И она, и ее семья были ревностными прихожанами еще с тех времен, когда церковь располагалась на Южной Третьей улице — они жили неподалеку, но прежде она Элвиса никогда не видела. Дикси было пятнадцать лет, и она училась в школе «Саус–сайд». Отец ее работал на железной дороге, она делила с двумя сестрами единственную в доме спальню, а родители спали в гостиной. Если ее отцу надо было назавтра рано вставать на работу, он ложился в восемь вечера, и тогда вся семья тоже должна была отправляться по постелям.

У нее уже был свой парень, но она не испытывала к нему никаких особых чувств. Это была яркая, привлекательная девчонка, достаточно настороженно относившаяся к окружавшему ее миру — собственного жизненного опыта у нее, естественно, еще не было, но одна из ее сестер сбегала из дома, когда ей было четырнадцать, а сейчас вернулась под родительскую крышу. Обычно парни и девушки, посещавшие воскресную школу, собирались за полчаса до занятий, а потом расходились по своим классам. Вот в этой толпе она впервые и увидела этого новенького — он был одет довольно странно, в розовое с черным, у него были длинные напомаженные волосы и суетливые манеры. И ей ужасно захотелось заниматься в одной с ним группе. Остальные немножечко над ним посмеивались — из–за его внешнего вида и из–за того, с каким рвением он изучал библейские тексты. Девушки находили его интересным: «Он очень отличался от остальных парней — те–то были копиями своих папаш». Но Дикси он привлекал не поэтому: «Хотя он просто из кожи лез, чтобы привлечь к себе внимание, но, понаблюдав за ним, становилось понятно, что на самом деле он очень робкий и стеснительный. Я думаю, что на самом деле он вел себя так, чтобы доказать что–то самому себе, а вовсе не окружающим. И в глубине души он чувствовал, что он не такой, как все. Я поняла это с первого взгляда».

Почти каждый уикенд Дикси с подружками отправлялись на роллердром «Рейнбоу». Они садились на автобус уже в наряде для катания на роликах — у Дикси была черная вельветовая юбочка на белой шелковой подкладке, под ней — белое трико. «Рейнбоу» — это рай для подростков: со снек–баром и музыкальным автоматом, под мелодии которого катались на роликовых коньках и по соседству плавали в открытом бассейне. По субботним вечерам обычно устраивались состязания танцоров. Здесь могло вместиться до семисот подростков, что считалось вполне нормальным, чтобы не опасаться скандалов и толкучки. Как–то в конце января Дикси болтала в воскресной школе с девчонками — делилась планами на ближайший уикенд. Говорила она громко — чтобы слышали толпившиеся неподалеку парни, а особенно этот новенький, который изо всех сил делал вид, будто его это совершенно не интересует. Она вовсе не была уверена в том, что он придет, более того, она даже корила себя за подобное поведение, но ей ужасно хотелось, чтобы он все–таки пришел! Когда в субботу вечером они с подружками пришли на каток, то первый, кого она увидела, был он. Сердце у нее чуть не выскочило из груди, но она сделала вид, что вовсе его не замечает, а когда одна из подружек сказала: «Ой, смотри, здесь этот новенький, Элвис Пресли», она небрежно ответила: «Да, вижу». И принялась выжидать. Он стоял возле ограды — на ногах у него были роликовые коньки, а костюм чем–то напоминал одеяние испанского танцора: короткая черная курточка, рубашка с жабо и штаны в обтяжку с розовыми лампасами. Он все стоял и стоял, якобы равнодушно наблюдая за кружащейся по рингу публикой, и в какой–то момент Дикси поняла, что он просто не умеет кататься на коньках! Ей стало его жалко, она подкатила к нему и представилась. Он пробурчал: «Да, я тебя знаю», кивнул, откинул назад свои длинные волосы. А потом спросил, не хочет ли она попить коки. Она сказала «да». «Мы отправились в кафе, и я не думала, что мы на целый вечер откажемся от мысли покататься». Они говорили и говорили — казалось, он ждал ее всю жизнь, чтобы наконец выговориться. Он рассказывал о том, как ему хочется петь в Songfellows, и что он уже разговаривал об этом с Сесилом и Джимми Хэмиллом, и что, возможно, они дадут ему попробовать. И ей казалось, будто «у него уже есть определенный план, что он знает о своем таланте и о том, что ему предназначено судьбой».

