Чада, домочадцы и исчадия
- Автор: Дарья Снежная
- Жанр: Юмористическое фэнтези / Попаданцы
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Чада, домочадцы и исчадия"
Глава 11
Зелье, томившееся в печи, дошло быстро — стоило только домовому чуть сдвинуть заслонку, добавляя жара, и вскоре все было готово.
Рецепты тут, конечно… “плюс-минус трамвайная остановка”. Ну да зато у них есть магия — это, небось, компенсирует.
Я мешала травяной настой дубовой ложкой, глядела пахучий, исходящий паром водоворот жидкости, и, как и было сказано, медленно, по капле, вливала силу в зелье.
Чувствуя, как она протекает от сердца к руке, по дубовой ложке стекает в горшок, но я все равно продолжаю ее ощущать, даже после того, как она покидает пределы моего тела.
Зелье крутилось, густело, заваривалось — а я все делилась и делилась с ним магией, наблюдая, как протекает она по черенку дубовой ложке, как закручивается спиралями в зелье, меняя его. Увлекая за собой травы, раскрывая и усиливая их свойства.
Пусть поможет. Пусть им только поможет, ладно?
Готовое зелье я слила в небольшой кувшинчик, почтительно поднесенный Гостемилом Искрычем. Оно стало густым, сменило цвет на зеленый, и в его глубине то ли виделись, то ли мерещились слабые искристые всполохи. Растительный осадок исчез, а иррациональная уверенность, что зелье сварено правильно, что всё сделано, как надо, осталась.
Впрочем, точно так же осталось и убеждение, что этого не хватит.
— Гостемил Искрыч, будь добр, приготовь мне ополоснуться и во что переодеться, — принялась я раздавать указания по подготовке к визиту на баб-совет.
Который от слова “Баба Яга”.
— Илья, расскажи-ка, пожалуйста, какие у ведьм на такие случаи приличия приняты?
Опыт, сын ошибок трудных, все же если чему меня и научил, так это тому, что с имеющимся в наличии консультантом лучше советоваться до, чем проводить разбор ошибок после.
— Так просто всё, Премудрая. Оденешься нарядно, подарок невеликий поднесешь — и того довольно. Вы по делу собираетесь, и ты не просительница, мор — то беда общая. Ежели б в прошлый раз у тебя с иными хозяйками урочищ недопонимания не вышло, так и вовсе бы гостинца хватило.
Я кивнула: все, мол понятно.
Помотала головой: ничего не понятно.
— Илюш, — жалобно попросила, — А нарядно по-вашему — это как?
Он сейчас скажет, что в сарафан. И в кокошник — к старой Премудрой были, я видела.
А Илья, поглядев вдруг неожиданно серьезно, посоветовал:
— А не надо по-нашему. Твою инаковость нарядами не скроешь, так и не пытайся, Еленушка. Коль по-мужски сызнова ехать собираешься — так и надевай те, бесстыжие, в которых к нам угодила. Сапожки только обуй вместо чеботов твоих странных. Ленту в косу — коль вышитой, богатой нет, так хоть яркую просто сыщи, и то годно будет. Ожерелья, серьги-перстни — ты, вестимо, не любишь, но все ж выкажи уважение матушке и Прекрасной. А рубаху… — тут советчик мой смутился, замялся неожиданно. — Есть у тебя подходящие. Как освежишься — домовой принесет.
Ага. Ага… намечается у нас ансамбль “современное этно, аутентичное до последней невозможности”. Но, в целом, звучит неплохо, куда лучше, чем сарафан с кокошником!
— Я рубахи годные у на сундуке разложил, хозяюшка! — пробасил домовой, и схлопнулся, оставив в комнате таз на скамейке ведро с водой и плавающим в ней ковшом.
Горячая вода плескалась в ладонях: Гостемил Искрыч накрепко запомнил, что хозяйка у него студеной воды не любит, заботливо грел теперь каждое утро.
Полотенце жесткое — обтереться влажным, полотенце мягкое — вытереться насухо, глиняный черепок с мыльным корнем… Много времени такие водные процедуры не заняли — чай, не баня же.
