Красный браслет

* * *

После обеда был еще один осмотр и перевязка, а после нее Платон пробы ради походил по комнате и убедился, что простреленная нога почти не беспокоит. Да он никогда и не обращал особого внимания на боль – слишком много ее было в детстве, привык. Куда больше мучила тревога, главным образом – за Вику. Он уже знал: она сейчас там, где начались их жизни, в Институте. Не знал только, насколько все серьезно. Задумал, чтобы переключиться, сходить и проведать малышей, но был остановлен на выходе из комнаты. Парень, сидевший в коридоре на стуле у самой двери и читавший книгу, уставился на Воронцова, который был младше его на пару лет, с почтительным восторгом, однако пояснил, что его скоро посетит сам Хозяин, а до того момента никуда отлучаться нельзя. Платон вернулся в комнату, но ложиться больше не стал – ждал.

Прайд появился через пару минут. Вошел с улыбкой, но она не скрыла того, какое измученное у него лицо, как воспалились и запали глаза. Он выглядел откровенно больным, но заговорил с еще бо́льшим напором, чем обычно, едва переступив порог:

– Я понимаю, юноша, тебе уже хочется действовать. Но я решил дать детям передохнуть после серьезных потрясений. Пусть побудут в более-менее привычной им обстановке. Что, не веришь мне? – поймал он что-то во взгляде Платона. – Твоя версия?

– Я подумал, вы не хотите, чтобы они привыкали ко мне сейчас, когда все стало неопределенным, – ответил Воронцов честно.

Хозяин мрачно пошевелил массивной челюстью. Шагнул от двери и тяжело упал в кресло.

– В чем ты углядываешь неопределенность?

– Я знаю, что Вика серьезно больна и сейчас в Институте. Если она умрет, вы потеряете всех, и потому вы перевели нас в резерв до разрешения ситуации.

В угрюмых глазах Прайда словно бы огонь начал медленно разгораться, дыхание сделалось тяжелым.

– Ну, юноша, не надо смотреть так мрачно на мир. Виктория сейчас в надежных руках, в руках своих создателей, можно сказать.

– Вы знаете, что с Викой? Это ведь не обычная болезнь, верно?

– Ну, у таких ребят, как вы, и болезни удивительные, – хмыкнул мужчина. – Согласись, обидно, если бы все схлопнулось из-за какой-то ерунды типа гриппа, от которого мрут миллионы. Какая-то пошлятина.

– Что все-таки с Викой? – без тени улыбки повторил свой вопрос Воронцов.

Пламя в глазах погасло, словно захлопнули затвор печи.

– Пока даже высоколобые умы из Института не могут четко объяснить. Хотя проблема не нова, многие группы первенцев из-за нее были потеряны. Лобастые сравнивают это с аутоиммунным заболеванием. Но всё гораздо сложнее: где-то внутри каждого из вас сохраняется обычный человек, который почему-то не может принять себя же, но с измененной природой. Как будто этот человечек выступает форпостом всего заурядного человечества и готов пожертвовать собой, лишь бы устранить угрозу для других. Но быть хорошим – энергозатратное дело и сильно укорачивает срок жизни. Ученые все силы бросили на то, чтобы устранить этот дефект, и вот, с последней группой переусердствовали – получились монстры. На вашу пятерку была самая большая надежда.

Он замолчал и скрипнул зубами.

– Вы сказали, что болезнь проявляется в определенный момент? – выждав немного, вернулся к теме Платон. – Что это за момент?

Прайд прищурился, что-то бешеное мелькнуло в его взгляде.

– Видимо, человеческое поднимает голову, когда ваши способности становятся особенно опасны. Ты ведь догадываешься, по чьей милости погибли три человека?

Воронцов промолчал, но кивнул.

– Нежная блондиночка своей тревогой за дорогих ей людей остановила работу уже минимум трех сердец. По счастью, мы были в курсе, потому и догадались сразу, что девчушка не просто затемпературила.