Первый сеанс заканчивался в десять вечера, и Дикси должна была вместе с друзьями возвращаться домой. Но она попросила их ехать без нее — Элвис уговорил ее остаться на второй сеанс. Он стоял и ждал, пока она позвонит своим из телефона–автомата. На самом деле она набрала номер и лишь делала вид, что разговаривает с матерью: она не хотела, чтобы он понял, что у них дома нет телефона — в случае необходимости ей приходилось звонить дядьке с теткой, которые жили по соседству. Она лопотала в трубку, что встретила на катке чудесного парня из церковной школы — нет, они заранее не договаривались, это действительно случайная встреча, — они собираются остаться на второй сеанс, так что домой она вернется чуть позже полуночи… Никогда раньше она ничего подобного не делала, однако бесстрашно ринулась навстречу приключениям. А он предложил ей отправиться в кинотеатр под открытым небом и посмотреть кино из машины. И почему бы им не заехать в кафе на Крамп–бульваре, отведать гамбургер и молочный коктейль? Они, продолжая болтать, расшнуровали ботинки, сняли коньки, и он отворил перед ней дверь «Линкольна», тут же сказав, что это вовсе не его машина. (Как он потом объяснял, он хотел удостовериться, что она не изменит своего мнения о нем, узнав, что у него нет своего автомобиля.) Они поехали на запад по Ламар, до самого Крампа, и разговаривали всю дорогу.

Она сидела на переднем сиденье, рядом с ним, близко, очень близко — гораздо ближе, чем было принято на первом свидании. А на стоянке у кафе она первой поцеловала его — это был нежный поцелуй. Дикси не собиралась таить свои чувства — ни от кого, даже от своей матери. Они были захвачены этим чувством оба, такого ни один из них до сих пор не испытывал. На прощание, уже возле ее дома, он прошептал, что обязательно позвонит на следующей неделе в среду или в четверг. Сомнения в том, что они будут встречаться снова и снова, даже не возникало. Она подошла к двери. Она знала, что изрядно припозднилась, и что ей придется будить родителей, и что ей влетит от отца, но ей было все равно. Она влюбилась.

Он позвонил уже назавтра. Семья сидела за воскресным обедом — это был жареный цыпленок, — как прибежала тетка и позвала ее к телефону. В то утро она не увидела его в церкви, и сердечко ее дрогнуло, однако она не сомневалась, что он объявится. И он объявился!

В тот вечер они пошли в кино, и в среду вечером они тоже ходили в кино. Дикси пока еще не познакомила его с родителями — она придумывала отговорку за отговоркой и для них, и для него, но в субботу знакомство все–таки состоялось. Элвис зашел за ней домой, и ей пришлось представить его своей семье. Он сам этого хотел, да и она понимала, что так будет правильно. Вообще–то она подготовила к встрече обе стороны, но, когда он появился у дверей, она вдруг поняла, что сама–то как раз к этому событию и не готова: она упустила из виду, что он все–таки очень отличается от остальных парней — и тем, как причесан, и тем, как одет. По ночам, уже лежа в постели, она рассказывала о нем сестрам, она писала в дневничке, что наконец–то встретила свою настоящую любовь, она даже рассказала матери о той своей проделке — о фальшивом звонке с катка, при этом все время подчеркивала, что он из хорошей семьи и что познакомились они в церкви. На самом деле она понятия не имела, из какой он семьи, — с ней он себя вел так, будто она была королевой: еще бы, для него все выходцы из Южного Мемфиса были богачами, хотя на самом деле ее семья была не богаче церковных крыс. Но теперь, когда ее отец что–то мрачно ему вещал, а он, поминутно откидывая назад волосы, с самым почтительным и серьезным видом отвечал: «Да, сэр» и «Нет, сэр», ее охватила паника. Да, она любила его, но теперь она взглянула на него как бы глазами своего отца. А отец был не из тех, у кого по лицу можно было угадать, о чем он думает. Все ребята, которых и она, и ее сестры приводили в дом, побаивались мистера Лока — это был крупный (ростом шесть футов и два дюйма) мужчина, внешне весьма сдержанный, но уж ежели он о чем–нибудь составил свое мнение, то не постесняется объявить о нем всем. И решения его также не обсуждались и не оспаривались. В этот момент мать позвала ее из кухни. Дикси ужасно не хотелось оставлять Элвиса наедине с отцом, но делать было нечего. Там, на кухне, «мать устроила мне тихий скандал: «Как ты могла привести в дом такого парня?» — и все такое прочее. А я ответила: «Мама, нельзя судить по внешнему виду… Ну что в нем такого? Он тебе не нравится только потому, что у него длинные волосы и он одет не так, как другие?» Я встала на его защиту, говорила, какой он хороший — в конце концов, познакомились–то мы в церкви! И ужасно боялась, что родители скажут что–то, что его оскорбит, и он просто–напросто уйдет».