Промокнула лицо, растерла тело мягкой, обтрепавшейся от времени ткани, и, обернув полотенце вокруг себя, пошла смотреть, о каких-таких подходящих рубахах, которые у меня есть, говорил Илья.
Они и впрямь лежали на сундуке — три рубахи, разложенные одна рядом с другой, бережно расправленные.
Тонкое полотно, привычный для здешний рубах простой крой, размер — на женщину или подростка.
И вышивка, та самая, безвозвратно пленившая моё сердце, затейливая, удивительная, на всех трех разная, но тем не менее безошибочно узнаваемая, украсившая каждую по подолу, горловине и рукавам.
— Не дело это!
— Дело или нет, а поеду я одна.
Илья нахмурился, глядя на меня сурово, неодобрительно.
Но так уж вышло, что мне его одобрение — ехало-болело: девочка я взрослая.
И мысль о том, что Илья в родном доме, на глазах у соседей, появится на положении моего пса, вставала мне поперек души. Вместе с ней вставала поперек и я — но уже не душе, а Илье. Который от этого здорово злился:
— Я к тебе, Премудрая, стражем приставлен. Как же мне тебя сторожить, ежели меня подле тебя постоянно нет?
Злопамятный. Так понимаю, Василису мне еще долго будут припоминать.
Нет, ну я так не согласна!
— Ты, Илюш, вот что мне скажи: ты чего ждешь? Что матушка твоя в спину мне ударит, или Прекрасная — в ее доме?
Богатырь пронзил меня возмущенным взглядом: это, конечно, довод был нечестный, но контраргументов тут быть не могло, и смириться ему пришлось.
А я торопливо соскочила с крыльца к Булату, убедилась, что сумки с подарками и гостинцами на месте, взлетела в седло (слава скамеечке и опыту), и гикнула.
Ворота разошлись в стороны, конь, радостный моему настроению, резво взял с места, и вынеся меня за пределы ограды, взвился в прыжке.
Знакомые медведи. Ворота. широко распахнувшиеся, когда я приблизилась к ним, ведя в поводу Булата.
— Если гулять соберешься — то недалеко, понял?
— Нет, — отрезал он. Зыркнул в сторону крыльца, где ждала нас гостеприимная хозяйка. — Гулять на своей земле будем…
Всё-таки, Илья — ужасный тиран и деспот. Уверена, это он сделал буланому нахалу внушение, инструктаж и курсы ОБЖ заодно, разъяснив тому, как именно ему следует Родину любить.
Отличный мужик, одним словом!
Припасенные ли в подарок серьги Искусницу порадовали, моя ли рубаха, по которой она скользнула нечитаемым взглядом — но встретила она меня тепло. Вслед за ней подобрела и Прекрасная — но эта точно от подарка, от нитки янтарных бус, отыскавшихся в ларце у предшественницы.
Совет держать совет сели в нижней, просторной комнате. За накрытым столом — кто б сомневался.
Поели.
Домовой Искусницы убрал со стола, накрыл его заново — пряники, неизвестные мне сладости, меды сотами. Слабое вино.
А-а-а-а, я никогда, никогда не привыкну к неспешному ритму жизни в этом мире!
Попили.
Когда я уже готова была вскочить и побежать по потолку (красочно представляя, как будет свисать вниз моя переплетенная бусами коса), перешли наконец к делу:
— Рассказывай, Премудрая.
Я и рассказала. Не первый раз за этот день, но чего уж, язык такой орган — на нем мозоль не набьешь.
Зелье, сваренное мной, встало на стол — глухо стукнул о столешницу кувшин с толстым дном и узким горлышком.
Искусница, вскрыв залитую воском пробку, взмахом ладони подогнала к себе запах, поднявшийся из глиняного нутра: смесь трав, дерева и моей силы.
Качнула емкость, прислушиваясь к ощущениям. Капнула на блюдце, изучила — и, я уверена, враз оценила все: цвет, прозрачность, густоту.
— Хорошее зелье, — вынесла она приговор моей первой попытке.
— Почти без ошибок сварено, — снизошла к нам, убогим попаданкам в Премудрые, Прекрасная.
— Уверена, что не поможет? — Искусница колкость коллеги-соседки проигнорировала.
