Не родись стройняшкой

***

Оставшись одна, она все больше погружалась в свои невеселые мысли, от чего становилось все больнее и обиднее. И вот теперь, свернувшись комочком на кровати в их с Таней комнате, Соня ощущала себя так, будто действие обезболивающего препарата закончилось, и теперь она в полной мере испытывает то, как разрывается ее душа. Плакала в подушку, пытаясь хоть как-то заглушить всхлипы, которые не в силах остановить. Да и стоит ли? Не железная же, должна выпускать эмоции, а не держать в себе.

Точно, как тогда, когда не стало мамы. Тогда ей тоже необходимо было проплакаться, выплеснуть то огромное горе… А сегодня из ее жизни исчез и отец. Хотя… Был ли он когда-то? Не зря пришло в голову спросить о маме. Сколько Соня себя помнила, всегда как-то они с мамой в одной стороне, а отец — в другой.

Прокручивая картинки из прошлого, анализировала, как папа переживал потерю жены. Растерян был. Жаловался всем, что теперь у него на руках дочь осталась, злился. Соня даже иногда виноватой себя чувствовала. Отец угрюмым стал, раздражительным.

А потом появилась Ульяна… Вот с ней-то он и расцвел. Как мальчишка, прихорашивался на свидания. Всегда цветы покупал. Только и разговоров было, что про Улю. Да, с мамой Соня его таким никогда не видела. О нем мама заботилась, это было. А он к ней относился, как к Ульяне? Нет. И это не детская обида, это объективно. Потому и дочь любимой женщины для него всегда была важнее и значимее, чем своя, но от менее любимой, а то и вовсе…

От осознания всего этого внутри просто скручивало, жгло… А Соня все сильнее сжимала в руках уже растаявшую шоколадку. Съесть ее хотелось дико просто! Хоть немного успокоиться, опять обезболить ноющую рану в душе…

Начинала распечатывать упаковку и останавливалась. Вспоминала этот прием отца с пирожным — и противно становилось. С самого детства, выходит, он считал, что сладкое — это предел необходимого для дочери, ее слабость… Хотя она-то знала, что не сами конфеты ей нужны были, а те эмоции, которые она испытывала, потому что папа обратил на нее внимание. И сама на себя злилась из-за того, что начала есть всю эту гадость, напичканную сахаром, лишь бы подсластить свои будни. Ума не хватило раньше смириться с действительностью, махнуть рукой на отношение отца, быть жестче…

Зашлась в очередном приступе истерики. Пальцы аж болели от напряжения, но она держалась.

Неизвестно, сколько еще так мучилась бы, если бы не Татьяна, бурно вернувшаяся домой…

— Так, Солнце, — распахнув дверь в комнату, на ходу заговорила она, пылая от злости, — завтра же начинаем новую жизнь! О! Ничего себе ты тут потоп устроила… — заметив состояние подруги, сбросила обороты. — И сколько успела слопать? — кивнула на раздавленную шоколадку.

Соня, не в силах говорить, замотала головой.

— Не ела? — прищурила глаза Таня. — Прекрасно! И эту дай сюда! — подскочила к Соне, буквально разжимая ее пальцы, чтобы забрать сладость. — Запомни: с этой минуты стресс снимаешь иначе! — сотрясая отвоеванной шоколадкой над головой у Сони, серьезно заявила, а потом добавляя весомости словам, открыла окно и выбросила плитку.

Соня, смотрела, все еще содрогая от всхлипов, пытаясь понять, что нашло на подругу. Такой она Таню видела крайне редко. Прям еще чуть-чуть и начнет огнем дышать. Но пока не решалась спросить, с чем такое настроение связано.