– Еще одна способность Вики? – спросил Платон. – Зеркальная сторона того, что рядом с ней никто не может умереть?

Прайд с явным удовольствием покачал головой:

– Это не ее индивидуальная способность. Рано или поздно такое может случиться с каждым из вас. Додумайся, умник, чем Вика отличается от оставшихся четверых?

Воронцов нахмурился, но почти сразу что-то мелькнуло в его глазах, и Хозяин хлопнул в ладоши.

– Догадался, молодец! Вика первой из вас вступила в период влюбленности, а что-то подсказывает мне, что первенцы крепки и постоянны в своих чувствах. Не буду смущать тебя лишними вопросами. Важно то, что в ней заработал защитный механизм, который включается только в присутствии объекта, так сказать, этого светлого чувства. Она подсознательно желает защитить его от малейшей опасности и могла бы, возможно, целую армию уложить за пару мгновений. Но в этом и проблема: потом война начинается внутри нее самой.

– Ей смогут помочь? – Голос Платона прозвучал странно.

Прайд напрягся.

– Уж не подумал ли ты в этот момент, что смерть Вики была бы хорошим выходом для вас всех – безболезненный быстрый уход и все такое?

– Неважно, что я подумал. Но раз уж наши жизни висят на волоске, не могли бы вы посвятить меня в свой план, Виктор Антонович? Зачем мы вам понадобились, проще говоря? У ученых был свой интерес, они хотели знать, возможно ли создать сверхлюдей. А у вас какой интерес?

Прайд поудобнее устроился в кресле, выдвинул подбородок.

– Этот план, юноша, многократно продуман мудрыми людьми и будет осуществлен в любом случае. Разве что времени понадобится чуточку больше. Я не любитель делиться задумками, но понимаю твое нервное сейчас состояние – изволь.

Он наполовину прикрыл глаза набрякшими веками.

– Уже давно стало ясно, что все политические и экономические системы изжили себя. Последняя надежда человечества – объединиться под руководством лидера, столь мощного и авторитетного, что поклонение ему станет чем-то само собой разумеющимся. Любой, поднявший голос против, будет подвергнут обструкции – в идеале растерзан на месте. В новом мире каждый должен знать свою функцию и делать ровно то, что нужно, занимать четко свое место и не претендовать на другое. Только тогда возможен прорыв и затем стабильное и полноводное движение вперед. Беда в том, что люди упорно не хотят знать свое место, заблуждаются насчет своих возможностей и создают ненужную шумиху вокруг своей никому не интересной персоны. Опыт революций прошлого века дал колоссальный опыт зомбирования людей, ломки, расчеловечивания. Мы породили человека, неспособного защитить даже своего ребенка из страха выйти за рамки законопослушания и толерантности. Мы научили писать всех, чтобы исключить появление подлинных писателей-безумцев, способных пробудить спящие души обывателей. Но и этого оказалось мало. Необходим единый для всех лидер, новый пророк, мессия, наделенный властью. Пусть он будет юн и хорош собой, и мир полюбит его, как последнюю надежду. Конечно, за его плечом будут незримо стоять умнейшие люди мира, ему нужно будет лишь транслировать их решения. Но нужно кое-что еще. Ты ведь знаешь, не правда ли?

– Знаю, – усмехнулся Воронцов. – Нужны чудо, тайна и авторитет.

– Конечно! – Прайд, распахнув глаза, пару раз сомкнул ладони. – Гениальная подсказка гениального творца! Чудо обеспечат первенцы и другие невероятные порождения Института. Тайной станет само появление юного пророка-мудреца. За авторитет отвечаем мы, разработчики проекта.

– А роль Антихриста, как я понимаю, отводится вашему сыну?

