Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни
- Автор: Екатерина Лобанкова
- Жанр: Биографии и Мемуары / Музыкальная литература: прочее
- Дата выхода: 2019
Читать книгу "Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни"
Кризис среднего возраста
Наступление 1850 года композитор воспринял чрезвычайно серьезно: для романтика Глинки круглая дата, да еще обозначающая середину века, была событием особенным, заставляющим подводить итог не только всей эпохи, но и своей жизни. Ему исполнялось 46 лет, и ему казалось, что он прошел длинный путь, посвященный музыке и композиторскому призванию.
Он сообщал самым близким: «В течение нынешнего 1850 года совершится 25-летие моего посильного служения на поприще народной русской музыки».
Несколько лет назад точкой отсчета была другая, более ранняя дата — момент, когда впервые он, ребенком, услышал квартет Крузеля. Но теперь он видел прошлое по-другому. Красивое соотношение цифр — «50» и «25» — давало повод для пересмотра знаковых событий собственной жизни. И первым рубежом, ознаменовавшим выбор композиторского пути, воспринимался уже романс, сочиненный в Петербурге в 1825 году — «Не искушай меня без нужды» на слова Баратынского. Субъективное ощущение прожитого как длинного, «золотого» века собственной жизни возникло под воздействием атмосферы конца 1840-х годов — времени, когда действуют уже «другие» герои, а его поколение, отыграв свою романтическую пьесу на сцене истории, как будто уходит за кулисы.
Русское общество только и говорило, что о деле петрашевцев, приравнивая его к декабристам. На 22 декабря 1849 года была назначена публичная казнь над теми, кого Глинка хорошо знал. Но внезапно для осужденных, среди которых был молодой Достоевский, она закончилась помилованием с последующей ссылкой. Петрашевцы, как и многие литературные общества, перенимали новое направление из Франции — утопический социализм с обличением крепостного права, продажности чиновничества и социальных проблем, который прижился в русской культуре середины 1840-х. В это время появляется мода на слово — «социальное», сквозь призму которого оцениваются все и вся. В этих кругах читают Кабе, Фурье и Прудона. Идеологом нового направления в литературе становится впервые не писатель и поэт, а критик — Виссарион Белинский[567]. Происходила художественная революция.
Смену парадигмы и критериев оценки в русском искусстве остро чувствовал Глинка. Белинский, увлекаясь Гегелем, но не зная немецкого языка, своеобразно истолковывал его философию и вывел новую формулу искусства. Теперь искусство объявлено ниже действительности, что переворачивало все прежние идеалы романтизма. Задача искусства — преобразовывать и улучшать внешние социальные условия жизни, и в этом ее единственный смысл[568]. Идеальными героями новых сочинений становятся шарманщики, дворники и фельетонисты, показывается не только светский парадный Петербург, но и открываются «петербургские углы»{474}. Белинский объявляет нового гения русской культуры — Достоевского, который становится «новым Гоголем» (в 1846 году за произведение «Бедные люди»{475}). Некрасов, Гончаров, Герцен, Салтыков-Щедрин, Островский — вот кто теперь определяет направление русской мысли и культуры.
Мировоззрение и воспитание Глинки находились в противоречии с модными идеями. Он был далек как от «социального», так и от «славянофильского». Он, вместе с Мельгуновым и Одоевским, людьми, принадлежавшими к эпохе русских «энциклопедистов», не сочувствовал крайностям, пусть даже они связаны с поисками «русской идеи». Тем более он был далек от натуралистической школы и критики, в которой нарушались все воспетые им каноны красоты. Цель его искусства была прямо противоположна — искусство как воспитание человека, совершенствование его внутреннего духовного и эмоционального мира.
Ему казалось, что его время ушло…