Я тоже реагировать не стала — что поделаешь, тяжела доля младших в традиционных культурах и сословном обществе! Промолчала, но запомнила.
— Нет, Настасья, не поможет. И силы моей, влитой в детей, надолго не хватит — да и новые заболевшие уже на подходе. Надо другое лекарство искать.
Острый взгляд Искусницы, пронзивший меня насквозь, словно спица:
— Другое лекарство, говоришь? Другое лекарство… — она постучала пальцами по столу, раздумывая.
Встала, прошлась по комнате.
Попросила меня:
— Расскажи, Елена, коль не в труд, как бы в твоем мире стали бороться в напастью?
Она подошла к окну, глядя в него. Узкая спина, напряженные плечи…
Прекрасная глядела в свою чарку, следила, как покачивается в ней вино, и больше ее, кажется, ничего не интересовало.
Кажется, я чего-то не понимаю?
— В моем мире постарались бы в первую очередь, предотвратить распространение заразы — запретили бы местным общаться с соседними деревнями.
Маски… ну, маски для этого мира слишком прогрессивно, боюсь.
— Ввести правила гигены…
— Гигиена? Кто таковская? — Прекрасная развернулась ко мне, приподняла соболиную бровь.
Ну да, это я лишку хватила. Это ж надо было додуматься — на землях Прекрасных предложить соблюдать правила какой-то Гигиены?!
Кто она такая, эта греческая богиня, рядом с Властимирой?
Решив не ступать на такую тонкую почву (а заодно заткнув фонтан сарказма в своей голове), я отмахнулась досадливо:
— Да руки почаще мыть и париться! От высокой темпе… от тепла, от жара, болезнь издохнуть может.
Настасья кивнула мне от окна:
— У нас тоже считают, что банный дух хворь изгнать способен, с потом выгнать. Еще что?
— Отследить передвижение жителей Черемшей, выяснить, с кем общались, убедиться, что они не больны. И искать лекарство.
— Искать лекарство... Видно, в вашем мире и впрямь совсем нет магии. — Искусница, так и не повернувшись ко мне от окна, покачалась на каблуках. — В нашем мире станут искать виновного.
Хоть в нашем мире магии и нет, но вопрос “Кто виноват?” у нас тоже любят. Но с моровым поветрием-то он уж точно не имеет смысла, можно сразу переходить к “Что делать?”.
Потому что…
— Настасья, скажи прямо, на что ты намекаешь?
Потому что то, что я думаю, мне не нравится. И думать это не не нравится тоже.
— Я? — Невесело усмехнулась Искусница. — Я не намекаю, я прямо говорю: в нашем мире бывает по-всякому. Бывает, что мор — это просто мор, болезнь, хоть и тяжелая, но колдовская. А бывает иное. Бывает такое, что для ведьмы, для колдуна мор наслать — это все равно что богатырю супротивника на бой выкликать.
Я сидела, молчала.
Не то чтобы для меня оказалось недостаточно прозрачно, кого она подразумевает. Скорее, мне требовалось уложить в голове такую концепцию мира.
Концепция торчала сквозь меня, голова это в себя принимать не желала.
Лучше б я в нее поела, чем всякую гадость пихать, ей-ей.
Не то чтобы в моем мире так не делали — политики моего мира точно так же не стеснялись оплачивать свои территориальные амбиции жизнями граждан. Но… Но дома я, как минимум, была от этого дальше.
Настасья наконец-то отвернулась от окна, впилась в меня обеспокоенным не на шутку взглядом:
— Надо бы взглянуть на твоих детишек-то: отчего им неможется…
Я молчала.
— Ну так что? — поторопила меня Искусница. — Дозволишь на твоих землях похозяйничать? За обиду не примешь?
— Дозволю…
Я, собственно, на этом бы и закончила фразу, но перед мысленным взглядом встал Илья, посмотрел неодобрительно, дернул углом рта: “Учишь тебя, бестолковую, учишь… Забыла, что о слове чародейском говорено?”, и я быстренько вырулила разрешение в безопасную формулировку:
— …осмотреть больных детей из моего села Черемши, помощь обидой не посчитаю и приму с благодарностью.