Прайд едва заметно поморщился, но ответил:

– Разумеется. К этому мальчишку готовили с рождения, но он ничуть не больше готов к своей миссии, чем пойманный на улице малолетний хулиган. Впрочем, это не имеет никакого значения. Главное, он нагл и уверен в своей исключительности, но при этом все же приучен подчиняться и знает, что́ бывает за неповиновение. К сожалению, он не единственный кандидат на эту роль, хотя имеет преимущества: единственный русскоязычный. А социологи рассчитали, что новый пророк должен появиться именно в России, этому легко поверят – от России подсознательно такого и ждут. Так что можно понять мое разочарование: Кирилл пропал, необходимая группа первенцев под угрозой, пятый ребенок не найден, я могу лишиться всех разом.

– Мне жаль, – просто ответил Воронцов. – Хватило бы и того, что пропал ваш сын.

И снова прежняя гримаса, отчаянный скрип кресла под грузным телом.

– Давай сразу проясним кое-что, но надеюсь на конфиденциальность нашего разговора. Кирилл мне НЕ сын. В принципе у меня вообще никогда не могло быть детей, чем я весьма доволен, – я не чадолюбив. Но замысел требовал появления наследника, да и супруга нудила, и я обратился в Институт. В мальчишке нет моих генов – опять же мои крутолобые рассчитали, что носитель отчасти восточного типа внешности будет пользоваться бо́льшим успехом, нам еще исламский мир завоевывать. И, хоть я и прикидывался разъяренным, но именно по моему распоряжению генетический материал был разделен и использован для получения близнеца-первенца. Во многих ситуациях это будет полезно. И, кажется, такая ситуация может наступить довольно скоро.

Он встал, тяжело прошелся по комнате. Платон больше не задавал вопросов.

– Сколько мне удастся скрывать, что мой якобы сын бесследно исчез? – вслух размышлял Хозяин. – Если он просто сгинул во всей этой неразберихе – ну, неделю. Если его похитили, умертвили конкуренты – сведения могут просочиться в любой момент. Это неприятно. Скоро я жду важных гостей, которые захотят пообщаться с мальчиком. Мне придется использовать Магомета, а это проблематично. Мальчишка – полный неуч, мне придется придумывать причину, по которой он и рта не может открыть. Еще хуже то, что он неуправляем. Конечно, страх погубить своих друзей будет держать его в узде. Но это слабая узда: он не умеет по-настоящему бояться, ответственность для него – чисто умозрительная вещь. Поэтому мне придется держать кого-то из вас на прицеле, чтобы он был паинькой.

– Вы уверены, что это выход? – тщательно подбирая слова, спросил Платон. – Тем, кто похитил Кирилла, нет смысла его убивать. Да, они не могут просто предъявить его, ведь этим выдадут себя, наживут, догадываюсь, очень серьезных врагов. Но придумать некую комбинацию, чтобы обличить вас во лжи, едва вы покажете Маго, не так уж сложно.

Прайд тяжело поднялся на ноги, махнул рукой, будто отгонял назойливую муху.

– Ну, на их комбинацию мы придумаем не хуже, а вот они – ты прав – опасно засветятся. К сожалению, им в самом деле гораздо проще устранить Кирилла. Говорю, потому что на их месте сам бы так поступил.

Он подошел к двери, постоял спиной к Воронцову. Секунд через десять произнес невозмутимым, отчасти насмешливым голосом:

– А к детям пускать тебя я запретил не из-за Вики – на Институт я сильно надеюсь, профессора не посмеют меня разочаровать. Просто пока рассматриваю два варианта, и по одному из них малышей стоит оставить в первозданном состоянии, дикими и опасными. Для тебя же, юноша, тоже найдется работка: сейчас сюда принесут ноутбук с закачанными туда записями со всех городских камер. Таковых в проклятом городишке сыскалось немного, так что надежда невелика. Кроме того, там будут фотографии пары моих людей, которые, допускаю, успели уже кому-то продаться. Ты ведь сможешь просмотреть все записи и удержать в памяти всех, кто хоть немного похож?